Вторая половина XI столетия явилась для Европы во всех отношениях переломным временем. Не будет преувеличением сказать, что историческое пространство континента вошло в этот период одним, а вышло совершенно другим. По сути дела, мы можем утверждать, что именно в конце этого времени, на рубеже XI и XII вв., появляется на свет тот феномен, о котором написано столь много, — феномен цивилизации средневекового Запада. Все основные характеристики средневекового общества, проявлявшиеся на территории бывшей империи Каролингов и в несколько меньшей степени — за ее пределами, сформировались к этому времени: феодальная иерархия и формы зависимости крестьянства, разветвленная и многообразная, однако всегда достаточно монолитная структура церковной организации, наконец, главный и центральный феномен Средневековья — рыцарство со всем комплексом его атрибутов.

К концу периода, на рубеже веков, произошел перелом, принципиальная важность которого в очень незначительной степени была осознана самими современниками, однако с точки зрения исторической перспективы представляется чрезвычайной. Мы имеем в виду отчетливый переход Европы к внешней агрессии и завоеваниям. Этот фактор на многие века стал главным для характеристики всего того, что предпринимали европейские государства, и всецело определил облик Европы — «культуртрегера» и «локомотива истории». Завершился процесс созданием колониальной системы и своеобразной пирамидальной структуры мирового сообщества, которая рухнула в свою очередь в основном в рамках второй половины XX столетия. Осознавшая себя как нечто самостоятельное и самодостаточное к концу раннего Средневековья, Европа отважилась на крестовые походы, имевшие колоссальное значение для дальнейших путей ее развития.

Наиболее примечательно то обстоятельство, что практически во всех сферах повседневной жизни христианской цивилизации Запада в эти десятилетия второй половины XI в. отчетливо проявилось влияние в общем-то весьма скромного по численности и занимаемой территории этнополитического элемента — норманнов. Так получилось, что, ворвавшись в историю в начале X в. в результате отвоевания у франков земель бывшей Нейстрии, расселившиеся здесь норвежские и датские викинги сформировали совершенно особое государство с неповторимым стилем жизни (хотя и в рамках общих раннесредневековых тенденций) и отчетливо повышенной политической и военной активностью. Видимо, ключевым в оценке этого факта должно быть осознание того обстоятельства, что в будущей Нормандии соединились характеристики двух обществ, являвшихся эталонами разных полюсов раннесредневековой Европы.

Северо-запад Франкского королевства был в числе безусловных лидеров прогресса феодализации, достаточно густонаселен и занимал стратегическое положение на континенте, находясь на берегу Ла-Манша и монополизируя все кратчайшие пути на Британские острова. В то же время Скандинавия была безусловным энергетическим центром альтернативы христианского Запада — своеобразного «клуба аутсайдеров» из скандинавских, славянских, балтских и финно-угорских территорий, хранивших до последнего архаический уклад жизни и на несколько веков законсервировавших особенности своего дофеодального языческого мира. Бурная эпоха викингов разрушила этот мир почти до основания, и порождена она была именно выходцами из Скандинавии. Норвежцы и датчане, приплывавшие на своих драккарах в Англию и Францию, представляли собой наиболее мобильную (физически и социально), агрессивную и предприимчивую часть исторически более молодого и динамичного мира Севера. В результате сочетание этих потоков, слияние их в некую новую реальность, и породило феномен Нормандии, выделявшейся на фоне сопредельных раннефеодальных государств как образец централизации, силы и натиска.

Две основные точки приложения усилий норманнов (хотя теперь было бы гораздо ближе к истине именовать их нормандцами) — Англия и южная Италия. По сути дела, эти точки были не основными, а единственными, поскольку на остальных направлениях активная завоевательная политика норманнов практически отсутствовала. Но в обоих регионах норманнских лидеров ждал безоговорочный успех и череда блестящих побед, а в перспективе — создание новых и весьма могущественных государств. И если Королевство Обеих Сицилий, погруженное в этнический водоворот Центрального Средиземноморья, быстро утратило свою «норманнскую сущность» и затерялось в последующие века в хитросплетениях средиземноморской политики, то Англию ждал период невиданного подъема и выход на долгий срок на лидирующие позиции в рейтингах развития европейских государств, да и на позиции мирового лидера. Упоминания об этом, а также и о том обстоятельстве, что норманны действительно явились одними из инициаторов и, во всяком случае, наиболее деятельными участниками первого крестового похода, кажется вполне достаточно для того, чтобы представить себе масштаб и значение переворота, совершенного норманнами в истории Средневековья.

Подробно рассказывать историю любого из норманнских завоеваний было бы занятием утомительным и неблагодарным. Более ограниченные цели этой книги обозначены в главе I. Данное сопоставительное изучение полностью основано, я надеюсь, на подлинных письменных свидетельствах, но я также в долгу и перед современными учеными. Среди них абсолютно необходимо назвать работы Фердинанда Шаландона, К. Г. Хаскинса и Карла Эрдманна, я также обязан профессору Клоду Кахену, мисс Эвелин Джеймисон и господину Стивену Рансимену. Советом по некоторым вопросам мне особенно помогли господин Филипп Грирсон из Гонвилл-энд-К из колледжа Кембриджского университета, президент колледжа св. Иоанна Оксфордского университета господин Р. В. Саутерн и профессор университета города Экс-ан-Прованса Л.-Р. Менажер. Особенно же я благодарен профессору Дэвиду Ноулсу, который полностью прочел книгу в рукописи и с присущим ему благородством помог мне советом и критикой. Не могу я забыть и того, насколько я обязан всем тем авторам, на чьи книги я опираюсь, а также всем тем коллегам и Друзьям (некоторые, к сожалению, уже ушли из жизни), кто все эти годы поддерживал и ободрял меня. И если я не смог воспользоваться всей этой добротой, оказанной мне со всех сторон, то вина, несомненно, полностью лежит на мне.

Карты появились главным образом благодаря господину Вильгельму Бромажу, а моя признательность в связи с иллюстрациями засвидетельствована каждому индивидуально. Я выражаю признательность господину Рутледжу и Кигану Полу за то, что они позволили мне использовать небольшие цитаты из произведения Анны Комнины «Алексиада» в переводе И. А. С. Дауса, я также в долгу перед господином Чепмэном и господином Холлом за разрешение цитировать «Песнь о Роланде» в переводе С. К. Скотта Монкрифа. На протяжении всей моей работы мне неизменно помогали мои друзья из персонала библиотеки Университета города Бристоля. С особым же удовольствием я хочу воспользоваться возможностью поблагодарить моих издателей, которые, чтобы представить мой труд, употребили все свое умение и заботу.

И наконец, необходимо добавить, что если бы не постоянная и твердая поддержка со стороны моих жены и дочери, то я бы, возможно, никогда не взялся за этот долгий труд и, уж конечно, не довел бы его до конца. Публичное выражение подобной благодарности здесь абсолютно неуместно. Как бы там ни было, эта книга принадлежит им настолько же, насколько она принадлежит и мне.