Когда Лидия с Митей вернулись с прогулки, то через распахнутые настежь двери гостиной увидели, что огромный дубовый стол уже накрыт. Он был уставлен деликатесами и украшен цветами и расточал бесподобный запах. Два специально вызванных из ресторана официанта расставляли приборы. Утром Лидия слышала, как хозяйка, приглашая гостей по телефону, обещала кулинарный сюрприз. И этим сюрпризом должно стать филе аллигатора. Наверное, оно вон на том большом блюде в обрамлении тонких полумесяцев зеленой фасоли и кружев зелени.

Лидию поражала тяга ее хозяйки ко всему экзотическому. Впрочем, потрясло ее и жилище Кусковых, когда она впервые переступила порог их квартиры: огромные окна, мраморные столы, уголки антикварной мебели, широкоэкранные японские телевизоры. Особенно впечатляющей была прихожая, похожая больше на холл фешенебельного ресторана: с зеркалами от пола до потолка, двумя напольными египетскими вазами с засушенными листьями папоротника, старинными часами с боем и изысканной люстрой в виде средневекового фрегата. Рассеивая мягкий свет вокруг себя, люстра-корабль отражалась в многочисленных зеркалах-стенах, и казалось, что вот-вот весь этот флот вместе с холлом отправится в далекое романтическое путешествие вслед за своим флагманом.

Полгода назад Лидию Терентьеву направила сюда на пробу фирма «Эгида», куда девушка попала после годичных курсов гувернанток. На пробу, потому что Елена Олеговна Кускова уже отказалась от услуг нескольких ранее присланных работниц. Об этой даме в фирме сложилось мнение как о высокомерной, капризной выскочке. До замужества Елена работала манекенщицей в Доме моделей, а теперь усиленно изображала потомственную аристократку. Лидию предупреждали, что и ей вряд ли удастся продержаться у Кусковых более недели. Но у нее сразу нашлись защитники в лице хозяина дома и пятилетнего Мити, с которым она быстро нашла верный тон — не столько няни или учительницы, сколько старшего товарища. Самые неприятные для Мити вещи — еду и ежедневные занятия — она превратила в игру. Через несколько дней малыш в ней души не чаял. И Елена, женщина отнюдь не глупая, предложила Лидии постоянно работать у них. Лидия уже успела привязаться к своему хоть и избалованному, но своеобразному и не по годам развитому воспитаннику и охотно согласилась.

Помогая Мите снять комбинезон, Лидия заметила, что в гостиной собрались первые гости. Несколько ярких длинноногих девиц (видимо, бывшие сослуживицы хозяйки по Дому моделей) с приклеенными улыбками рассматривали картины на стенах. Розовощекий и большеглазый Митя доверительно прошептал Лидии на ухо:

— Надоели эти гости. Особенно этот, противный. — Он сделал недовольную гримаску.

Утром они едва не опоздали на теннис. Лидия пыталась растормошить не желавшего просыпаться Митю, хотя у самой глаза слипались, от полубессонной ночи болела голова. Митя ворчал, что не хочет никуда идти и терпеть не может тенниса.

— Ты что? — уговаривала Лидия. — Будешь заниматься спортом — станешь сильным и красивым, как…

— Не хочу быть красивым, хочу быть богатым! — буркнул Митя, накрылся одеялом с головой и демонстративно засопел.

— Слушай, если не будешь таким букой, сходим сегодня в зоопарк. Потихоньку от мамы… — пошла на хитрость Лидия.

— А успеем? — Митя вскочил как ужаленный.

По понедельникам Лидия приезжала к Кусковым около девяти часов утра. Ее встречал Виталий Сергеевич, уже в костюме, при галстуке, любезно приглашал в столовую, где на небольшом столике дымились две чашечки кофе, стояла тарелка с разогретыми в микроволновой печи бутербродами, вазочки с десертом. Они не торопясь пили ароматный напиток, обмениваясь легкими, ничего не значащими словами. Банкир дорожил этими минутами, именуя их в шутку «затишьем перед боем», имея в виду изматывающий ритм своей работы. В самом деле, он возвращался домой только поздним вечером, осунувшийся, уставший до изнеможения, Лидия иногда подавала ему ужин, если оставалась в доме на ночь. Она сильно подозревала, что в остальные дни Кусков обходился вообще без ужина, угощаемый только сплетнями да жалобами на портних, парикмахерш и водителей.

