В начале XXI века мировую экономику терзала жуткая лихорадка. Взлетали и камнем падали курсы валют, обесценивались акции, разорялись крупнейшие банки, закрывались предприятия, и вместе со всем этим стоимость человеческой жизни стала равняться нулю. По некогда высокоразвитым странам, привыкшим к сытой и довольной жизни, прокатилась война самоубийств. Но это было только начало. Впоследствии эти годы выдающийся историк Некер назвал Всемирным Кризисом.

Некая безликая и безымянная личность нажала Кнопку, и человечество получило то, к чему готовилось и чего боялось шесть десятилетий. Землю окутал радиоактивный огонь Апокалипсиса. Вооружённое противостояние мощнейших мировых держав не принесло победы никому. Мегаполисы превратились в кладбища, леса — в пустыни, моря — в болота. Выжили лишь слаборазвитые безъядерные страны на окраинах Империй. Уцелевшие называли тот чёрный день начала хаоса, в котором исчезло пять с лишним миллиардов человеческих существ, Судным Днём, Днём Гнева, истребившим грешников. Позже кто-то подсчитал, что в тот день в течение одной секунды погибало 60000 людей, позже умерло ещё больше. Всемирный Конфликт продолжался всего несколько часов. Всемирный Кризис, предшествовавший ему, оказался сущим пустяком по сравнению с наступившими временами Хаоса, Упадка, Смерти и Отчаяния.

Но люди выжили. Из-за радиоактивных туч выглянуло улыбающееся солнце. На смену биологическому виду Homo Sapiens пришёл Homo Novus, или Homo Unvicesimus. Человечество приспособлялось к повышенной радиоактивности. Рождались мутанты. Некоторые из них погибали, ещё плавая в околоплодных водах, не желая ждать девятимесячного срока, другие — едва вдохнув в лёгкие атмосферный воздух, особо ужасных младенцев приходилось умерщвлять врачам на первый или второй день жизни.

Некоторые мутации оказались весьма жизнеспособными и систематически повторялись в разных семьях. Люди в белых халатах давали им высоконаучные латинские названия, но в народе их звали короткими, иногда звучавшими презрительно, кличками: нэны, шаггеры, хайеры, вампы, вейверы, диги и другие.

Страна, в которой произошли нижеописанные события, насчитывала 5 миллионов жителей. Политическая обстановка в этой стране была весьма непростой, люди не доверяли ни государству, ни политикам и поэтому были заняты самым обыкновенным выживанием. После убийств нескольких президентов (их даже не успевали похоронить как следует) страна познала период буйной и весёлой анархии, но потом власть перешла в руки Верховного Консулата. Консулат состоял из семи Консулов, которые клялись посвятить всю свою жизнь служению народу. Народ остался глух к патриотическим призывам Консулата, страна всё глубже и глубже погрязала в бездонную пучину, задыхаясь от нехватки энергии, продовольствия и даже такой мелочи, как духовная пища.

Непроглядная ночь воцарилась в городе Гиф. Солнце упало за горизонт, чёрные щупальца всепроникающей тьмы расползлись во все стороны, таинственные шорохи обволакивали душу страхом. Обыватели, скрывая первобытный ужас перед темнотой, попрятались по своим норам: кто спал, кто бодрствовал, предаваясь порокам.

По освещённым лишь звёздами улицам бесшумно крались два подозрительных типа. На плечах они тащили нечто тяжёлое. На большой чёрной башне муниципалитета гулко ударил колокол — один час ночи. От этого низкого вибрирующего звука у любого нормального человека волосы встали бы дыбом, но не таковы были эти двое. Несмотря на тяжесть ноши и темень, движения их были стремительны и точны.

Подозрительные личности достигли старого, чуть ли не разваливающегося дома, открыли скрипучую гнилую дверь и проникли внутрь. Зажёгся свет, и теперь можно было внимательно рассмотреть их внешность.

Первый из них обладал ангельской доброты лицом, обрамлённым светлыми волосами, глаза смотрели невинно и доверчиво. Его звали Энди, под внешностью праведника скрывалась жестокая и тёмная душа, если только она у него была.

