Марно Кавотти был более известен под прозвищем Мятежник. Лорд крови Стралг, Кулак Веру, много лет назад пообещал заплатить за его труп столько золота, сколько он будет весить, и в шесть раз больше, если Мятежника доставят к нему живым и годным для пыток. Обещание до сих пор оставалось в силе. Любое поселение, укрывшее Кавотти, уничтожат вместе со всеми жителями — этой угрозы также никто не отменял.

Мятежник возвращался домой, в свой родной город, где не был с самого детства. Разумеется, он путешествовал под прикрытием ночи и непогоды — вполне здравое и естественное решение с его стороны.

Приближение бури жители города увидели за несколько дней, поскольку то был один из мощных морских ураганов, что зарождаются над окутанными паром водами Флоренгианского океана. Оттуда ураган направился к берегам, пронесся над прибрежными джунглями и болотами и устроил настоящий разгром в Плодородном Круге, занимавшем большую часть Грани, Как и его предшественники, он явился в Селебру с востока. С каждым днем он поднимался все выше и выше над покрытой дымкой стеной мира. Белый в полдень, черный на рассвете и кроваво-алый на закате, он царствовал в небе и зловеще нависал над землей. По дороге к городу он растратил часть своей смертоносной силы, но его все-таки хватило на проливные дожди и свирепые ветра. Он еще мог срывать крыши с домов и валить деревья, смывать мосты и затоплять низины. Среди буйства злобной стихии заметить одинокого путника было попросту невозможно: ураган накрыл его своими черными крыльями и спрятал от глаз тех, кто хотел его убить.

Марно Кавотти шлепал по раскисшей колее рядом с маленькой повозкой, нагруженной амфорами с вином. Повозку тащил старый гуанако по имени Страдалец, чье непрерывное ворчание говорило о том, что он и впрямь недоволен жизнью. Впрочем, Кавотти старался держаться против ветра и защищать гуанако от веток и мечущегося в воздухе мусора. Из-за поваленных деревьев и вышедшей из берегов реки Мятежник мог и не успеть в город до закрытия ворот. День уже клонился к закату, когда из тумана выступили стены и башни Селебры, но по закону ворота не должны были закрывать до тех пор, пока не прозвонит колокол, возвещающий о начале комендантского часа. Закон есть закон.

Опустив голову, путник прошел под огромной аркой на узкий барбакан. Скрип колес его повозки гулким эхом отразился от стен; в каньоне завывал ветер, швырявший перед собой дождь. Наступил самый опасный миг. Главное — не вызвать подозрение у стражи, иначе внешние и внутренние ворота захлопнулся и Кавотти окажется в ловушке. Из сторожки с криками выбежал тощий черноволосый флоренгианин — мальчишка в бронзовом шлеме и с мечом в руке. И то, и другое было ему слишком велико, зато кольчугу на груди украшала перевязь с цветами дожа, а на шее висел бычий рог, означавший, что его владелец наделен определенной властью. Для Кавотти мальчишка не представлял никакой угрозы: он свернет ему шею, прежде чем тот вытащит меч. Даже если он успеет подуть в рог и призовет на помощь дюжину таких же воинов, Кавотти ничего не стоит их убить.

Оливия Ассичи-Селебр сидела в кресле из слоновой кости рядом с пустым троном дожа и что есть сил пыталась вникнуть в дела города.

Строители снабдили древний дворец всеми возможными удобствами, принимая в расчет тропический климат Селебры. Когда жарило полуденное солнце, высокие потолки и просторные залы, в которых гулял легкий ветерок, дарили приятную тень. Однако грандиозное сооружение было плохо приспособлено к бурям и ураганам. В эту жуткую ночь невидимые великаны бродили по галереям, гремели дверями, раздували шторы. Даже в величественном и всегда безмятежном Зале с Колоннами стоял дикий грохот. Пространство между колоннами, отделявшими зал от речной террасы, закрыли массивными деревянными ставнями, но и они метались на ветру, точно листья осины. Время от времени сильные порывы ветра высасывали из зала весь воздух или, наоборот, заполняли его воздухом так, что у Оливии закладывало уши. Вода стекала из-под ставен на пол и собиралась в лужи на разноцветных плитках. Где-то вдалеке злобно рокотал гром.

