Эта новаторская книга, написанная теоретиком психологии с мировым именем, представляет новую терапевтическую модель и революционную карту сознания, которая объясняет наши взгляды на развитие, поведение, личность и взаимосвязь сознания и тела.
Часть I. ВЫЗОВ НЬЮТОНОВСКОЙ ВСЕЛЕННОЙ
ПРОРЫВ К НОВЫМ ИЗМЕРЕНИЯМ СОЗНАНИЯ
В
течение трех последних десятилетий современная наука представила нам новые проблемы и новые открытия, которые заставляют думать, что человеческие возможности далеко превосходят даже самые смелые из наших прежних представлений. В ответ на эти проблемы и открытия исследователи самых разных направлений и дисциплин общими усилиями открывают перед нами совершенно новую картину человеческого бытия, и, в особенности, природы человеческого сознания.
Так же, как в свое время открытие Коперника, что Земля — вовсе не центр Вселенной, перевернуло мир с ног на голову, новейшие открытия исследователей всего мира заставляют нас серьезнее задуматься над тем, что мы представляем из себя физически, умственно и духовно. Мы наблюдаем появление нового понимания психики и, вместе с ним, удивительного мировоззрения, соединяющего последние достижения на переднем крае науки с мудростью древнейших человеческих сообществ. В результате все новых успехов нам приходится пересматривать буквально все наши представления, подобно тому, как это происходило в ответ на открытия Коперника почти пятьсот лет назад.
Вселенная как машина: Ньютон и западная наука
Главное, что отличает мощный сдвиг в мышлении, произошедший в течение двадцатого столетия, так это полный пересмотр понимания физического мира. До возникновения теории относительности Эйнштейна и квантовой физики мы были твердо убеждены в том, что Вселенная состоит из плотной материи. Мы думали, что основу материальной Вселенной образуют атомы, и считали их сплошными и неразрушимыми. Эти атомы существовали в трехмерном пространстве, и их движения подчинялись определенным неизменным законам; в соответствии с этим, материя эволюционировала упорядоченным образом, двигаясь от прошлого, через настоящее, к будущему. С этой надежной детерминистской точки зрения, мы рассматривали Вселенную как гигантскую машину, и были уверены в том, что придет день, когда мы откроем все законы, управляющие этой машиной, и, таким образом, сможем в точности воссоздавать все, происходившее в прошлом, и предсказывать все, что случится в будущем. Как только эти законы будут открыты, мы обретем власть над всем окружающим миром. Некоторые даже мечтали, что когда-нибудь мы будем способны порождать жизнь, смешивая соответствующие химические вещества в пробирке.
В этой модели Вселенной, разработанной ньютоновской наукой, жизнь, сознание, люди и творческий разум считались побочными продуктами, случайно развившимися из непостижимого скопления материи. И какими бы сложными и удивительными мы ни были, нас, людей, тем не менее, рассматривали, по существу, как материальные объекты — не более, чем высокоразвитые животные или мыслящие биологические машины. Наши границы определялись поверхностью кожи, а сознание виделось не более чем продуктом мыслительного органа под названием мозг. Все, что мы думали, чувствовали и знали, основывалось на информации, которую мы получали с помощью органов чувств. По логике этой материалистической модели, человеческое сознание, интеллект, этика, искусство, религия и сама наука рассматривались как побочные продукты материальных процессов, происходящих в мозге.
Разумеется, мнение, что сознание и все его проявления берут свое начло в мозге, не было полностью лишено оснований. Многочисленные клинические и экспериментальные наблюдения указывают на тесную связь между сознанием и определенными нейрофизиологическими и патологическими состояниями, такими, как инфекции, травмы, интоксикации, опухоли и кровоизлияния в мозг Ясно, что все это, как правило, сопровождается заметными изменениями в сознании. В случае опухолей мозга, нарушение функций (потеря речи, координации движений и т. д.) может помочь точно определить, в каком месте поврежден мозг.