Елена спала как минимум до полудня. Лидия успевала разбудить и накормить Митю завтраком, сходить с ним на уроки танца или занятия по теннису, встретить и проводить учителя английского языка, посещавшего своего маленького ученика трижды в неделю. И только когда наступало время Митиного обеда, госпожа Кускова появлялась в дверном проеме спальни в розовом полупрозрачном пеньюаре, потягиваясь с истинно кошачьей грацией.

— А не пора ли мне почистить перышки? — томно произносила она.

Под «чисткой перышек» подразумевалось пение в ванной обрывков каких-то арий под шум массажного душа, раскладывание нарядов на кроватях и пуфах в спальне да двухчасовое сидение перед зеркалом в «поисках лица».

В этот понедельник все было иначе. Не успела Лидия отвести руку от кнопки звонка, как дверь распахнулась. На пороге девушка увидела взбудораженную хозяйку, одетую, с легким, но вполне законченным макияжем на лице.

Трудно сказать, почему владельцы ресторана «Пьеро» выбрали такое экзотическое название. Может быть потому, что главным украшением полукруглого с колоннами зала была огромная мозаика, изображающая то ли Белого клоуна, то ли приятеля Буратино из известной сказки. Сделанный из блестящих кусочков разноцветной смальты, Пьеро сидел на земле, грустно опустив голову и вытирая слезы длинным рукавом рубахи. Мозаика служила задником небольшой сцене, где иногда выступали приглашенные на вечер вокально-инструментальные группы или отдельные исполнители. В остальное время из динамиков приглушенно звучала музыка. Сбоку от эстрады размещалась еще одна достопримечательность — огромный аквариум с живыми морскими раками. Уродливые создания размером с кошку таскали свои серо-зеленые панцири по дну, неслышно пощелкивая мощными клешнями. Аквариум и его обитатели играли чисто декоративную роль, хотя в числе фирменных блюд кухни «Пьеро» числились и модные в этом сезоне лобстеры.

Вдоль стены располагались столики, отделенные друг от друга невысокими, обитыми голубым плюшем перегородками. Таким образом получались маленькие уютные кабинки на четверых или шестерых гостей. По достоинству оценив удобство плюшевых перегородок, в «Пьеро» любили назначать романтические свидания или встречи с друзьями представители богемы или среднего бизнеса.

Входя в ресторан, Лидия трусила отчаянно. Она готова была воспользоваться малейшим поводом, любым незначительным препятствием, чтобы отказаться от своего предприятия и опрометью броситься назад, в кусковскую квартиру. Но дюжий охранник в сером костюме, едва взглянув на нее, услужливо отворил стеклянную дверь. Опытным глазом он отметил про себя неброское, но дорогое платье и явно настоящие бриллиантовые сережки. Проститутки одеваются обычно более ярко, но дешево.

Лидия перехватила взгляд, которым секьюрити скользнул по ее ушам, и все у нее внутри оборвалось. Вот сейчас он схватит ее за плечо накачанной рукой: «У кого украла сережки?!!» Ни жива ни мертва, она пробормотала заранее приготовленную фразу:

— Меня ждут…

С утра Елена ходила мрачнее тучи. Поначалу Лидии казалось, что хозяйка как-то подозрительно на нее поглядывает. Неужели догадывается о ее вчерашних похождениях? Или просто расстроена несостоявшейся местью Зернову?

Вчера Лидия вернулась вовремя, сразу переоделась, платье убрала в шкаф размером с небольшую комнату, сережки — в шкатулку. Вот только поцелуй Германа Лидия возвращать не собиралась. Он по праву принадлежал ей. Она и сейчас еще ощущала вкус того поцелуя, немного шершавые губы Германа, его горячий язык. По телу разливалась теплота, и это было очень приятно. Лидия пыталась отделаться от преследующего ее сладостного воспоминания — и не могла.

