Сейчас с очевидностью стало ясно, что однополярный мир во главе с США — крайне неустойчивая система. А после событий 11 сентября 2001 года это поняли и в могущественной Америке. Она по старинке еще пытается диктовать свою волю странам-изгоям, делая это неуклюже, как бы в судорогах, но уже поднимается во всю мощь Большой Китай, с которым нельзя не считаться.
Что представляет собой наш восточный сосед, на глазах все отчетливее занимающий место второго полюса, рассказывается в книге кадрового разведчика ГРУ, проработавшего в Китае тридцать лет.
Предисловие
Читатель, признающий практику критерием истины, надеюсь, найдет в этой книге главное из того, что теория способна дать для практики, — метод. Более того, читатель, чья деятельность связана с китайцами и Китаем, может лично проверить, насколько предложенный метод эффективен для оценки обстановки и для принятия решений. И хорошо, если читатель не заметит, а заметив, простит автору дилетантизм в привлеченных сферах теоретического знания. Ведь автор, занимаясь бизнесом, а до того — стратегической военной разведкой, просто не имел возможности ознакомиться со сколько-нибудь полным объемом специальной литературы.
Многое в этой книге изложено как бы «по данным разведки». То есть источники получения информации не раскрываются, а выданные после обработки результаты либо принимаются «как есть», либо перепроверяются по другим источникам, если перед принятием окончательного решения на такую проверку есть время.
В реальных условиях, «на поле боя», будь то военная операция или коммерческая сделка, от быстроты и точности действий зависит результат: победа или поражение, прибыль или разорение. Время здесь — важнейший ресурс. В военном деле поэтому привычно работать с картой, которая прямо так и называется, например: «Решение командующего армией на наступление (оборону, встречное сражение или отход)». При этом словесное пояснение к карте «решения» зачастую оказывается излишним.
Основную формулу предложенного метода: 1+1=0 (нечет + нечет = чет) словесно можно определить фразой «враг моего врага — мой друг», а затем утонуть в глубине возможных смыслов, стоящих за словами «друг» и «враг». Карта, схема, матрица, формула — именно к их наглядности, сжатости и точности автор стремился привести эту книгу, рассчитывая на то, что она будет востребована прежде всего теми отечественными специалистами, которые «воюют на китайском фронте».
Глава 1. КАК ПОЯВИЛАСЬ ЭТА КНИГА
Необходимые пояснения
Так получилось, что вся практика моей работы и жизни: 23 года службы в советской военной разведке и 7 лет самостоятельного предпринимательства — до сих пор была связана с Китаем. В 1976 году молодым разведчиком я начал изучать эту страну, разъезжая по пекинским улочкам и хутунам на велосипеде. А в 1999 году китайская полиция депортировала меня, уже зрелого и успешного предпринимателя средней руки, из страны, объявив «персоной нон грата». И чуть позже у моей жены, остававшейся заложницей при капитале принуждаемого китайцами к ликвидации совместного предприятия, полиция без всяких документов изъяла и угнала (как ограбила) раздражавший их символ моей независимости — длинный представительский «мерседес». Поэтому личные примеры и сравнения на пути от велосипеда до «мерседеса» неизбежно будут и мотивом, и источником, и критерием верности всего представленного ниже текста.
В историческом плане большая часть моей практики пришлась на время строительства в Китае «социализма с китайской спецификой». Заявленный именно в такой формулировке курс китайских реформ, неуклонно проводимый последние 20 лет, имеет очевидный успех. Этот успех «социализма с китайской спецификой» особенно заметен на фоне происходившего одновременно отката и краха «ортодоксального социализма» в Восточной Европе и СССР.
По-моему, причина такого положения состоит не в том, будто речь идет о какой-то особо мудреной или диковинной модификации социализма, а в том, что эта модификация — китайская.
А в этом качестве она уникальна и образцом для других быть не может!
В 1982 году, в возрасте 30 лет, то есть уже на излете природной способности делать эвристические открытия, я вдруг разглядел самое очевидное отличие китайцев от всех прочих:
только китайцы до сих пор сохранили иероглифическую письменность.
Все другие народы пользуются буквами или, как японцы и корейцы, слоговым письмом. И если кто-нибудь на нашей планете иногда и применяет иероглифы (те же японцы, реже — корейцы, еще реже — вьетнамцы), то иероглифы эти китайские.