У Оливии раскалывалась голова, и звенело в ушах. Ее старшие писари, Дженни и Альтуз, покорно сидели, скрестив ноги, возле трона, в окружении корзин с глиняными дощечками и заостренными перьями. Из-за их спин то и дело выглядывал ученик, готовый исполнить любой приказ старших. Пламя в двух крошечных масляных лампах металось на ветру, почти не отбрасывая света. Остальной зал являл собой беспокойный, грохочущий мрак.

Оливия не доверяла ни Дженни, ни Альтузу. Дженни уже много лет служил дожу и своим собственным интересам — причем необязательно в таком порядке. Старый и иссохший, он больше походил на еловую шишку, обернутую в церемониальное одеяние писаря. Альтуз был намного моложе и попал во дворец недавно. Он умело прятал мысли за невероятно честными газельими глазами и в целом производил приятное впечатление на окружающих. Казалось, он знает свое дело, однако мастером-писарем стал после того, как побывал в постели Дженни. Обоим порой приплачивали аристократы — впрочем, сомнительная верность дожу имела место испокон веков и не переходила границ допустимого. Увы, писари прекрасно знали, что Оливия практически не имеет власти. Иногда она задавалась вопросом, все ли письма, которые она диктует, уходят по назначению, и сколько людей их читает, прежде чем они покинут дворец.

— Письмо, — устало проговорила она. — От нашего дожа командиру фланга Джорваку. Обычные приветствия.

Марно Кавотти слышал яростные вопли боевых зверей, когда спрыгнул с парапета. Он чуть не разбил голову об упавший в воду ствол дерева, что совсем не входило в его планы. Судя по всему, его принесло в город, потому что река Пуисса текла в Селебру по тоннелям под северной стеной. Плавучий мусор скапливался в озерце снаружи, а нежданного гостя, который решит проплыть по этим тоннелям, выбросит на бронзовые решетки, и он утонет.

Он всплыл на поверхность, перевернулся на спину и замер. Даже если вигелиане прыгнули за ним, теперь они его не найдут. Мир погрузился в тишину, когда его уши оказались под водой, но сквозь тучи начали появляться звезды: ураган прошел. Если ему удастся сбежать от преследователей, можно считать, что его визит в Селебру удался. Одурачить стареющего высокомерного педанта и напугать до полусмерти несчастную мать — не такой уж подвиг, но известие о его появлении здесь, так далеко от армии Стралга, подольет масла в огонь освободительной войны.

Река покинула город, миновав плотину, и ее воды низверглись в узкий каньон с крутыми стенами. Течение было очень быстрым, а края плотины утыканы бронзовыми клинками, чтобы помешать беглецам вроде него. Защита была очень эффективной и часто срабатывала против тех, кто подплывал слишком близко — как правило, мальчишек, которых либо разрывало на куски, либо они тонули в водовороте. Кавотти все знал про плотину, потому что она прикончила одного из его кузенов.

В эту ночь вода в реке стояла значительно выше, чем обычно, да и мчалась быстрее, похожая на густой суп.

Намного

быстрее. Он уже видел шпиль Храма Сьену. Помолившись Веру и попросив бога бурь и сражений сделать так, чтобы вода в реке перенесла его через клинки, он приступил к превращению.

Плотина осталась позади. Небо над ним наклонилось, и он начал падать. Водоворот яростно бушевал, вода металась с такой силой, с какой не управился бы ни один человек. Он засасывал людей на дно реки и удерживал там, отчаянно вращая вокруг своей оси. Кавотти был почти человеком, когда миновал плотину, но, добравшись до водоворота, выскочил из него, несколько раз сильно взмахнув плавниками, и поплыл вниз по течению на встречу с Мясником.

Салтайя Храгсдор проснулась со злобным рыком. На мгновение ее смутили полосы дневного света, пробивающегося сквозь щели в ставнях, массивные каменные стены и отделанный панелями потолок. Затем она вспомнила, что находится в Трайфорсе, лежит под чистыми одеялами на ровной спальной платформе, а не на жестком берегу реки. Тогда откуда такое отвратительное настроение? Ах, да! Ей приснился Бенард Селебр.

Бенард Селебр.