Девушка старалась выглядеть непринужденно и была особенно исполнительной. Даже вызвалась навести порядок в детской, пока Митя после завтрака занимался с учителем английского в кабинете Виталия Сергеевича. Собирая игрушки, Лидия замирала с мечтательной улыбкой на лице и в который раз мысленно возвращалась к событиям вчерашнего вечера. Она и страшилась того, что сделала, и гордилась этим. Она надеялась, что после полного провала тщательно спланированной операции у Елены пропадет охота досаждать Герману.

Но очень скоро Лидия убедилась, что Кускова не из тех, кто отступает, не добившись желаемого.

Хозяйка в своей комнате разговаривала по телефону с Анциферовым. Дверь была распахнута, и до Лидии доносились отдельные фразы.

Кипр показался Лидии солнечным раем, где бездонное солнце, небо не бывает пасмурным, а апельсиновые и лимонные деревья с оранжевыми и ярко-желтыми плодами растут прямо на улицах. Здесь все было другое: воздух, краски, люди.

Кусковы поселились в пятидесяти метрах от моря в двухэтажной вилле с тремя спальнями, гостиной, столовой, сауной и огромной кухней, на которой хозяйничал полный улыбчивый повар из местных, который заодно выступал и в роли садовника, ухаживая за маленьким садиком и газонами, сбегающими террасами к морю. Для Мити тут устроили качели и площадку для игры в кегли. Мальчик, правда, предпочитал охотиться за насекомыми и пресмыкающимися, чем вызывал бурное недовольство Елены. Всех этих ящериц, слизняков, кузнечиков она терпеть не могла.

День начинался со спуска к морю и утренней разминки. После завтрака — опять море, затем обед, отдых в саду. Вечером Елена с мужем уезжали в Никосию на скачки или в гости. А Лидия с Митей, оставшись вдвоем, обычно смотрели телевизор или читали.

Ночи здесь были черные и звездные. Лидия долго не могла заснуть — то ли из-за безумного стрекота цикад, то ли от огромного количества новых впечатлений, а скорее всего, из-за мыслей о Германе. Произошла странная вещь — она уехала, чтобы забыть Зернова, но с каждым днем все больше думала о нем. Если бы он был с ней тут под звездным небом! Они сидели бы у окна, слушали ночные звуки, любовались освещенным Ларнакским заливом, а потом… Лидия закрывала глаза, представляя себя в его объятиях. Она ощущала вкус его губ, и ей очень хотелось по-щенячьи лизнуть его в шею. Туда, где ямочка… В своих мечтах Лидия уносилась так далеко, что забывала, где находится. Окружающий мир словно переставал существовать.

— Лида, ты похожа на заколдованную принцессу, — сказал ей однажды на пляже Митя. — Я положил тебе на спину пучок мокрых водорослей, а ты даже не заметила.

Билет на поезд Лидия взяла с рук, бесполезно отстояв у кассы несколько часов. Легкость, с которой она выложила за него двойную цену, поразила даже продавца — небритую худощавую личность со следами нездорового образа жизни на лице. Получив сумму, затребованную явно с расчетом на желающих поторговаться, он мгновенно растворился в толпе. В другое время девушка поостереглась бы иметь дело с подобным типом, но сейчас она просто не замечала его, как не замечала грязи и духоты дополнительного «курортного» поезда. Ко всему прочему, поезд прибыл в Симферополь за полночь, так что Лидия вынуждена была провести остаток ночи в душном, переполненном людьми здании вокзала.

Первые троллейбусы — главное транспортное средство, связывающее Симферополь с Ялтой, — начинали ходить только в шесть утра. Лидия устроилась у окошка на одном из передних сидений и сразу отключилась от обычных дорожных забот и разговоров. Кто-то кого-то пытался выпроводить со своего места, кто-то возмущался ростом цен и правительством, кто-то успокаивал раскапризничавшегося ребенка. Лидии казалось, что все это происходит где-то в другом мире, откуда до нее долетают только отзвуки. Настоящим было сверкающее море за окном, буйная крымская зелень, серпантин дороги, петляющей между синих вершин. Именно так должен выглядеть мир, в котором существует их с Германом любовь. И не случайно именно здесь она разобьет наконец стеклянную стену лжи, стоящую между ними.

