Это повествование не про кровь и ужасы последних чеченских кампаний и коварство и зверства противоборствующих сторон. Не про самодурство некоторых больших командиров и начальников, дурные и тщательно скрываемые качества которых, незаметные в мирное время, особо проявляются на войне. Если что-нибудь обо всём этом и присутствует, то в весьма разбавленном и умеренном виде.

По большей части здесь описан быт и ежедневный труд милиционеров якутских отрядов на многострадальной земле Северного Кавказа. Так что к жанру «приключения» — всё это можно отнести с большой натяжкой.

Если кто из бойцов или командиров себя узнает по описанию или наитию, знайте, дорогие, что каждое слово о вас писалось с великим уважением и вдуманностью тщательной. Каждый абзац равняется одной задумчиво выкуренной сигарете. Если же кто себя не заметит на этих страницах, ничего, время есть. Есть и серая бумага, которая всё стерпит в будущем. Есть и собирательные образы, есть доля вымысла и хохмы, основанные на правде.

Никакого оскорбления или восхваления какой-либо религии или национальности здесь уважаемый Читатель не найдёт. Это особо подчёркивается, так что, если читается якуты, то это значит «люди, живущие в Якутии», и ничего больше. Те, кто бывал на Северном Кавказе знают, что спецотряды принято называть по принадлежности к региону или городу: самарцы, чуваки (чуваши), ёжики (ижевцы), новосибы и т. д. А вот у бандитов национальности, как известно, вообще не существует и даже понятие — «человек», к ним можно отнести с большой натяжкой.

Чёрный юмор, отчасти присутствующий в этом опусе, не является целью писавшего или показателем затоптанности его души. Это есть тень и осадок циничной правды жизни. В инструкциях для специальных огневых групп военными психологами красной линией проводится мысль о том, что если во время боевых действий башка перестаёт что-либо соображать, а крыша начинает «съезжать», то необходимо где-нибудь притулиться, сконцентрироваться и без лишней суеты, не торопясь, постараться вспомнить таблицу умножения. Хотя бы начав с элементарного дважды-два.

Буква «Д» в номере означает, что блокпост стоит у дороги. А на дорогах войны всякое случается.

Что здесь будет?

Будут лаконичные и выразительные места, где читающие домохозяйки растроганно всплакнут возле скворчащей на кухонной плите сковородки, ветераны, лёжа на прохудившихся диванах, повторно перелистнув полюбившиеся страницы (дошли сведения, что все страницы первой книги «Служба нарядов» уже копируют на множительной технике), угрюмо нахмурят мужественные брови, вспомнив былое.

Набравшиеся ярких впечатлений выпускники школ и гимназий, чтобы откосить от службы в армии, подтянувшись по всем общеобразовательным дисциплинам, радуя родителей, поторопятся поступать в институты или нарожать детей, чем произведут демографический взрыв в стране, что в свою очередь, несомненно, скажется на обороноспособности нашей любимой Родины. И все вместе посмеются над доброй шуткой.

Чтобы передать Читателю дух войны, приводятся засекреченные тексты некоторых документов, в которых отдельные пункты никакого отношения к сюжету не имеют. По понятным причинам в них изменены или затёрты имена, установочные цифры дат, номеров подразделений, и другое. Менять стиль написания и слова в этих бесценных свидетельствах ратного подвига российских воинов, у автора рука не поднялась.

Летное поле Якутского аэродрома празднично украшали живописно раскиданные пустые бутылки из-под пива и водки. Щедрое весеннее солнышко, отражаясь в них, как-то по особенному поднимало настроение бойцов-милиционеров, выезжающих в очередную командировку в Северокавказский регион.

Провожающие бойцов жены — радовались, любовницы — плакали, командиры отрядов деловито и значительно вели умные беседы с высоким начальством.

Под рев разогревающихся двигателей ВТС ведомственный духовой оркестр неслышно играл какой-то, судя по энергичным взмахам дирижерской палочки, бравурный марш. Чей-то хмельной дедушка — ветеран Великой Отечественной Войны вдохновенно жестикулируя также неслышно наставлял, перед отправкой в горячую точку, группу провожающих — коллег из МВД. По его мнению они тоже вылетали, но на это никто из провожающих не обращал внимания. По мере освобождения пластикового стаканчика, ходящего по кругу, деду уважительно подносили сто грамм с бутербродиком и бутылкой газировки, которые он с достоинством принимал.

Бойцы, шустро взбираясь по рампе, привычно загружали на борт боеприпасы, продукты, вооружение и прочие коробки и коробочки, ящики и ящички с бытовыми и канцелярскими надобностями. Изредка подымали на борт самолета и тела «уставших» от проводов молодых ветеранов, за натруженными плечами которых, как пишут в прессе, — «уже не первая командировка в Чечню».

Вовсю работает упомянутая пресса: интервью-газета, фото-видео, радио-ТВ. За многие годы у пронырливых журналистов с вечным дефицитом времени наработался творческий шаблон — выхватывается парочка радостных милиционеров и парочка таких же веселых провожающих: «У меня это первая (вторая-пятая) командировка… Еду добровольцем (за деньгами, за запахом военной романтики, начальство послало куда подальше)…» и т. д. «Вот, провожаем своего мужа (брата, свата)… Надеемся…. Будем ждать…» и т. п. И кто-нибудь из серьёзных шефов без бумажки, по деловому и солидно: «Это уже…ятая командировка наших отрядов в Северокавказский регион… Полностью укомплектованы… Централизованные поставки… Лучшие из лучших… Достойно как всегда… С честью выполняли поставленные задачи… Мы уверены… Руководство надеется… И мы думаем, что и на этот раз не подведут».