Подобные наблюдения не оставляют ни тени сомнения в том, что наши психические функции связаны с биологическими процессами в мозге. Однако это не обязательно означает, что сознание рождается в мозге. Это заключение, сделанное западной наукой, представляет собой не научный факт, а метафизическое допущение, и, безусловно, можно предложить другую интерпретацию тех же самых данных. Проведем аналогию: хороший телевизионный мастер, взглянув на конкретные искажения изображения или звука в телевизоре, может точно сказать, что в нем неисправно, и какие части нужно заменить, чтобы он снова хорошо работал. Никто не увидел бы в этом доказательства того, что телевизор сам отвечает за программы, которые мы видим, когда его включаем. Однако, именно такого рода довод механистическая наука предлагает как «доказательство», что сознание производится мозгом.
Сознание и космос: наука открывает разум в природе
По мере развития исследований сверхмалого и сверхбольшого — субатомных сфер микромира и астрофизических сфер макромира — современные физики вскоре поняли, что некоторые из основных ньютоновских принципов имеют серьезные ограничения и недостатки. В середине ХХ века выяснилось, что атомы, которые ньютоновские физики некогда считали неразрушимыми элементарными кирпичиками материального мира, на самом деле состоят из еще более мелких элементарных частиц — протонов, нейтронов и электронов. Позднее, исследования обнаружили буквально сотни субатомных частиц.
Вновь отрытые субатомные частицы демонстрировали странное поведение, которое ставило под сомнение ньютоновские принципы. В одних экспериментах они вели себя как материальные частицы, а в других, казалось, обладали волновыми свойствами. Это явление стало известно как «квантово-волновой парадокс». На субатомном уровне наши старые определения материи сменялись статистическими вероятностями, описывающими ее «тенденцию существовать», и, в конечном итоге, старые определения материи полностью исчезали в так называемом «динамическом вакууме». Это исследование микромира вскоре открыло тот факт, что Вселенная, которая в повседневной жизни кажется нам состоящей из плотных, отдельных объектов, в действительности представляет собой сложную сеть событий и взаимосвязей. В этом новом контексте сознание не просто пассивно отражает объективный материальный мир — оно играет активную роль в создании самой реальности.
В научных исследованиях астрофизической сферы обнаруживаются столь же поразительные откровения. Например, в теории относительности Эйнштейна пространство не трехмерно, время не линейно, и они существуют не как отдельные сущности, а объединены в четырехмерный континуум, именуемый «пространством-временем». При подобном взгляде на Вселенную то, что мы некогда воспринимали как границы между объектами и различия между материей и пустым пространством, теперь сменяется чем-то новым. Вместо совокупности отдельных объектов и пустых промежутков между ними, вся Вселенная видится как одно непрерывное поле переменной плотности. В современной физике материя становится равнозначной и взаимозаменяемой с энергией. В свете этого нового мировоззрения, сознание рассматривается как неотъемлемая часть вселенской ткани и, безусловно, не сводится к деятельности нашего мозга. Как сказал британский астроном Джеймс Джинс около шестьдесяти лет назад, Вселенная современной физики гораздо больше похожа на великую мысль, чем на гигантскую сверхмашину.
Итак, теперь мы имеем Вселенную, которая представляет собой не скопление ньютоновских объектов, а бесконечно сложную систему колебательных явлений. Эти колебательные системы обладают такими свойствами и возможностями, которые даже не снились ньютоновской науке. Одно из самых интересных свойств такого рода можно описать по аналогии с явлением голографии.
