Радуга просится в дом

Дроздов Иван Владимирович

«Радуга просится в дом» — повесть о любви и дружбе, о высоком и низменном в характерах людей, о нравственном и безнравственном отношении к творческому труду.

Автор повести И. Дроздов показывает самых разных, полярно противоположных людей. Тут и знаменитый столичный литератор, и молодой писатель из Донбасса, и юноша, прикованный тяжким недугом к постели. Волею обстоятельств в пестрый мир интересных людей попадает студентка Катя Соловейко. Она — главный герой повести. О том, как формируются ее понятия о хорошем и плохом в людях, как зарождается ее любовь к молодому писателю, повествуется в книге.

Глава первая

1

С

екретарь деканата Катя Соловейко, увидев в дверях незнакомого человека, прервала работу. Ее средний пальчик взлетел над клавишами машинки да так и замер.

— Декана нет, — сказала заученным тоном. — Ушел к ректору.

— А мне не нужен декан. Я Павел Белов.

Девушка преодолела минутное замешательство, опустила руку на стопку чистой бумаги.

— А-а… Извините.

2

Катя Соловейко — фантазерка. Она часто думает о смысле жизни, любит помечтать. Особенно в те часы, когда возвращается из института домой. Именно часы. И не потому, что общежитие далеко от института. Перейти три улицы, сквер, еще улицу — тут и общежитие. Если даже будешь выполнять правила уличного движения и переходить шоссе по белым шашечкам, то и тогда дорога займет не более двадцати минут. Но Катя идет не торопясь. В зависимости от настроения. Куда торопиться? Лизы нет дома, она у толстяка Федосея, Ирина «сохнет» над чертежами. Что делать в общежитии?

Почитав театральную афишу, Катя идет к другой. «Все люди как люди, — говорит она себе, — заняты, торопятся, а я бесцельно слоняюсь по улицам. Нет в моей жизни смысла, нет у меня высоких дум — я даже не стремлюсь получать отличные оценки. Вот если бы Любченко или Павел Николаевич вздумали меня изобразить в романе…»

Катя идет от афиши к афише. Думает о своей подружке Лизе. Лиза клянется: не люблю Федосея. Противен! А поманит Федосей — идет. В комнате у Федосея много книг. Он «чистый» математик, преподаватель института. Говорит с украинским акцентом. Представляю, как он теперь ходит вокруг Лизы, гнет колесом грудь и окает: «О Лизочка!.. Лизочка!..» Лиза машет кулаками, но не сильно. Так, чтобы не задеть его по красным щекам, не помять украинскую расшитую сорочку.

Федосей из Западной Украины. Закончил Львовский университет. Математику знает хорошо, но в институте к нему уважения нет. Не может он поставить себя среди студентов. Выйдет с ними в коридор, и не поймешь, преподаватель он или студент. С кем-нибудь заспорит по пустяку и шумит, размахивая руками. Ректор однажды ему сказал: «Не забывайте, Федосей Семенович, вы — преподаватель».

Катя не любит несерьезных мужчин. Вот писатель — да! Например, Любченко. Белова она в счет не брала. Неправдышний какой-то! Любченко — иное дело. Дорогой костюм, на пальце перстень. Ему не скажешь: «Любченко, привет!» Нет, не скажешь. И вообще с такими людьми говорить трудно. Неверно произнесешь слово — заметит. Глупость сморозишь — красней. Зато приятно быть с таким человеком рядом. Идешь с ним по главной улице города — кругом народ, смотрят, кивают: «Григорий Васильевич, здравствуйте!»

3

Ирина!.. Назвали же человека таким звучным именем! — думала Катя. — Так и хочется пропеть: «Ирии-на-а!..»

Катя лежит на койке и слушает, как ее подружка читает сборник математических упражнений. Именно слушает, потому что слышно, как Ирина шевелит губами, «бегает» карандашом по листу. При этом она то пристукивает каблуком, то произносит слова, которые не сразу разберешь.

Катя смотрит на стеклянный цветок, прикрепленный к стене над подушкой. Из лепестков выглядывает остренькая лампочка. Это ночник. Катя купила его за последние деньги и прикрепила к стене над койкой. Ночник — единственная красивая вещь в комнате. Девушка кивает ему, словно живому существу. Ирину она не хочет слушать. Вид Ириной спины повергает ее в уныние. Кажется, вот так, склонившись над столом, «зубрила» будет сидеть вечно. А куда ей торопиться? Гулять Ирина не ходит — не в чем. Есть у Ирины черная выходная юбка, но блузки к ней нет. Предложу-ка ей свою кофту, поплиновую.

— Ирусь, пойдем вечером гулять, — говорит Катя.

Ирина продолжает пришептывать.

4

Катя Соловейко давно закончила перепечатку рукописи, но Белов за ней не приходил. Вечером девушка несколько раз подходила к дежурной по общежитию, звонила от нее на квартиру Белова, но писатель не отвечал на звонки. «Что он — холостой, что ли!» — в сердцах досадовала Катя, вешая трубку и возвращаясь к себе в комнату. Здесь ее встречали Ирина, Лиза и Федосей. Все они были в прекрасном расположении духа и подшучивали над Катей.

— Небось деньги за работу хочешь получить, — говорила грубоватым сочным голосом Лиза. — Конструкторы создают заводы на общественных началах, а ты на машинке постучать не хочешь. Не вздумай заикнуться — засмеет.

Федосей стоял, облокотившись о койку, и благодушно улыбался. Он всегда улыбался, о чем бы ни шла речь, и всегда пребывал в хорошем настроении.

