Счастливка

Дубровин Евгений Пантелеевич

Дубровин писал обо всем. Темы его книг разнообразны. Но о чем бы он ни писал – его рассказ всегда был о Любви. Его книги трогают, веселят, выбивают слезу, заставляют думать. И они наполнены ровным, теплым ветром. Тем самым ветром, который приносит зов...

I

Передние колеса завязли в ракушечнике, и мотор заглох.

– Здесь и остановимся.

– Сдай назад. Косо стоит.

– Почему же косо? Ровно…

Клементьеву не хотелось сдавать назад. Он очень устал: сегодня почти пятьсот километров, да еще по такой жаре. Против обыкновения жена не стала спорить. Поеживаясь, она смотрела на море. Над бурлящей синей водой неподвижно стояла черная туча. По туче бродили еще более черные столбы. Они были до того правильной формы, что казались частями какой-то железной конструкции. Иногда столбы начинали тлеть изнутри, и на их поверхности на мгновение появлялась раскаленная добела неровная сеточка. Море и небо выглядели одинаково, и нельзя было понять, в каком месте кончалось море и начиналась туча. Берег походил на что-то живое. Он шипел, рычал, злился, плевался со злобой извилистыми белыми плевками. Волны долго катились по длинной песчаной отмели и оставляли пену почти у самых колес машины.

II

Клементьев шел босиком по естественной дамбе, разделяющей лиман на две части. Солнце висело над деревушкой, заняв ослепительным сиянием почти полнеба. Лиман тоже сиял, и казалось, в небе висела сразу тысяча солнц, которые, вопреки всем законам, вопреки тому, что было уже семь часов вечера, и не думали уходить за горизонт.

«Как хорошо идти босиком, – думал Клементьев. – Я очень давно не ходил босиком. Забытое ощущение теплого песка. Если бы мы всегда ходили босиком… Когда-то ходили, а потом влезли в сапоги и ботинки. Влезли по нужде, из-за холода, а затем привыкли и даже в жару ходим обутыми. А как хорошо было бы прошлепать после дождя по горячему асфальту или помесить теплую грязь проселочных дорог. Мы сами себя лишили еще одного удовольствия».

На той стороне лимана уже стояли в воде мальчишки с удочками. У берега лиман был мелкий, и мальчишкам приходилось уходить метров на десять.

– Эгей! Как клев? – крикнул Клементьев.

Рыбаки продолжали вглядываться в слепящую воду. Лишь один, поменьше других, обернулся в его сторону.