Голография и скрытый порядок
Голография — это фотографический процесс, в котором лазерный когерентный свет с одной и той же длиной волны используется для создания трехмерных изображений в пространстве. Голограмма, которую можно сравнить с фотографическим слайдом, с которого мы проецируем изображение, представляет собой запись картины интерференции двух половин лазерного луча. После того как луч света разделяют с помощью полупрозрачного зеркала, одну его половину (называемую опорным лучом) направляют на эмульсионный слой фотографической пластинки, а другая половина (называемая рабочим лучом), попадает на пластинку, предварительно отразившись от фотографируемого объекта. Информация от этих двух лучей, требуемая для воспроизведения трехмерного изображения, «свернута» в голограмме таким образом, что распределяется по всем ее участкам. В результате, когда голограмму освещают лазером, из любой ее части можно «развернуть» полное трехмерное изображение. Можно разрезать голограмму на много кусочков, и все равно, каждая часть будет способна воспроизводить изображение целиком.
Это открытие принципов голографии стало важной частью научного мировоззрения. Например, Дэвида Бома — выдающегося физика-теоретика и бывшего сотрудника Эйнштейна — голография вдохновила на создание такой модели вселенной, которая способна объяснить многие парадоксы квантовой физики. Он предположил, что мир, воспринимаемый нами посредством органов чувств и нервной системы, с помощью научных приборов или без них, представляет собой лишь крошечный фрагмент реальности. Все воспринимаемое нами Бом называет «развернутым» или «явным порядком». Эти восприятия возникли в виде особых форм из гораздо большей матрицы, которую он назвал «свернутым» или «скрытым» порядком. Иными словами, то, что мы воспринимаем как реальность, подобно проекции голографического изображения. Большую матрицу, из которой проецируется этот образ, можно сравнить с голограммой. Однако, представленная Бомом картина скрытого порядка (аналогичного голограмме) описывает уровень реальности, недоступный для наших органов чувств или для непосредственного научного исследования.
В своей книге
По мнению Бома, теория голографии иллюстрирует его идею о том, что энергия, свет и материя состоят из интерференционных паттернов, несущих в себе информацию о всех других волнах света, энергии и материи, с которыми они прямо или косвенно соприкасались. Таким образом, каждая частица энергии и материи представляет микрокосм, свернувший в себя целое. Жизнь больше нельзя понимать в терминах неодушевленной материи. И материя, и жизнь — это абстракции, извлеченные из холодвижения, как неделимого целого, но они никогда не могут быть отделены от этого целого. Аналогичным образом, и материя, и сознание представляют собой аспекты одного и того же неделимого целого.
В поисках скрытого порядка
Откровения, касающиеся ограниченности ньютоновской науки и насущной необходимости более широкого мировоззрения, появились практически во всех отраслях знаний. Например, Грегори Бэйтсон, один из самых оригинальных теоретиков нашего времени, бросил вызов традиционным представлениям, продемонстрировав, что все границы в мире иллюзорны, и что умственная деятельность, которую мы обычно приписываем исключительно людям, встречается в природе повсюду, включая животных, растения и даже неорганические системы. В своем высоко творческом синтезе кибернетики, теории информации и теории систем, антропологии, психологии и других областей науки он показал, что разум и природа составляют неделимое единство.
Британский биолог Руперт Шелдрейк выступил с резкой критикой традиционной науки, предложив взглянуть на проблему еще под одним углом. Он обратил внимание на тот факт, что в своих целеустремленных поисках «энергетической причинности» западная наука пренебрегла проблемой формы в природе. Он указал, что изучение одной лишь материи не в большей степени способно объяснить, почему в природе существуют порядок, форма и смысл, чем осмотр строительных материалов собора, замка или жилого дома может объяснить конкретные формы этих архитектурных сооружений. Шелдрейк высказал предположение, что формы в природе управляются тем, что он назвал «морфогеническими полями», которые современная наука не способна обнаружить или измерить. Это означало бы, что все научные исследования прошлого полностью пренебрегали измерением, которое абсолютно необходимо для понимания природы реальности2.
Общий момент всех этих и других новых теорий, предлагающих альтернативы ньютоновскому мышлению, состоит в том, что они рассматривают сознание и творческий разум не как производные материи — точнее говоря, нерофизиологических процессов в мозге — а как важные изначальные атрибуты всего сущего. Исследование сознания, некогда считавшееся лишь бедным родственником естественных дисциплин, быстро становится центром внимания науки.