Второго звали Алекс, и внутри он был мрачен не меньше своего напарника. Свою отвратительную сущность он проявлял и в жизни, и в умопомрачительных произведениях, морозивших душу, самым известным из которых был роман «Милая крошка». Обложка этой знаменательной книги приводила в трепет цветом свежевыпущенной артериальной крови.

Обессилившим физически и духовно вампам удалось заснуть лишь под утро. У них даже не было сил оттащить свою жертву подальше — они бросили лже-девицу через три квартала в развалинах школы, в которой когда-то давным-давно, ещё до Всемирного Кризиса, учились прилежные школьники — молодое поколение Республики. От школы осталась лишь трёхэтажная санитарно-туалетная система, соответствующая высшим международным нормам, и она до сих пор функционировала, хотя радиационный фон там был выше, чем везде в городе. Энди побывал там всего лишь один раз, но в его сознание навсегда впечатался образ светящегося в темноте дерьма, величаво плавающего в фосфоресцирующих лужах мочи. С тех пор вамп с благоговением отзывался об этом проклятом или же священном месте и заходить туда больше не смел.

Алекс и Энди заснули на одной кровати, а диг Тайтус примостился в столь полюбившемся ему кресле.

Проснувшись, но ещё не совсем очнувшись от ночных грёз, Энди почувствовал за своей спиной тёплое тело. «Чьё это могло бы быть? — изумился Энди. — Мэри? Айза? Джин? Хельга?» Он протянул руку, чтобы на ощупь идентифицировать объект, и наткнулся на небритую щетину. Энди сразу же всё вспомнил и, вскочив с койки, заорал:

— Алекс!

— Нюм-нюм-нюм, — ответил Алекс, перевернулся на спину и громко захрапел.

— Сегодня мы начинаем изучать новую дисциплину, — сказал желтолицый непрерывно качающий головой преподаватель. — Она называется нуклеономия. Вы узнаете обо всех этих дрянных штучках, из которых состоит наша засранная Вселенная.

Преподаватель осклабился, обнажив два ряда золотых зубов. Он был очень стар, успел пожить до Всемирного Конфликта, и теперь добрая половина его органов была искусственной.

Небольшое количество студентов сидело за ещё более немногочисленными столами, причём стульев хватало не на всех, и самым нерасторопным пришлось расположиться на почерневшем от времени и грязи полу. Тайтус устроился на подоконнике и невозмутимо поблёскивал непрозрачными стёклами очков, в руке он сжимал неизменный «Юнипак». Вампы, Алекс и Энди, уселись таким образом, чтобы их прикрывал освинцованный мусорный бак, громоздившийся посреди аудитории. Молчун, как примерный студиозус, открыл тетрадь для записей, обложка которой заплесневела и тошнотворно воняла.

— Гы, гы, гы, — скалил зубы преподаватель Гельб. — Я обращаюсь к вам, Тайтус! Вот вы, наверное, думаете, что вам необязательно иметь конспект, как вашим товарищам?

Тайтус молчал, то ли ещё переваривая информацию, то ли не считая нужным ответить. Из числа его товарищей один лишь Молчун приготовил ручку с лазерным пером, остальные либо досыпали, либо чем-то усиленно жевали, либо, пуская на стол слюни, рассматривали журналы с фотографиями девиц различной степени обнажённости, либо ковыряли и без того дырявую мебель. Это было первое занятие, и никто ещё не включился в учебный ритм.

Друзья заняли единственный незаплёванный столик, предварительно обойдя огромную лужу ещё тёплой блевотины, и позвали официанта. Тот появился через несколько минут. Это был участник боевых действий в последнем Всемирном Конфликте, о чём свидетельствовала чёрная семилучевая звёздочка на белом пиджаке и блестящая никелированная штанга с колёсиком на конце вместо правой ноги. И первое, и второе — единственное, что ему досталось от Всемирного Конфликта.