Это «открытие» плюс свободное время между выполнением обязанностей сменного оперативного дежурного пункта управления в ГРУ Генштаба, знакомство с уникальным фондом по иероглифике в служебной библиотеке ГРУ, а также некоторый опыт первой командировки в Китай (1976–1979), — все это позволило мне написать некое подобие научной монографии «Письмо, язык и мышление китайцев». Получилась довольно пухлая книжка, которая была напечатана типографией ГРУ на правах рукописи в десяти экземплярах. В монографии я попытался вывести и доказать закономерности того, как именно иероглифы влияют на мыслительный процесс китайцев и что в результате получается на практике. Впрочем, научные амбиции мои были сразу отвергнуты советской академической наукой. На предзащите в Институте востоковедения АН СССР меня слушать не стали, а главный в то время ученый языковед, академик В. М. Солнцев, даже покинул зал, хлопнув дверью. В «Гегели наших дней» я не попал, но времени сожалеть об этом до сих пор не представилось.
И еще немного предыстории
Мою судьбу предопределил инициированный китайцами советско-китайский пограничный конфликт из-за острова Даманский (Чжэньбаодао) на реке Уссури в марте 1969 года. Я, родившийся в 1952 году в русской семье рабочих, тогда как раз оканчивал среднюю школу в Москве и, поскольку еще в юности испытывал тягу к финансово-хозяйственной деятельности, то после спецшколы с усиленным изучением английского языка поступать собирался на валютное отделение в Московский финансовый институт. Однако в мою английскую специальную школу перед выпуском пришел вербовщик из Военного института иностранных языков. Нарисовал нам златые горы карьеры военного переводчика, и я решил, сначала для опыта, попробовать процедуру поступления в военный институт. Экзамены в ВИИЯ шли на месяц раньше, чем в финансовом институте, и я успевал сделать основной заход. Но получилось так, что вступительные экзамены в ВИИЯ я сдал успешно, и мой приход в предпринимательство поэтому отодвинулся на «25 лет безупречной службы».
Случившийся же весной 1969 года пограничный конфликт и относительный успех китайцев в этом конфликте обозначили тогда истинный потенциал китайской угрозы. Надо сказать, что боевые действия на Уссури против нашей мотострелковой дивизии постоянной готовности, вооруженной реактивными артиллерийскими системами залпового огня и танками, вела китайская сельскохозяйственная дивизия иррегулярных войск без какой-либо тяжелой техники. Китайцы силой были отброшены. Но советский танк Т-62, который они утащили с острова Даманский, был помещен в военном музее в Пекине как символ обретенного китайцами в бою с сильным противником чувства национального достоинства. Кроме того, потом, в обстановке застоя, остров Даманский все-таки перешел к китайцам: сначала де-факто, еще в советский период, а потом и де-юре, по договору о демаркации границы, которую начали при Горбачеве и закончили при Ельцине. Гордый лозунг империи «своей земли не отдадим ни пяди» тихо свернули в угоду соображениям политической целесообразности российских реформ.
Тогда, после крови на Даманском, у наших военных проснулось уважение к Китаю — уже не другу и брату по социалистическому лагерю, но противнику. Китайская угроза была осознана и сформировала потребность Министерства обороны СССР в кадрах, знающих китайский язык. В результате курс слушателей-китаистов в ВИИЯ в 1969 году был увеличен с 10 до 30 человек, и я после английской спецшколы нежданно-негаданно попал в их число.
Тогда же, в 1969 году, произошла и моя первая встреча с китайским государством. Еще учеником школы в разгар конфликта я участвовал в хорошо организованной демонстрации протеста перед посольством КНР в Москве. Устроители этой акции заблаговременно высыпали на улице Дружбы, где размещено посольство КНР, кучи щебня, и молодые ребята с большим вдохновением от разрешенного безобразия и удовольствием от чувства исполняемого при этом гражданского долга били камнями посольские стекла. Особый восторг протестующих вызывало метание флаконов с чернилами. Если кому-то удавалось украсить китайское посольство чернильным пятном, добросив и разбив флакон о стену (а главное здание, хотя и не огороженное тогда забором, стоит метрах в тридцати от улицы) то толпа награждала молодца гулом одобрения. Такими по сути своей хулиганскими действиями простых ребят заявлялось китайским властям отрадное для масс простых советских людей чувство гордости и единства со своей державой.
Вот так в 17 лет на гребне антикитайской волны меня вынесло на долгий путь профессионального китаиста. Откровенное противостояние заставляет взаимно уважать друг друга. А уважение снимает озлобленность. В конечном счете профессиональное отстаивание русских интересов в Китае сделало меня другом китайского народа.