Часть II. ПЕРИНАТАЛЬНЫЕ МАТРИЦЫ — ВЛИЯНИЯ, ФОРМИРУЮЩИЕ ЧЕЛОВЕЧЕСКОЕ СОЗНАНИЕ В ПЕРИОД ВНУТРИУТРОБНОЙ ЖИЗНИ И В ПРОЦЕССЕ РОЖДЕНИЯ
ПОЛНОТА БЫТИЯ И АМНИОТИЧЕСКАЯ ВСЕЛЕННАЯ — БПМ-I
М
ужчина тридцати с лишним лет, психиатр по профессии, под руководством психотерапевта и опытной медсестры вошел в измененное состояние и медленно, но верно продвигался в мир, существующий в глубочайших тайниках его сознания. Сначала он не замечал никаких серьезных изменений в восприятии и эмоциях — были лишь едва заметные физические симптомы, которые навели его на мысль, что он, возможно, заболевает гриппом. Он ощущал недомогание, озноб, странный и неприятный вкус во рту, легкую тошноту и дискомфорт в кишечнике. По телу волнами пробегала легкая дрожь, заставляя подергиваться разные мышцы, и он начал покрываться потом.
Он начал испытывать нетерпение, убежденный, что ничего особенного не происходит, а вот он, судя по всему, подхватил грипп. Пожалуй — думалось ему, он выбрал неподходящее время для этой работы, поскольку явно заболевает. Он решил закрыть глаза и более внимательно сосредоточиться на своих ощущениях.
Едва закрыв глаза, он тут же почувствовал, что переходит на совершенно иной и более глубокий уровень сознания, который был для него абсолютно новым. У него возникло странное ощущение, будто он уменьшился в размерах и его голова значительно больше туловища и конечностей. И затем он осознал, что то, чего он поначалу испугался, приняв за надвигающийся грипп, теперь превратилось в целый комплекс отравляющих влияний, угрожающих ему — но не взрослому человеку, а эмбриону! Он чувствовал, что подвешен в жидкости, содержащей какие-то вредные вещества, которые поступали в его тело через пуповину и, несомненно, были ядовитыми и враждебными. Он мог ощущать вкус этих отвратительных веществ — странное сочетание йода и разлагающейся крови или протухшего бульона.
По мере того, как все это происходило, его взрослая часть — та часть, что была специалистом-медиком и всегда гордилась своим строго научным мировоззрением — наблюдала за эмбрионом как бы со стороны. Жившему в нем ученому-медику было известно, что атаки токсинов на этой крайне уязвимой стадии жизни исходят от материнского тела. Время от времени он мог различать эти вредные вещества: иногда ему казалось, что это какие-то специи или другие пищевые ингредиенты, не подходящие для зародыша, иногда — сигаретный дым, который, должно быть, вдыхала его мать, а порой и алкоголь. Он также начал осознавать эмоции своей матери как своего рода химическую субстанцию ее тревоги в один момент, гнева в другой, чувств, связанных с беременностью и даже сексуального возбуждения.
ИЗГНАНИЕ ИЗ РАЯ
В
скоре после начала сеанса, он обнаружил, что входит в безоблачный мир удовлетворенного младенца. Все его восприятия, чувства и ощущения были младенческими. Переживание было невероятно реальным и достоверным; у него даже появились слюноотделение и отрыжка, а его губы непроизвольно делали сосательные движения. Время от времени это перемежалось со сценами из взрослого мира, большинство из которых были полны напряженности и конфликтов. Контраст между незатейливым миром ребенка и трудностями зрелого возраста был мучительным и, казалось, соединял его со страстным желанием вернуться в свое первоначальное младенческое бытие. Он видел сцены религиозных и политических собраний, где толпы людей искали утешения в различных организациях и идеологиях. Внезапно он понял, что они в действительности ищут: они были движимы внутренней тоской и тем же страстным желанием, которое испытывал он по отношению к первоначальному переживанию океанического блаженства, познанному им в чреве матери и у ее груди.