— Рад вас приветствовать в нашем прекрасном, милом и уютном ресторане, — у официанта был красивый баритон. Он кивнул Молчуну, затем дигу, а лишь потом вампам, и протянул разорванное на две части меню. Это меню порвал ещё три года назад один особо буйный посетитель.

— Надеюсь, продукты натуральные? — сварливо спросил Алекс. Официант приосанился и гордо ответил:

— Всенепременно натуральные! Поставщик нашего ресторана — всемирно известная фирма «Дауген»!

Услышав это волшебное слово, Алекс успокоился: фирма «Дауген» действительно была лучшей, хотя бы потому, что была единственной на всём восточном полушарии.

Весной 49 года Республику сотрясли мощные народные восстания. Поводом для них, по мнению историка Некера, послужило недовольство смоукеров (генетических курильщиков). После значтельного повышения цен на сигареты смоукеры, вооружившись камнями и палками, пошли выразить протест. К ним присоединились другие недовольные, начались грабежи, поджоги и беспорядки. Несколько дней улицы разных городов Республики полыхали огнём. Особенная жестокость проявлялась к тем, кто не был похож на других — мутантам, или нэнам. Были безжалостно перебиты все шаггеры, почти все диги, хайеры и вампы. (Как это ни парадоксально, но каратели, то есть, простите, истинные патриоты, особенно полюбили песню «Антидиг», призывающую истребить дигов и написанную никем иным, как вампом Эйнджелом). Так или иначе, Верховный Консулат дискредитировал себя, так как в отдельных регионах против безоружных людей было применено лучевое оружие, и власть взял в свои руки Генеральный Секретарь Службы Государственной Безопасности Биг-Таг, объявивший себя полномочным Диктатором. Биг-Таг пообещал в скором времени навести порядки и покарать тех, кого следует. В какой-то мере он выполнил своё обещание. В частности, был введён строжайший генетический контроль рождаемости. Нэны перестали пополнять измученное общество. Также была узаконена безвозмездная охота на мутантов («Истребим всех выродков к новому столетию!»). Судьба же двух вампов, начиная с установления Диктатуры Биг-Тага, покрыта мраком. Они появлялись в разных местах, порознь и вместе, их безуспешно за какие-то прегрешения искали власти, а также охотники за головами — Чистые Братья, но…

Костёр весело трещал, с аппетитом поедая положенные в него сухие ветки и сучья, а стоило потревожить его трапезу палкой, как он сердито вскидывал в ночное небо целые снопы искр. Возле костра сидело двое, а вокруг них господствовала бесконечная ночь, полная своих особенных звуков. Звёзд почти не было видно, а лунный серп был так тонок, что его можно было не принимать во внимание. Костёр горел в самой глухой и непролазной части леса, но люди не боялись опасностей. Один из них, широкоплечий, светловолосый насадил на металлический прутик тушку какого-то мелкого животного и аккуратно поджаривал её на жарком огне; на лице его блуждала непонятная меланхолическая улыбка. Когда он повернулся на какой-то подозрительный шорох, осветился старый обезображивающий шрам, тянущийся от угла глаза до верхней части уха. Второй мужчина застыл в неподвижности, положив руки на колени. Он был немного моложе, с тёмными ершистыми волосами. Смуглый цвет кожи, печально опущенный нос и остекленевший взгляд веяли ощущением мрачности и полной безысходности. Иногда он поглядывал на мясо, приготавливаемое его другом, и тогда ему приходилось украдкой сглатывать слюну.

— Ну что, угостить тебя жарким? — тихо засмеялся крепыш, в огненных отсветах блеснули его не совсем обычного строения зубы: клыки верхней и нижней челюстей выделялись из общего ряда и имели поразительную для нормального человека длину и остроту.

— Нет, спасибо, — ответил второй, изо рта его предательски капнула слюна; зубы у него имели такие же особенности.

— Это будет стоить двести миллионов, — то ли шутя, то ли серьёзно сообщил первый.

— Хм. А кто позавчера наловил рыбы, которую ты с удовольствием сожрал?

Деревня была совсем небольшой, она имела всего четыре улицы, попарно пересекающиеся друг с другом. