…Онтон был местный, а еврей в коже — пришлый, и менять одно суеверие на другое резонов не видели.

Но резоны появились. Верить Онтону и не вдруг стало накладно. А потому как сомневались раньше, он не перечил, а власть потребовала веры другой, да так настойчиво, что кому аукнулось, кому икнулось, но загрустили все… то…

Вот говорят — раньше смерти не помрешь, а Онтон Кудеверьский помер. Общество о том намек сделало, хотя само себе в том так и не призналось. И пусть не он, а оно у него в долгах ходило, просьбу решил уважить.

— Этой седмицей! — объявил решение. — На вторую грозу!

Еще сказал такое, с чего не одного попа — будь здесь только попы — скорежило бы: «Господу меня ловить надоело — надо подставиться!»

Хорошо помню тот момент детства, как к нам пришла тетка (по матери) и каялась. Сперва мамке, что хозяйничала в доме, потом бабке, но если первой шепотом, то второй все больше распаляясь и кляня себя за безрассудство и жадность. Раньше с таким положено было идти к мельнику, чтобы «выправил», но тот (мой дед) погиб в Отечественной, мельницу порушили, а к нам ходили скорее по привычке — выговориться, знали — что бы не было сказано, а дальше дома не уйдет, а потом моя бабка считалась травницей, хотя и не переняла основного, и в том числе рукоположения от прежней, но повод зайти был всегда.

В тот день впервые услышал про Онтона Кудеверьского, и рассказ это запал в душу.

Деревня Кудеверь существует и поныне, недавно получил оттуда письмецо, с просьбой рассказать больше, но вот такое дело — это не та Кудеверь, хотя с нее все и началось — наш Онтон Кудеверьский был оттуда (так я думаю), согласно прозвищу, Онтона там не помнят — что и немудрено, в свой деревне за праведника не сойдешь — всегда найдется, кто тебя там еще мальцом без штанов помнит, и про то как соседка крапивой тебя стегала за то что… Впрочем, неважно.

Помню как уже школьником принес и тыркал пальцем в карту: — Вот она, твоя Кудеверь!

На что получил ответ, что не всякая Кудеверь — Кудеверь, и пока не поймешь смысла слова, тебе ее не видать…