Вздрогнув, она села и посмотрела на свою руку. Прошлой ночью она попросила наставлений у Матери, предложив ей в дар кровь. Она почувствовала приток силы, и надрез уже зажил. Тогда как понимать бессмысленный сон, в котором Бенард Селебр шагал по улице Трайфорса, точно тупой добродушный медведь? Она не видела его, когда летом приезжала в Косорд, но не сомневалась, что сейчас ей приснился именно он.

Смешно! Она ведь дала Хорольду разрешение на убийство скульптора. Ее брат превратился в жалкое воспоминание о прежнем наводящем ужас воине, каким он был раньше, но даже этот слабак в состоянии прикончить нищего заложника. Если Ингельд каким-то чудом вывезла любовника из города, Свидетельницы сатрапа сообщат ему, где Бенард, а веристам Хорольда потребуется всего несколько часов, чтобы его поймать.

Салтайя криком разбудила Гуиту, которая спала на коврике у двери.

Бенард. Может, тут постаралась его сестра? Может, это еще одно — окончательное — доказательство того, что Фабия Селебр — Избранная?

Фабия Селебр никогда не допускала мысли, что ей все-таки придется выйти за вериста, но осознавать, что Катрат Хорольдсон больше не маячит на ее горизонте, было приятно. Он исчезнет за Границей и будет заниматься своей военной карьерой, так и не узнав, какое его ждало счастье. У Фабии и без него хватает неприятностей.

«Свободный дух» был обычной речной лодкой, длинной и неглубокой, с двумя мачтами и треугольным парусом. Возможно, судно выглядело старее и вонючее многих других, но Дантио давно на нем плавал и считал, что оно спасет их от погони. Команда и хозяева лодки представляли собой семью примерно из двадцати членов, от новорожденных детей до дряхлых старцев. Лодка была им домом, а кучи ящиков и узлов, сваленных посередине — имуществом. По традиции пассажиры сидели на носу, а команда толпилась на корме, кутаясь в красные или коричневые бурнусы и болтая на своем певучем языке.

Дождь прекратился, когда «Свободный дух» покинул Врогг и поплыл дальше по притоку под названием Маленькая Каменка. Мир пронизывал водянистый солнечный свет, наполненный паром, и вскоре впереди показался ветхий док. Берега были болотистые, а окружавшие их деревья жалкие, но далеко на юго-востоке высилась громада гор Варакатс, ослепительно белых на фоне полуденной синевы неба.

Фабия сидела на скамье у левого борта, рядом с Хортом Вигсоном, и касалась ногами коленей Ингельд, устроившейся напротив. По бокам от правительницы Косорда сидели командир фланга Гатлаг и Бенард — последний самым бесстыдным образом обнимал ее за плечи. Она была, как всегда, очаровательна, но все утро ничего не ела. Неужели она беременна от братца Фабии?

Никто особенно не разговаривал, поскольку каждого занимали собственные заботы. Все знали, что Салтайю и Терека нельзя сбрасывать со счетов, а Ингельд упрямо твердила, что Хорольд преследует ее по реке, так что челюсти Храга вполне могли сомкнуться на шеях беглецов. Орлада приговорили к смерти и, возможно, он уже мертв. Дантио остался в Трайфорсе, чтобы в этом убедиться — он признался, что Свидетельницы славятся своим любопытством, но никакая опасность ему не угрожает, поскольку никто не может незаметно к нему подобраться. А еще где-то были таинственные повстанцы, готовые нанести удар по Трайфорсу.

Салтайя Храгсдор вышла из своей комнаты и приказала Эрну стоять на страже. Напевая, она отправилась в ту же сторону, куда ушел Феллард. У нее все получится, ей удастся вырвать преимущество из челюстей судьбы.

Побег Фабии требовал нового плана. Задним числом она подумала, что ей следовало раньше открыться девчонке, но за свою долгую жизнь Салтайя никому не признавалась, что она Избранная — поскольку это был самый короткий путь к тому, чтобы тебя похоронили заживо. Во время плавания по реке она не могла испытать Фабию, а сейчас уже слишком поздно горевать по этому поводу, несмотря на то, что иметь еще одну хтонианку в семье было бы весьма полезно. Стралгу придется справляться с Селеброй без детей дожа — а если война движется в ту сторону, город скорее всего и так не выживет.

