Это — фантастический роман про Россию. В нем идёт рассказ о служителях древнего тайного общества, спасающих мир от зла в финальной битве — Армагеддоне. Сама битва происходит уже третий раз, и служители рождаются заново, в новых телах и личностях. Они имеют память о прошлых воплощениях, и эти воплощения изящно вплетены в роман (по качеству вплетения напоминает «Мастера и Маргариту» Булгакова). И вот едут они трое в поезде, в специальном вагоне в сибирскую глушь. У каждого из них своя миссия, но действуют сообща. А с ними в соседнем купе едут «сары» — прислужники зла, пытающиеся помешать. В тайге на месте открытия «портала» сидит секта, которая тоже шаманит, чтобы остановить их. Во главе секты — страшный вожак-шаман. К финалу в глухом лесу они подкатывают вместе, и… там-то и происходит самое интересное.
Автору удалось создать удивительно гармоничный мир, простыми штрихами нарисовать удивительно ярких и полноценных персонажей, со своими историями и характерами. Причём всё это легко, изящно, без лишних подробностей. Три штриха, пара деталей — и мозг сам показывает портрет. Читал эту книгу и перед глазами возникали картины: и глухих полустанков, и привратников, и саров с кожаными крыльями за спиной, лезущих в купе по потолку, и страшного огромного Глаза, и чёрного снега, и нестерпимо сияющей слезинки в финале… Но самое удивительное, что заметил в этой книге (нигде такого не встречал раньше) — скорость бытия нарастает с каждой страницей. Не количество событий, не скорость развития сюжета — а именно… ощущение сжимающегося времени. Это создаёт глубокий мистический настрой — цепляет с первых строк, и чем дальше читаешь — тем более невозможно оторваться, засасывает. Так и ходил с книгой везде, и читал запоем. Чего и вам от души желаю.
Вместо предисловия
— «Бюро Васютинского РК ВКП(б)… Заявление старшины ВОХРа товарища Поройкова о грубом отношении начлага товарища Циферблатова, капитана внутренней службы… и тэдэ… к заключенным и тэпэ», — глумливо прочел начлаг оглавление заявления, которое Поройков писал всю ночь. Мельком глянув на сидевшего напротив него мрачного Поройкова, капитан Циферблатов процедил сквозь зубы:
— Ну чо, Поройков? Чо молчишь-то? На партсобраниях так он соловушкой разливается! «На комара» я, видите ли, поставил кого-то… не того. Он ведь лучше меня знает, кого мне «на комара» ставить, а кого за ноги подвешивать. Откуда только ты взялся на мою голову? Такой весь из себя… партийный!
Старшина Поройков продолжал молча изучать выцветший плакат с предвоенными показателями лагеря. Плакат третий год висел под портретом Сталина прямо за сгорбленной спиной начлага и осточертел Поройкову еще до войны. По состоянию на 1-е января 1941 года для контингента в лагере располагалось 16 жилых бараков для размещения заключенных, вместимостью 300 человек; пищеблоком на 2500 человек; баней с пропускной способностью 25 человек в час; больницей на 50 коек; домами для размещения административно-технического персонала из числа вольнонаемных и рядом административных учреждений, в одном из которых Поройкову второй час полоскал мозги товарищ по партии Циферблатов.
В дорогу!
— Товарищ Циферблатов! Не могу я… И вообще не положено… без напарника… До Владивостока еще, — ныл мужик неопределенного возраста и ничем не примечательной наружности в форме проводника Российских железных дорог. Ныл он, похоже, уже давно, поэтому сидевший напротив него плотный жизнерадостный начальник смены начинал терять терпение.
— И кто туды поедет-то — из Калининграда во Владивосток? На кой хрен туды ехать кому-то, да еще в прицепном вагоне? После начала отопительного сезона, а? В этом Приморье ведь опять, поди, нет ни тепла, ни электричества… Нет, не могу я, товарищ Циферблатов! Опять без премии в пустом вагоне тащиться, — бубнил проводник, тиская фуражку.
— А вот здесь ты не прав, Петрович. Одно купе уже продано. Два пассажира едут, но взяли целое купе, просили никого не подсаживать.
— Опять двадцать пять! Они же точно педики! И зачем им только билеты продают! — взвыл Петрович.
— Тебе чего, Петрович, завидно? Может, люди культурно ездить любят! Без всяких рож, вроде твоей!