В гостинице выяснилось, что съемочная группа с самого раннего утра выехала на съемки. Лидия отнесла сумку к себе в номер и отправилась в Симеиз.

Снова автобус петлял по узкой горной дороге, снова кто-то ругал правительство и боролся за место. И снова Лидия не замечала ничего вокруг, вся отдавшись чувству трепетного ожидания. Скоро она увидит Германа! Она пыталась представить себе, как он выглядит, как удивится и обрадуется ее неожиданному появлению, что скажет. Сердце сбивалось с ритма и всю дорогу восторженно стучало: «Герман! Герман!»

На автобусной остановке Симеиза Лидия вынуждена была присесть, чтобы немного прийти в себя. Первый же прохожий охотно сообщил ей, что «кино снимают» внизу у скалы и что «там все время что-нибудь снимают, а уж Михаленко точно пасется каждое лето. В таком месте почему не снимать…». Не очень вежливо перебив своим «спасибо» монолог прохожего, девушка направилась по указанной дорожке, ведущей через небольшой парк. Длинный серо-зеленый зуб скалы, торчащий прямо из моря, она заметила издалека. Огромные валуны, словно насыпанные каким-то великаном, соединяли скалу с берегом. Маленькие, похожие на муравьев, люди карабкались на вершину по выдолбленным в могучем боку ступенькам. Зрелище было величественное. Лидия припомнила, что действительно видела этот пейзаж в нескольких фильмах.

Номер в гостинице больше не казался Лидии милым и уютным. Она заметила, что на тумбочке вся полировка покрылась трещинами и облупилась, на голубой занавеске — жирное пятно, и паркет не покрывали мастикой лет десять. Вид из окна тоже не радовал глаз — так, жалкий клочок моря в просвете между пыльными деревьями и раскаленными крышами.

Лидия присела на скрипучую кровать, вытерла ладонью вспотевший лоб. Она почувствовала, что очень устала.

«Зачем я приехала сюда? Могла бы еще две недели жить на берегу Средиземного моря, в роскошной вилле. Нет, променяла комфорт на этот обшарпанный гостиничный номер. Какой здесь отдых?»

Невидимый оппонент безмолвно возразил: «Ты приехала не ради отдыха, а ради человека».

«Но этот человек, как выяснилось, не хочет меня знать. Просто в упор не видит. Только вдали от дома, на сказочном острове, можно было вообразить себе, что Герман страдает, что жить без меня не может. Нужно же было так потерять голову!»

Утром Лидия обнаружила, что баррикада не разрушена. Дверь была отперта, и ключ торчал в двери снаружи.

Сегодня снимали небольшой эпизод на мосту у горной реки. Лидия немного освоилась на съемочной площадке, поболтала с гримершами, с бородатым, похожим на Карла Маркса оператором. Но чувство тоскливого одиночества не проходило.

Герман продолжал говорить ей колкости. Лидия всем своим видом показывала, что защищена броней равнодушия и презрения. Сегодня дублер главному герою не требовался, зачем Герман притащился на съемки? Загорать? Пить пиво? Или сознательно изводить ее, Лидию?

Ей снова нестерпимо захотелось все бросить и уехать. Во время перерыва она решилась подойти к Кристине и попросить о помощи. Та с удивлением посмотрела на нее сквозь солнцезащитные очки.

— Твой эпизод сегодня доснимут, и ты свободна.

Темное купе. Синяя лампочка под потолком. Перестук колес. Кто много ездит в поездах, тот знает, что уже через несколько минут после отправления он перестает раздражать, становится неслышным. Под него хорошо думается, вспоминается.

В голосе Германа тоже есть металлические нотки, даже когда он говорит о чувствах, о чем-то интимном, вдруг пришло в голову Лидии.

«Я всегда предпочитал правду. Любую — горькую, страшную, но правду…»

«Вот вы, вот я — мужчина и женщина, которые нужны друг другу, которых влечет друг к другу с первой встречи. Что нам мешает быть вместе? Что?!»

«Скажи, что не любишь меня! Скажи, что я тебе противен! Ты молчишь! Значит, все остальное неважно…»