Нет, Салтайе придется вызвать Катрата из Нардалборга и самой заняться его Лепкой. Жена могла бы сделать из него то, что требуется, за несколько лет совместной жизни, но долгого путешествия вниз по течению реки в Косорд тоже достаточно. Она хихикнула, представив себе, что подумают ее спутники о молодом веристе, который будет сидеть целыми днями рядом со своей дорогой тетушкой. Катрат должен быть счастлив, что планы изменились; сейчас только безумец предпочтет добровольно отправиться во Флоренгию, а ее племянник не производил впечатления сумасшедшего. Злобный, мелочный, отвратительный, да, но не безумный. Их семья еще жива — Терек где-то прячет от нее своего сынка, да и во Флоренгии наверняка растет парочка ублюдков Стралга. Стралг никогда не признавал внебрачных детей, но за свою жизнь наверняка произвел на свет целую армию.

Она вошла в Травяной сад с мокрой высокой травой и падающими с веток деревьев каплями дождя, пропитанный скверным воздухом. Когда она пробралась через густые заросли в дальний угол и нашла скрытое от посторонних глаз местечко между двумя деревьями, ее одежда насквозь вымокла. Там она окутала себя мраком, и вскоре сад превратился в серое пятно. Теперь ее никто не увидит, если не наткнется по чистой случайности. Салтайя разделась догола, опустилась на колени и раскопала землю руками, погрузив в нее пальцы.

Кровью и рождением; смертью и холодной землей.

Дантио Селебр сидел один возле мачты, положив подбородок на колени и борясь с чувствами. Он едва справлялся с их бременем. Слишком уж много радости! Священная Мэйн одаривала Свидетельниц знанием, но они не имели права его использовать — таков их корбан. Они должны наблюдать, но не принимать участия в событиях — только давать показания Голосам Демерна, когда те судят преступников. Такую клятву Дантио принес во время своего посвящения. Вчера он ее нарушил, и за это должен умереть.

Из пяти божественных чувств, которыми его наградила богиня, «зрение» доставляло меньше всего неприятностей. Сражение в Трайфорсе было вне его досягаемости, и он не видел ничего особенного — лишь мирный пейзаж, проплывающий мимо, выпасы и фруктовые сады, переходящие в мрачные леса на холмах Гемлок, а за ними — то и дело вспыхивающее белое сияние Ледника. Примерно в двух или трех мензилах виднелась земля. Врогг превратился в широкую полноводную реку, ее притоки змеились между мелями и зелеными островами, так что команда старательно выбирала удобные течения. «Штилевая погода» — так это называлось здесь, у Границы. Затишье перед сменой направления ветра. Вверх по течению корабли стояли у причалов, дожидаясь, когда погода изменится. На рассвете Трайфорс покинули Радость Опия и другие Свидетельницы. Они плыли вниз по течению, чтобы доставить известие о возмутительном вмешательстве Вуали в дела людей.

Когда они доберутся до Старейшей в Бергашамме, она предаст его анафеме, и он умрет. Такова цена победы. Дантио ее принял; это было делом всего одного дня. Но теперь его переполняли многочисленные чувства, царившие на борту «Свободного духа». Он не мог не обращать на них внимания, как обычно поступали Свидетельницы, потому что сам был в них вовлечен. Дантио оказался в ловушке неразрешимых конфликтов. Страх, любовь, гнев и ненависть жалили его, точно ледяной град. Он бросил камень, который вызвал лавину.

Именно способность «чувствовать» доставляла ему немыслимые страдания, вынуждая ощущать тревоги других людей. Речные жители спорили, что делать с таким количеством опасных веристов на борту. Нок твердил, что ночью он отплывет и бросит всех на берегу, и плевать он хотел на пожитки и серебро. Другие возражали, что эти воины — дезертиры, и в Высокой Балке за них дадут хорошие деньги. Обычные ссоры матросов. Дантио множество раз слышал такие во время своих многочисленных путешествий: в конце концов команда ничего не сделает. Зато сейчас ему приходилось мириться с их эмоциональным хором (