Ирина прикрепляла очередную марку к своей коллекции. Девушки уже знали, что марка эта вьетнамская, привез ее профессор Родькин, недавно вернувшийся из заграничной командировки. Родькин знает коллекцию Ирины и считает эту коллекцию одной из самых полных в городе; впрочем, профессор сказал: «Моя коллекция вне конкурса».

— А ты, Кать, не бери деньги, — советовала Ирина. — Не бери, и все! Из-за гордости.

5

Дверь открыл хозяин. Он был бледен, шея перевязана платком. Пригласил Катю в квартиру. На ходу подхватил у девушки папку и покачал ее, словно проверяя на вес.

— Спасибо, Катя. Авось с вашей легкой руки книга полюбится людям.

Посреди комнаты Павел Николаевич поднял руку:

— Может быть, мы с вами, Катюша… запустим в плавание большой корабль.

Катя всецело была поглощена новой для нее обстановкой. Кроме хозяина, одетого в тренировочный спортивный костюм, в квартире не было никого. Казалось, из комнат только что выехали люди. На голом полу валялись газеты, по углам стояли чемоданы — в квартире не было привычной утвари, кроме небрежно застланной раскладушки, журнального столика с пишущей машинкой «Москва» да двух стульев, стоявших тут же.

Глава вторая

1

Это письмо Белов написал в день, когда Майя сдала последний экзамен.

2

С 20 августа по 1 сентября — счастливейшие дни для сдавших экзамены и зачисленных в институты. Почти все они устремляются по домам, чтобы привезти родителям самую большую радость в своей жизни, чтобы пройти гоголем по родной улице, вызывая зависть друзей и подруг.

Майя Златогорова тоже собиралась домой, но ее радость омрачалась тревогой: не написал ли дядя Паша письмо матери? Мама страдает экземой, болезнь на нервной почве, и все близкие и родные берегут покой Зинаиды Николаевны. Знает ли об этом Павел Николаевич? — терзалась вопросами Майя. — Неужели он распишет все мои «похождения» во время экзаменов?

Майя тревожилась за мамино здоровье, но еще больше она боялась отца. Было время, когда Вадим Петрович защищал дочь от придирчивой матери, давал Майе деньги, часто покупал подарки. Но потом, когда Майя стала взрослой и повела свою «самостоятельную» жизнь, отец дважды выходил из себя, избивая дочь. Майя уже тогда «отмачивала» номера. Но те «номера» — ничто по сравнению с нынешним. Если дядя Павел написал родителям письмо — Майе несдобровать.

Страх будоражил фантазию, заставлял напряженно думать. И Майя решила: «А приглашу-ка я домой Катю!.. Отец постесняется заводить ссору при чужом человеке».

И Майя в очередном телефонном разговоре с мамой стала превозносить Катю, просить разрешения пригласить ее в гости.

3

Скоростной лифт поднял девушек на тринадцатый этаж. Зинаида Николаевна словно чувствовала приближение гостей; она заранее открыла дверь и, едва Майя вышла из лифта, кинулась обнимать дочь.

— Мам, а это Катя. Наша Катрин.

Зинаида Николаевна взяла у Кати сумку.

— Проходите, пожалуйста.

В коридоре произошла заминка. Катя не сразу поняла, почему Зинаида Николаевна встала у двери в комнату, точно там, за дверью, находилось что-то запретное, чего видеть никому не разрешалось. Майя сняла туфли и искала тапочки. «Ах, вот в чем дело!» — подумала Катя. И тоже наклонилась к обувной полке. Майя помогла ей: «Вот эти будут твои», — и увлекла гостью внутрь квартиры.

4

В новеньком халате, на котором пышно цвели индийские пагоды, Зинаида Николаевна бесшумно плавала из комнаты в комнату, из коридора в кухню. В ее руках появлялись то бутылки с вином, то хрустальные графины с какими-то соками, фарфоровые чашечки с сахаром, икрой, ломтиками белого и красного мяса. Скоро все это было расставлено на белой скатерти и посредине, как венец ансамбля, появилась желтая с красными цветами чаша, до краев наполненная дымящимся куриным мясом. Потом Майя принесла другую чашу, из которой стала разливать бульон. Катя не ела вчера вечером, не успела поесть утром, и теперь ей хотелось как следует пообедать.

Зинаида Николаевна щебетала:

— Я не хочу, а вы, девочки, ешьте, не стесняйтесь. Набирайтесь сил перед учебой. Жить у нас есть где, кушать есть что — поправляйтесь, милочки. Я бы тоже с вами за компанию, да нет аппетита. Лето, жара. Проглотишь кусочек буженинки — и весь день сыта.

Катя расправилась с бульоном, отложила в сторону чашечку, пододвинула к себе чистую тарелку. Она хотела взять курятины, но посчитала неудобным тянуться за лопаточкой, торчавшей из мясной горки.

— Кушай, Катенька, кушай! — говорила хозяйка, трогая миски, фужеры, стаканы.

5

Вадим Петрович пришел поздно, в десятом часу. Он еще был в коридоре, раздевался, а Катя уже знала, что случилось что-то неладное, роковое — такое, что и нельзя поправить. В полураскрытую дверь слышалось мужское, грубое:

— Доигрались!.. Выпустили птичку из рук…

«Птичку из рук?.. О ком они?.. Конечно, о Майе…» — думала Катя. Она машинально поднялась с софы, сунула ноги в тапочки и ждала появления Вадима Петровича, как страшной грозы. А когда он вошел в комнату, она сделала шаг назад, словно боялась его приближения. Вадим Петрович кивнул Кате, пожал ей руку, спросил:

— Как доехали?

— Мы самолетом.