Героиня романа, Елена Горбачевская, только что закончившая физический факультет Университета, попадает на работе более чем в неприятную ситуацию — получает сильнейший удар током. Однако Елена не погибает, а попадает в какие-то странные, непонятные миры, лишенные всех привычных очертаний. В частности, в одном из них перед ней как перед зрителем проходят эпизоды из ее жизни, и она должна догадаться, понять, что она в этом случае сделала правильно, а что — нет. В другом ей срочно приходится научиться летать. И, наконец, она попадает в совершенно фантастический мир, который является другой проекцией нашей, привычной Земли. Если допустить, что размерность мирового пространства гораздо больше, чем 3, то такое вполне может быть. Итак, этот мир населен очень милыми и обаятельными существами, целиком сотканными из чистой энергии и к тому же сплошь телепатами. Одна проблема — они имеют как бы общий единый разум, и поэтому их жизнь чрезвычайно бедна эмоциями. Поэтому сила эмоций обычных людей, таких, как героиня-недотепа, являются для них не только непостижимым явлением природы, но и возможностью спасти свой мир в минуту опасности. Изложенный сюжет здорово оживляют практически документальные и очень забавные сценки из жизни обычного советского НИИ эпохи поздней перестройки.
1
Понедельник… Мне иногда кажется, что в самом названии этого дня есть какая-то обреченность и безысходность. Что может быть хуже понедельника? Только понедельник где-нибудь в конце ноября — начале декабря, когда с затянутого грязной пеленой неба сыплется какая-то гадость, не то снег, не то дождь. Когда под ногами хлюпает и чавкает жидкое месиво, скопившееся на дорогах и тротуарах в невообразимом количестве по причине того, что коммунальные службы города тоже отдыхают в субботу и воскресенье. Когда наглая сырость проникает сквозь самую теплую одежду (даже если оная имеется).
Такие вот философские размышления занимали меня во время творческого процесса стояния на автобусной остановке. На часах было уже 12 минут девятого, а 37-й так и не появлялся. Никто никогда не задумывался над вопросом, что автобусы (а также троллейбусы, трамваи — в общем, весь наземный транспорт) — это те же птицы. Летом, когда тепло и хорошо, снуют себе взад-вперед, а как только приходят холода, пропадают куда-то. Наверное, улетают в теплые края. Хотя бы частично, как те грачи.
Может, какой не перелетный все-таки появится наконец из-за поворота? Я подошла к самому краю тротуара и, вытянув шею, вглядывалась сквозь сумеречную мглу в огоньки предыдущего перекрестка, когда какой-то придурок решил совершить обгон справа. Колеса смачно буксанули в коктейле из песка, соли, снега и воды, который взвился внушительным фонтаном. Успела отскочить. Спасибо, холодный душ я уже сегодня принимала, к тому же предпочитаю делать это без одежды, да и водичку люблю почище.
Четверть девятого. Ситуация становится критической. Интересно, кто сегодня на вахте? Если Миша, то слава Богу, он к Наташке не ровно дышит, так что на правах подруги я могу рассчитывать на некоторое снисхождение, да и вообще парень он не вредный, хоть и мент. Ну а если Усатый, то труба мое дело. Этого никогда ни в чем не убедишь. Поганцу доставляет просто-таки садистское удовольствие включить на всю катушку радио, и, как только диктор объявит радостным голосом, что московское время 8 часов 30 минут, стать стеной в проходе и отбирать у всех пропуска. Жалобы, упрашивания, слезы, сопли производят на него не большее впечатление, чем изложение теории относительности на корову, загородившую ворота. Нет, все-таки большее. Буренке по крайней мере теоретическая физика просто безразлична, этот же просто тащится, когда всякие там «умники» с учеными степенями или, по крайней мере, с высшим образованием, пресмыкаются и ползают на брюхе перед ним, простым советским парнем, сержантом милиции. Бдит, одним словом. Наша служба и опасна и трудна, как говорится.
Если заберет пропуск, народ съест меня с потрохами. В этом месяце уже три опоздания на лабораторию. Еще одно — и премии никому не видать, как своих ушей.