Восемь юношей, о которых шла речь, лежали посреди палубы, устроившись между багажом, и в их душах бушевал настоящий ураган, в шестьдесят раз сильнее того, что испытывали матросы. Они пытались осознать значение своей утренней победы и свое новое, непонятное им положение (

Орлад Селебр ничего не понимал. На протяжении многих лет перед ним лежала ясная и понятная дорога. У него не было опыта в принятии решений, но сейчас его выбор стал делом жизни и смерти. Семь человек ждали, что он поведет их за собой, не важно куда, а также позаботится об их одежде и пропитании. Однако он не знал мира за пределами Нардалборга и не умел общаться с другими людьми, даже по самым тривиальным вопросам. По мере того, как день клонился к вечеру, он постоянно получал напоминания о собственном невежестве.

Пассажиры то и дело менялись местами, и, в конце концов, ему пришлось поговорить один на один со всеми братьями и сестрой.

С неожиданно обретенной, темноглазой, заносчивой сестрой, которую он совсем не понимал.

— Я заключу с тобой сделку, — нахально предложила она.

— Какую сделку?

Фабия Селебр услышала за спиной дыхание охотника. Услышала не в прямом смысле этого слова — она по-прежнему сидела на траве рядом с братьями. Однако, погрузив кончики пальцев в холодную землю, она почувствовала предупреждение Древнейшей. Теперь она поняла, зачем Дантио все это рассказал. Он на редкость умен. А на нее ведется охота.

— И что ты обнаружил в Зортварне? — спросила она.

На других островах речные жители затянули песни. Знай они, сколько Героев разбило лагерь неподалеку, и что сюда вскоре направится целая армия, они бы этого не сделали.

— Мало что. — Голос у Дантио слегка охрип после долгого рассказа. — Отыскал нескольких стариков, которые помнили жуткого человека по имени Храг. Заподозрив, что он Избранный, его изгнали из деревни вместе с дочерью. Никто не помнил ее имени и не знал, куда они ушли.

Гнев Дантио чувствовался даже в кромешной темноте — у него дрожал голос. Неудивительно, что он обратился к богам с просьбой увидеть смерть Салтайи.

Салтайя Храгсдор стояла в громадной пещере и глубоко вдыхала ее древность, величие освященной смерти, силу, побеждавшую все остальное: любовь, ненависть, честолюбие, надежду. Пещера была храмом Темной в Скьяре, и она это прекрасно знала — алтарный камень и образ над ним были древнее любого из высших богов. Бездонную пропасть Храг называл Чревом Матери. Многие отправились туда на встречу с Древнейшей благодаря Салтайе Храгсдор.

Видение было четким и пронзительным, словно улыбка скелета. В награду за жертву, которую Салтайя принесла в Травяном саду, она получила новую силу и расположение богини. Но зачем Она привела ее сюда? Снаружи была ночь, однако сверху падал рассеянный свет. Молния! Страшный ураган. С уверенностью, приходящей лишь во сне, Салтайя поняла: это та самая буря, которая налетела на город весной, перед ее отъездом. Она узнала то, что требовалось — перед алтарем с поднятыми руками стояла девушка. Обнаженная, естественно. Она хотела подарить богине свою кровь.

Кровь падала с ее руки, подобно каплям огня…

Тогда ли она отдала себя в руки Древнейшей? Прорицательница подтвердила, что Фабия принесла клятвы, но Ксаран могла и ослепить мэйнистку, чтобы та не узнала, какому богу. Одна? Впрочем, неудивительно. Ритуалы — удел мелких богов, а Мать их презирает. При желании Она может принять клятву, данную в полном одиночестве. Вне всякого сомнения, Апицелла объяснила девочке, что нужно делать… неужели Ей хватит этой крохотной царапины?

А, там еще кто-то. Из теней появился человек — толстый, мерзкий, излучающий зло. Пунар… Пакар? Как-то так. Мелкий слуга из Скьяра. Салтайя обхватила себя руками и любовалась игрой. Девчонка Селебр попыталась сбежать, он поймал ее и потащил к алтарю. Наблюдая за их неравным поединком, Салтайя вернулась в прошлое и вспомнила свое посвящение среди холмов над Зортварном. Храг не сказал ей, что хочет сделать и почему она должна пойти с ним в вонючую крипту. Там он молча раздел ее, не обращая внимания на крики и мольбы. Затем швырнул на алтарь и несколько раз изнасиловал. Он отдал ее Матери — охваченную ужасом, сомнениями, стонущую от боли. Твое поклонение будет зависеть от того, как тебя посвятят, сказал он ей позднее, и Салтайя поняла, какое прекрасное и правильное посвящение он для нее выбрал. Именно благодаря ему она стала такой безжалостной. В награду за первое совокупление Древнейшая подарила им Терека.