Блокпост находился на южной окраине Хасавюрта. Укреплен пост был до чрезвычайности внушительно. По периметру — колючка, окопы и ходы сообщений. Железобетонные плиты с многочисленными следами от пуль и окрашенные под камуфляж обложены снаружи старыми автомобильными покрышками.

Поверху, для защиты от гранат, натянуты сетки рабица и маскировочная. На сетках местами лежали пустые разнокалиберные бутылки и нанесённый ветрами разнообразный сор. При порывах зефира бутылки погуживали а мусор успокаивающе шелестел.

И в самом центре композиции высился, израненный шрапнелью, бетонный фонарный столб с изрядно потрёпанным, но гордо реющим флагом Якутии.

Вечер выдался теплый и тихий. С ближней рощи лениво пару раз выстрелил снайпер, как выяснилось — по лампе на этом самом электрическом столбе. Вероятно для тренировки. А может просто прикалывался, для разнообразия, скрашивая свой досуг.

В первые дни прибытия СОМа Якутии на степной блокпост, в то время по научному называемого «КМП» — контрольный милицейский пункт, работы было — непочатый край. С месяц назад артиллерия федеральных войск раздолбала стоявший здесь бандитский блокпост.

Боевики контролировали всю территорию между тремя посёлками и грабили проезжавший автотранспорт. Частенько брали и заложников.

Местное население назвало эту зону «Бермудский треугольник». Так что некоторое время транспорт мирного населения здесь вообще не проезжал. А если и находились незнающие про этот участок люди, то частенько знания приходили внезапно и уж что говорить — поздновато.

Бойцам пришлось немало потрудиться, чтобы расчистить участок от остатков стоявшего здесь бандитского поста и мусора. Глава администрации района выделил отряду одного барашка, несколько новеньких вагончиков и стройматериалы. Укреплялись добротно и долго.

Уцелевшая группа спецназа, под покровом ночи уходя от преследования сепаратистов, пробиралась в равнину. К своим, на запад.

На востоке, за скалами, чем-то напоминая зарницу, вспыхивали рваные отблески артиллерийских разрывов, кратковременно освещая непроницаемые тучи. Доносилось глухое бубнение далёкой канонады. Над безразличной ко всему происходящему безымянной высотой 4009 гроздьями висели осветительные мины. Там, где проходила линия фронта, буквально на днях оказался глубокий вражеский тыл.

Уже тридцать семь суток, теряя последние капли надежды, бойцы, питаясь дождевыми червями и запивая затхлой водой из изредка попадавшихся на пути придорожных канав, с боями прорывались из огненного кольца. Из этой жуткой клоаки.

— Мы все умрём! — Пытаясь передёрнуть заржавевший затвор автомата, тоскливо прохрипел Лысый. Справа от него прошелестел рой свинца. Одну пулю Лысый с клацаньем челюстей всё-таки зацепил зубами и злобно выплюнул в лужу. Она зашипела.

— Хочу бабу и белый унитаз!

— …А ты Гоша, в Сочах бывал когда-нибудь?

— Какие-такие сочи-мочи? Ты у нас в Якутии не был. И никаких Сочей не надо. Природа-а — обалдеешь! — Два солдата сапёрного подразделения шли по Старопромысловскому шоссе Грозного во главе инженерно-разведывательной колонны. Сдвинув одну чашку наушников на висок, чтобы лучше слышать друг друга, миноискателями прощупывали каждый свою сторону обочины. — Слышь, Ляксей, на дембель ко мне поедешь? Такие места покажу, обалдеешь! Охота-а, рыбалка-а — обалдеешь! А Лена-а…

— А в Сочах девки-и — обалдеешь! — В тон Георгию вторит Алексей.

— Я те про нашу реку говорю…

— Оп-па!.. Стой-ка! — Внезапно перебивает Алексей своего товарища и оборачивается назад, — Товарищ старший лейтенант, впереди справа на полпервого двадцать пять коробка!

Глеб прилетел на вертушке из Ханкалы. Весь голодный и поэтому злой.

Раздвинув шторки-створки, вошёл в палатку, сняв с плеча вещмешок, огляделся. Всё вроде бы как всегда и, на первый взгляд, всё вроде бы нормально.

— О, Глебун приехал!

Но что-то не так, что-то неправильно. Какое-то нездоровое бельмо выделяется на общем, насквозь пропитанном ароматом гниющей палатки, фоне. И это настораживает.

— Здравствуйте, товарищи!

Дело происходило во время второй чеченской кампании, слякотной осенью, на «Юго-Западном фронте».

После сезона затяжных ливневых дождей, полностью смывших невесть откуда взявшийся в группировке хлам куда-то вниз по склонам и откосам гор, наступили погожие солнечные деньки.

Блики небесного светила, наконец-то пробившиеся сквозь разодранные в лохмотья хмурые и недовольные тучи, проникая в раскрытые окна ротных палаток и весело отражаясь в… Однако речь не об этом.

Но как написано! Пожалуй, пусть остаётся.

Фронт. При этом слове вспоминается Великая История — Сталинград, Курская дуга, маршал Жуков, киноэпопея «Освобождение».

Но отсутствие Пегаса совершенно не даёт нам повода, чтобы о нём не рассказать. Попробую сделать это без помощи Музы, может что и получится.

А не назвать ли главу «Автомат и перо»?.. Шибко выспренно, пожалуй, и так сойдёт.

Началось всё с того самого дня когда омоновцы «вовремя подоспели».

Смеркалось.

Без этого «смеркалось» — никак нельзя. Почему? Об этом ниже.