Элизабет Уорлегган родила своего первенца от второго брака в Тренвит-хаусе, в середине февраля 1794 года. Событие сопровождалось определенным напряжением и беспокойством.

Элизабет с новым мужем достигли взаимопонимания и пришли к общему мнению, что ребенок должен родиться в городе, под пристальным вниманием докторов. Труро еще на протяжении нескольких месяцев оставался очагом инфекционных заболеваний, сначала, вплоть до самого Рождества, свирепствовала дизентерия, а позже ее сменили грипп и корь. Для спешки не было причин. Доктор Бенна, который каждую неделю навещал пациентку в Труро, заверил, что торопиться некуда.

Возможно, все бы случилось иначе, однако в четверг, тринадцатого числа, по пути в свою комнату Элизабет внезапно поскользнулась и упала. Прекрасная мраморная лестница из просторного зала поднималась в мрачный коридор в стиле Тюдоров, пролет из пяти ступеней вел в две главные спальни особняка. Элизабет оступилась и скатилась вниз с самого верха. В тот момент никого поблизости не оказалось, к счастью, две служанки услышали крик и шум, и вот уже одна из них понеслась по коридору с еще теплой сковородкой в руке и наткнулась на лежащую у подножья лестницы хозяйку, похожую на сорванный цветок.

В тот же миг в доме началась паника. Известие застало Джорджа в зимней гостиной, он примчался и, едва дыша, поднял находящуюся без сознания жену и отнес в спальню. Доктор Энис все еще находился в плавании, единственным доктором в пределах досягаемости был старый Томас Чоук, и, за неимением лучшего, решили позвать его, а тем временем слугу галопом послали за доктором Бенной.

Одним ветреным мартовским утром два молодых человека тяжелой поступью брели по дороге, по которой обычно таскали грузы мулы, шли они мимо подъемника и заброшенных строений шахты Грамблер. В тот день облака висели над землей особенно низко, вот-вот мог начаться ливень, а завывающий ветер дул преимущественно с запада. Среди скал то и дело проглядывало неспокойное море, покрытое белой пеной, а над скалами плыл туман.

Возле шахты виднелась дюжина домов, которые, несмотря на плачевное состояние, были всё ещё заселены. Рабочие строения шахты, построенные не из камня, уже развалились, но большая часть копра

[6]

и три подъемника уцелели. Шахту Грамблер, от которой зависело благосостояние Полдарков, не говоря уже о трех сотнях шахтеров и дробильщиков, закрыли уже шесть лет назад, и никто уже не надеялся, что её когда-нибудь снова запустят. Картина была поистине удручающей.

— Всё по-прежнему, Дрейк, сказал старший из молодых людей. — В Иллаггане осталась только одна открытая шахта. Печально. Но мы не должны поддаваться унынию. Господь Всемогущий нас испытывает.

— Мы правильно идем? — спросил Дрейк. — Я никогда здесь не бывал. Или бывал? Не помню.

К двери Киллуоррена подъехал высокий мужчина лет сорока с узким благородным лицом. Спешившись, он позвонил в колокольчик. На нем был пошитый у дорогого портного коричневый нанковый костюм для верховой езды, начищенные до блеска сапоги темно-коричневого, почти черного цвета, и черный шелковый галстук. Уголки воротничка торчали вверх по обеим сторонам лица. Он был гладко выбрит и не носил парика — у него были темные волосы с проседью на висках.

Завидев слугу, он попросил встречи с мистером Рэем Пенвененом.

— Хозяин очень плох, сэр, — ответил слуга. — Будьте добры, сэр, сюда, пожалуйста. Как о вас доложить?

— Мистер Анвин Тревонанс.

Май выдался ветреным и промозглым. Демельза уже забыла, когда в последний раз видела такой май, каким он должен быть: когда искрящийся солнечный свет и ласкающий бриз окутывают полуостров, предвещая блаженный летний штиль; когда цветы безмятежно распускают бутоны, а солнце весь день согревает плечи, куда бы ты ни направился. В прошлом году погода была такая же: дождь и ветер почти не отступали. Выдалась лишь краткая передышка в череде тусклых зябких дней, когда она ходила на бал в Уэрри-хаус (само воспоминание об этом было невыносимо). В позапрошлом мае состоялся прием у Тревонансов, где все ждали объявления помолвки Анвина и Кэролайн Пенвенен, но так и не дождались. Тогда погода тоже была серой и промозглой.

За год до этого Росс и Фрэнсис решили снова открыть шахту Уил-Грейс; тогда же Росс встретил Джорджа Уорлеггана на постоялом дворе «Красный лев», где после небольшой перепалки скинул Джорджа через перила… И она была беременна Джереми… Демельза помнила бесконечные завывания ветра.

Сейчас она снова беременна, но пока что без труда хранит этот секрет ото всех, кроме Росса. И сейчас они уже так богаты, что могут позволить себе столько угля для камина, сколько захотят. И собираются отремонтировать старую ветхую библиотеку, где она начинала играть на спинете, подбирая ноты. А ремонтировать будет ее младший брат Дрейк, умелый парень, ловко управляющийся с пилой и рубанком. А Сэм работает на шахте, правда, не как вольный рудокоп, сдельщиком: он расчищает проходки на глубину в сажень, и качество руды никак не влияет на его жалованье. Такая работа не столь прибыльна, как у вольных рудокопов, но зато стабильна, в то время как заработок вольных — это постоянная лотерея. У Сэма есть деньги, чтобы позаботиться о теле, и остается время, чтобы подумать о душе.

Сэму и Дрейку предложили снять комнату у старой тетушки Бетси Триггс, но они попросили разрешения поселиться в коттедже Риc на холме и отремонтировать его. Этот глинобитный домишко когда-то своими руками построил Марк Дэниэл для своей красавицы жены, которую теми же руками задушил несколько месяцев спустя. Крыша давно провалилась, да и остальное, возведенное в такой спешке, не устояло перед ветрами и непогодой. Жители Меллина и Марасанвоcа не осмеливались подходить к этому дому после заката. Поговаривали, что из окна дома до сих пор выглядывает бледное лицо Карен с разбухшим языком и налитыми кровью глазами. Но братьев Карн этим не напугаешь. Как сказал Сэм, ничто не может навредить душам людей, нашедших прибежище от происков Сатаны в совершенной любви Иисуса.