Прежде чем лечь спать, Фабия Селебр пролила несколько капель крови на холодную землю. Она обратилась с молитвой к Древнейшей, чтобы та помогла ей принять верное решение и подсказала способ спасти Молчальницу.

— Может, — предположила она, — ты покажешь мне стражников Хорольда, обменивающихся паролями?

Зная пароли, Орлад мог бы послать своих людей во вражеский лагерь.

Неожиданно она услышала голос. Во сне было темно, но она узнала пещеру, храм Древнейшей под Пантеоном в Скьяре — тонкая полоска света высоко над головой, блестящая поверхность камня, мох. Именно там она принесла клятву верности Ксаран. Она стояла слишком близко к краю пропасти. Зачем ее сюда привели? И кто это говорит?

Из темноты появился человек… очень крупный и уродливый… лысый и жирный, с желтыми зубами. У него было вытянутое лицо, которое совсем не красила грязная желтая борода, доходившая до живота. Он держал за щиколотки обнаженную девушку, судя по всему, живую, потому что она стонала, пока он тащил ее за собой. Он бросил ее у самого края и подтолкнул голой ногой.

Хета Хетсона разбудил тихий стук в дверь. Он крепко спал и не слышал куда более громких стонов, скрипа и завываний ветра на пустоши вокруг Нардалборга, но тут было другое: кто-то пришел по делу. Он скатился со спальной платформы и промчался по комнате, не успев окончательно проснуться. Сквозь ставни в комнату вливалось тусклое предрассветное сияние. Он приоткрыл дверь. Его не удивило, что к нему явился Фрат Трансон, вожак белой стаи, стоявшей этой ночью на часах.

— Милорд, воины, патрулирующие границы крепости, доложили о санях, запряженных боевыми зверями. Они бегут со стороны Разбитой скалы.

— Подожди, — сказал Хет и вернулся в комнату, уже чувствуя предутреннюю прохладу. Он ощупью нашел табурет, на котором лежала накидка.

Его жена Фемунда даже не пошевелилась, но, судя по дыханию, уже не спала. Следуя многолетней привычке, он надел накидку, одновременно засунув ноги в сапоги.

Став комендантом Нардалборга, Хет сразу же приказал патрулировать границы крепости. Командир войска Терек, который всегда презрительно относительно к чужим идеям, насмешливо спросил его:

Бенард Селебр оделся за несколько секунд — закрепил набедренную повязку и нацепил сандалии. Снаружи кто-то кричал и разбирал их палатку. Солнце еще только начинало вставать, и на небе между горами и покровом из туч пробилась тонкая полоска света. В лагере царил настоящий хаос.

— Подождите! — завопил он, когда два матроса начали вытаскивать колышки. — Моя жена еще не…

Но она уже проснулась, хотя и всего пару мгновений назад. Палатку тут же унесли. Ингельд стояла на коленях, натягивая платье, и ее голова с копной медных волос только что появилась из ворота. Люди вокруг кричали и носились, как угорелые. Бенард начал спешно рассовывать вещи по сумкам. Даже глуповатый художник сумел сообразить, что лодка вот-вот отчалит.

— Не убирай, она мне нужна! — Ингельд выхватила у него расческу.

Ее роскошные волосы по утрам доставляли ей кучу неприятностей.

Хет Хетсон никогда не обращал особого внимания на бредни Терека о том, что Салтайя — Избранная. Он вообще не очень-то верил в Избранных: разве человек может почитать смерть и зло? Теперь у него возникли сомнения на этот счет.

Розовый Бутон — кошмар, ставший реальностью, ходячая косматая гора — миновал ворота крепости, глядя по сторонам умными, налитыми ненавистью глазами. Он был стар, его огромные изогнутые клыки стерлись и обломались, но силу он не растерял. Настрианин Треб распростерся на его спине, чтобы его не раздавило перемычкой ворот, и что-то пробормотал в волосатое ухо мамонта, заставив его остановиться. К ним подбежали люди, толкавшие перед собой лестницу на колесах.