Окружающая атмосфера казалась ему все более зловещей и полной скрытых опасностей. Он чувствовал, что вся комната как бы начала вращаться, и его затягивает в самый центр угрожающего водоворота. Это заставило его вспомнить бросающее в дрожь описание сходной ситуации в рассказе Эдгара По «Низвержение в Мальстрем». При виде предметов обстановки, которые казались летающими в воздухе вокруг него, ему пришел в голову еще один литературный образ — циклон из
«Волшебника страны Оз»
Фрэнка Баума, уносящий Дороти прочь от однообразной жизни в Канзасе в путешествие, полное удивительных приключений. Он ничуть не сомневался, что его переживание имеет нечто общее и с вхождением в кроличью нору из «Алисы в Стране Чудес», и с великим трепетом ожидал, какой мир он найдет по ту сторону зеркала. Казалось, над ним смыкается вся Вселенная, и он ничего не может сделать, чтобы остановить это апокалиптическое поглощение.
Погружаясь все глубже и глубже в лабиринт своего бессознательного, он ощутил приступ страха, переходящего в панику. Все становилось мрачным, гнетущим и пугающим. Казалось, на него наваливается тяжесть всего мира, невероятное гидравлическое давление, угрожающее расколоть его череп и превратить его тело в крошечный плотный шарик. Ощущаемый им дискомфорт превратился в боль, а боль переросла в агонию; муки усилились до такой степени, что каждая клетка его тела чувствовала, будто ее вскрывают дьявольской бормашиной1.
БОРЬБА СМЕРТИ И ВОЗРОЖДЕНИЯ — БПМ-III
Х
отя, в действительности, он не мог ясно видеть родовой канал, он ощущал его сокрушительное давление на голову и все тело, и каждой своей клеткой знал, что вовлечен в процесс рождения. Напряжение достигало таких масштабов, что он даже не представлял, что человек способен это выдержать. Он испытывал неумолимое давление на лоб, виски и затылок, словно оказался в стальных тисках. Напряжение в его теле также вызывало ассоциации с грубой механической обработкой; ему казалось, что его пропускают через чудовищную мясорубку или через гигантский пресс с зубцами и цилиндрами. У него в уме промелькнул созданный Чарли Чаплиным образ человека — жертвы мира технологии из фильма
«Новые времена»
. Казалось, через его тело проходят невероятные количества энергии, которые накапливаются и высвобождаются в виде мощных разрядов.
Он испытывал удивительное смятение чувств. Он задыхался, был испуганным и беспомощным, но также ощущал ярость и странное сексуальное возбуждение. Еще одним важным аспектом его переживания было чувство полнейшего замешательства. Ощущая себя младенцем, поглощенным жестокой борьбой за выживание, и осознавая, что он вот-вот родится на свет, он также переживал себя своей разрешающейся от бремени матерью. Интеллектуально он знал, что, будучи мужчиной, он никогда бы не мог рожать, однако чувствовал, что каким-то образом пересек этот барьер, и невозможное стало реальностью. Несомненно, он соприкоснулся с чем-то изначальным — с древним женским архетипом рожающей матери. Образ его тела включал в себя большой живот беременной женщины, а также женские половые органы со всеми нюансами биологических ощущений. Он был расстроен своей неспособностью отдаться этому стихийному процессу — дать рождение и родиться самому, освободиться и освободить ребенка.