2
Полная темнота. Наверное, такая бывает смерть. Никто не удосужился поделиться со мной опытом. Вращение, вращение, вращение. Подумалось, хорошо, что уже умерла, иначе бы меня стошнило. Меня ведь даже в лифте укачивает. То есть укачивало. Но вот вращение прекратилось. Не осталось вообще никаких привычных ощущений. Я — никто. Я — нигде. И в то же самое время я — все, ощущаю каким-то непривычным образом всю Вселенную, а себя — ее частью, не обособленной маленькой частицей, а органичной структурой целого. Бесконечностью, которая является составной частью бесконечности. Я так стара, что помню рождение привычного мира, и в то же время чувствую, ощущаю предстоящее будущее. Вспомнилось школьное определение: «Материя вечна во времени и бесконечна в пространстве». Правду, оказывается, дедушка Ленин сказал! Или это не он сказал? Ладно, не важно, скоро встретимся, спрошу лично.
Что-то стало вокруг меня меняться. Не со мной, а именно вокруг. Пространство перестало быть однородным, появились какие-то потоки, вихри, шарообразные сгустки. Как будто оптический прибор навели на лучшую резкость, и стали видны более мелкие детали. То есть, конечно, не видны, по-прежнему глаза воспринимали только полную темноту, эти ощущения приходили прямо в мозг, минуя обычные человеческие рецепторы. Или не в мозг? У меня есть мозг или его у меня уже нет? Наверное, нет. Так забавно, меня это абсолютно не волнует. Структуру пространства я ощущала всей своей бесконечной сущностью, и это мое восприятие тоже постоянно изменялось, утоньшалось. Очертания сгустков становились менее расплывчатыми, и вот, сначала маленьким импульсом, а потом широкой, мягкой волной пришло ощущение исходящей от них энергии. Та часть меня-бесконечной, в которой сохранялись остатки меня-личности и которая, по-видимому, выполняла функции мозга, перегоревшего от напряжения в полторы тысячи Вольт, сделала вывод. Шары представляли собой энергетические концентраты, то есть были сгустками энергии, а потоки и вихри представляли собой время, перекрученное и переверченное во взаимодействии с энергией.
Энергетические структуры не висели неподвижно, они постоянно перемещались, вливались друг в друга, снова разделялись, взаимодействовали на расстоянии, выбрасывая что-то вроде узких протуберанцев. Временные потоки, при приближении к ним какого-либо сгустка, искривлялись, вытягивались, образуя узлы и петли, а при пересечении с энергетическими протуберанцами закручивались в вихри, всасывающие в себя и энергетические шары, и временные потоки, подобно гигантской воронке. Смешивая внутри себя в бешеном танце время и энергию, вихрь тянулся к другим структурам, рос, поглощая их. Наконец в пределах его досягаемости не осталось ни одного ощущаемого объекта, после чего воронка стала уменьшаться, опадать, втаскиваясь в собственное острие, которое в свою очередь разрасталось в энергетический сгусток невероятной мощности. Воронка всосалась внутрь молодого шара, который тут же выбросил пучок временных лучей, разлетевшихся в пространстве и продолживших этот невероятный танец. И снова пульсировали и разделялись шары, лучи завязывались в петли, их пожирали вихри, для того, чтобы родить вновь. То, что заменяло мне мозг в данных обстоятельствах, просто немо воспринимало, не в состоянии делать никаких выводов. Да, была бы крыша — точно бы уехала. Мертвые не только не потеют, но и не сходят с ума. Единственными чувствами, которые вызвали грандиозные вселенские катаклизмы, происходившие вокруг, были восхищение и любопытство.
Снова изменились мои ощущения. Стало уменьшаться, пропадать чувство единства со всей Вселенной, ощущение собственной бесконечности. Меня как будто что-то начало сжимать. По мере того, как моя структура уплотнялась, все меньше других объектов я ощущала, зато некоторые из них чувствовались гораздо сильнее и четче. Появилось понятие «близко» и «далеко». Меня как бы локализовывало, и пропадала связь с более далекими структурами этого странного мира. И, странное дело, по мере моей локализации менялось ощущение времени. Чем «ближе» находились ко мне сгустки, потоки и вихри, тем «медленнее» они видоизменялись.
Чем дальше, тем быстрее меня уплотняло. И вот, наконец, мелькнуло ощущение, весьма похожее на то, когда ты хорошо знаешь, где у тебя руки, ноги, прочие части тела. Тут же я почувствовала, как меня втягивает вихрь, который не спеша разрастался где-то рядышком, но до сей поры никак себя не проявлял по отношению ко мне. Похоже, видоизменение моей структуры прошло некоторую стадию, когда я стала «от мира сего», стала частицей этого странного мира, настолько непохожего на что-либо привычное, что я даже затрудняюсь подбирать слова для описания всего происходящего. Я представлялась себе неким комочком, который летит по кругу, точнее, по спирали, такой громадной, что вращение почти не чувствуется, только меняется структура пространства вокруг.