Паланкин имел форму небольшой лестницы, установленной на длинной крутой спине. Шесть скамеек свободно вместили бы по два человека, и даже по три, если потесниться. Розовый Бутон мог нести их целый день. Два молодых Героя сидели на нижней скамейке, съежившись от страха, но Хет не мог определить, что вызвало их страх — женщина, гнев коменданта или боги. Возможно, все вместе. Наверху, рядом с настрианином, устроились Королева Теней и командир фланга Веринкар. Хет думал, что его лицо будет пепельно-серым от ужаса, однако командир улыбался. Когда Салтайя встала, чтобы сбросить меховой плащ, Веринкар вскочил первым и благоговейно снял его с плеч Салтайи, будто мальчик, познавший первую любовь. Вот тогда Хет поверил в силу зла, и будь у него лук, он бы выпустил в ведьму стрелу. Как она смеет совращать его лучшего воина? Теперь это жалкое подобие человека. Он все равно что умер.

Два воина соскочили на землю и затерялись в толпе. Одетая в черное Салтайя начала медленно спускаться по ступенькам. Веринкар оставался рядом, не обращая ни малейшего внимания на стоящего у основания лестницы Хета и на вожака стаи Фрата с отрядом воинов, мрачно сжимающих бронзовые кандалы. Едва ли оковы им пригодятся. Веринкар — превосходный боец и наверняка заберет на тот свет одного или двоих. Вся крепость знала, что сейчас произойдет, и сотни глаз смотрели на разворачивающуюся перед ними трагедию.

Королева Теней остановилась.

Ваэльс Борксон сидел на пне возле святилища Синары в Высокой Балке и грыз свиные ребрышки. Он успел съесть половину кабана, а если ему никто не помешает, прикончит и вторую. Лежащие в тени собаки с завистью поглядывали на жир, текущий по его небритым щекам, и ждали, когда он швырнет им очередную кость. Сквозь грубую деревянную дверь доносились слабые звуки молитвы, но сейчас в святилище был лишь один молящийся, поскольку веристы исцеляются сами. Он даже жалел, что не может этого испытать. В Молочной битве Ваэльс сломал шеи двум воинам — ну, или полутора, потому что со вторым ему помог Хротгат. Пара боевых шрамов ему не помешает. Орлад добавил несколько в свою коллекцию.

На противоположной стороне грязной бугристой колеи (она служила здесь дорогой) стояло второе деревянное строение, храм Веслих. Оттуда также доносился шум, поскольку там была Ингельд Нарсдор и местные женщины, охранявшие священный огонь. Высокая Балка обходилась без Дочери, хотя город был крупный. Всего три года назад здесь рос дикий лес. А три дня назад разместилось сорок шестидесяток веристов, не говоря уже о бесчисленных жителях города, многие из которых были нимфами. Сегодня особенно бросалось в глаза, как город опустел. Жители ушли по своим делам в Трайфорс и Нардалборг. Чья сторона ни одержит победу, еще до зимы Высокую Балку сожгут.

Из-за угла появились Намберсон и Снерфрик, а за ними — еще двое, которых Ваэльс узнал не сразу. Хорт Вигсон и сестра Орлада раздобыли новую одежду, на удивление красивую — если учесть, чем могут торговать во временном поселении. Волосы Фабии черными локонами спадали на соболью накидку, свободно свисавшую с плеч — все Селебры отличались широкими плечами. У платья был глубокий вырез, открывавший треть ее высокой округлой груди. На Фабию было приятно взглянуть, хотя она и не обладала обаянием брата. Жаль, ей не удалось найти одежду более светлых тонов, которая оттенила бы ее смуглую кожу.

Купец был в разноцветном одеянии и подбитой мехом мантии; золотые ожерелья и браслеты украшали его шею и запястья. Почему-то теперь он выглядел еще незначительнее, чем в грязных обносках. Конечно, это особенно подчеркивали два мускулистых Героя, появившихся вместе с ним. Хорт казался старым, больным, напуганным и больше всего походил на мышь. Почему столь богатый человек выглядит так жалко? Не кроется ли в этом какой-нибудь важный урок?