В глубинах его психики открылся гиганский источник чудовищной агрессии, как будто скальпель космического хирурга внезапно вскрыл абсцесс зла. Им овладевал оборотень или берсерк; доктор Джекил превращался в мистера Хайда. Подобно тому, как раньше он не мог провести различие между рождающимся ребенком и рожающей матерью, теперь он видел множество образов, в которых убийца и жертва были представлены в одном лице. Он был беспощадным тираном, диктатором, подвергающим своих подданных немыслимым жестокостям, но, в то же время, он был революционером, ведущим яростную толпу на свержение тирана. Он был бандитом, хладнокровно совершающим убийства и полицейским, убивающим преступника именем закона. В один момент он переживал ужасы фашистских концлагерей. Открыв глаза, он увидел себя офицером СС. У него возникло глубокое ощущение того, что он — нацист и он — еврей были одним и тем же человеком. Он мог ощущать в себе Гитлера и Сталина и чувствовать полную ответственность за все злодеяния человеческой истории. Он видел, что проблема человечества заключается не в существовании жестоких диктаторов, а в этом Скрытом Убийце, которого каждый из нас может найти, поглубже заглянув в собственную душу.
Затем это переживание качественно изменилось и достигло мифологических масштабов; вместо зла человеческой истории он ощутил атмосферу колдовства и присутствие демонических элементов. Его зубы превратились в длинные клыки, наполненные каким-то таинственным ядом, и он обнаружил, что летит в ночи на больших, как у летучей мыши, крыльях, подобно зловещему вампиру. Вскоре это переживание сменилось дикими, возбуждающими сценами ведьмовского шабаша. Казалось, что в этом мрачном чувственном ритуале всплывали на поверхность, переживались и воплощались все обычно запрещенные и вытесненные побуждения. Хотя его переживания постепенно утрачивали демоническое качество, он продолжал испытывать огромное сексуальное возбуждение и был вовлечен в бесконечные немыслимые оргии и сексуальные фантазии, в которых играл сразу все роли. На протяжении всех этих переживаний он продолжал одновременно быть ребенком, проталкивающимся через родовой канал, и рожающей матерью. Ему стало совершенно ясно, что секс и рождение глубоко связаны друг с другом, и что существуют важные ассоциации между сатанинскими силами и ситуацией в родовом канале.
ПЕРЕЖИВАНИЕ СМЕРТИ И ВОЗРОЖДЕНИЯ — БПМ-IV
О
н начал испытывать сильное замешательство. По нему проходили волны жара, и он вспотел. Он начал дрожать и чувствовать тошноту. Он вдруг оказывался на вершине «американских горок», постепенно двигаясь к краю, затем терял контроль и устремлялся вниз. Ему пришла в голову аналогия: это было все равно, что глотать динамитную шашку с зажженным запалом. Шашка вот-вот должна взорваться, а он ничего не может сделать. Это ему совершенно неподвластно.
Последним, что он мог вспомнить, срываясь с края «американских горок», был грохот музыки, звучавшей с такой силой, словно она исходила из миллиона наушников. Его голова была огромной, и он чувствовал, будто у него тысяча ушей, в каждом из которых раздается разная музыка. Это было величайшее замешательство, которое ему когда-либо доводилось испытывать. Он умирал прямо здесь, и ничего не мог с этим поделать. Единственное, что ему оставалось, — идти навстречу этому. До него донеслись слова «
верь и подчинись
», и вдруг, подобно вспышке, он ощутил, что больше не лежит на кушетке и не имеет своей обычной личности. Перед ним начали разворачиваться сразу несколько сцен.
В первой сцене он погружался в болото, заполненное отвратительными существами. Эти существа приближались к нему, но не могли до него добраться. Лучше всего он мог описать эту «поездку по американским горкам» и полную потерю контроля, сравнивая ее с ходьбой по чрезвычайно скользкой поверхности. Сначала, должно быть, была какая-то твердая поверхность, а затем все становилось нетвердым, скользким и было не за что ухватиться; он падал, погружаясь все дальше и дальше в забвение. Он умирал.
Вдруг он оказался посреди площади средневекового города. Площадь была окружена фасадами готических соборов. Он видел, как все фигуры, венчающие карнизы, горгульи, животные, люди, полулюди-полуживотные, дьяволы и духи, казавшиеся ему сошедшими с полотен Иеронима Босха — выходили из своих соборных ниш. Они шагали ему навстречу!