У Снерфрика и Намберсона, охранявших сестру командира от пьяниц, лица были мрачные. Им хотелось присоединиться к пирующим — шум праздника доносился даже с такого большого расстояния, а к закату греметь будет весь город.

Хет Хетсон или Хет Терексон, как ему следовало себя называть, сказал:

— Теперь, когда отец погиб, я готов с радостью взять его имя и признать, что являюсь членом вашей достославной семьи, миледи. Уже одно то, что я состою в родстве с вами, — большая честь для меня и повод для гордости.

Он пересек комнату и сел на скамью. Ему казалось, что он простоял очень долго, но это невозможно, ведь…

Салтайя изящно облизнула кончики пальцев. Она съела практически все, что было на подносе — трапезу, какой насытился бы и кандидат в Герои. Она отодвинула блюдо на край стола, и Хет вдруг понял, что безумно хочет есть. Он ничего не ел с той минуты…

— А как ты относишься к Катрату? — спросила она, одарив его чудесной улыбкой.

Фабия Селебр и Хорт Вигсон вернулись в покои в сопровождении сердитых веристов. Командир охоты Нильс поместил их в длинное, похожее на амбар здание из необработанных бревен. Внутри сильно пахло сосной. Над дверью висела примитивная картина, говорившая о том, что обычно тут жили воины золотой стаи из охоты Пантер. Хотя сквозь дыры в крыше сюда проникало солнце, а на окнах не было даже ставен, защищающих от дождя, здесь было просторно, и Фабия знала, что они тут не задержатся. У них осталось очень мало времени. Надо серьезно поговорить с Хортом, Орладом, Бенардом… да и со всеми остальными.

Большую часть ее одежды еще не доставили, но зато ее уже ждал брат — младший брат, самый опасный. Его сопровождали шестеро долговязых юношей, вооруженных дубинками. Они были в крестьянской одежде с уродливыми пеньковыми ошейниками, которые имели какой-то особый смысл для веристов.

Орлад выглядел довольным. Он был отмечен судьбой. За два дня двое сыновей Храга пали от его руки. Война — не такое уж трудное дело, верно? У него появился новый шрам: зазубренная красная линия от угла рта почти до самого уха, словно ему рассекли щеку когтем.

— Можете идти, — сказал он Намберсону и Снерфрику, И те моментально исчезли, успев заметить, что их господин добр.

Орлад представил им юношей.

Дантио Селебр сел, добившись своего. Обычно он избегал свадеб. Во время роскошных празднеств люди часто тратили гораздо больше, чем могли себе позволить. Пир пиром, но что еще нужно для хорошей свадьбы, кроме удобной постели? Более всего Дантио ненавидел характерные для свадеб вспышки чувств — от похоти до плохо скрываемого ужаса.

Сегодняшний праздник роскошью не отличался. Наследная правительница одного из величайших городов Грани выходила замуж за нищего скульптора посреди лесной чащи, в простом деревянном сарае, без единой золотой солонки на столе. Да что там, в зале не было даже свечей! Никто не позволял себе чересчур сальных шуток, ведь невеста была значительно старше большинства присутствующих. Молодожены светились от счастья — видимо, Бенард решил, что бремя консорта не так уж тяжело. Ингельд прекрасно управляла городом, пока сатрап воевал, а уж церемониальные обязанности Рука как-нибудь осилит.

И все же накал страстей был велик, из-за чего у прорицателя возникло ощущение, будто в него поочередно бросают снежками и раскаленными углями. Ардиал Берксон, как и следовало ожидать, превратился в глыбу льда. Хорт Вигсон больше походил на рыбу, чем на человека; лишь прорицатель чувствовал его возбуждение, которое укрист умело прятал. Бедный, одинокий Хорт! Он радовался, что помешал дочери вернуться во Флоренгию и покинуть его.

Голос начал диктовать Бенарду длинную клятву, и тот постоянно запинался, путаясь в сложных оборотах древнего языка.

Обжигающий гнев опалил левое плечо Дантио — гнев Орлада, разумеется. Тот не сумел утолить жажду крови, а его добыча ускользала.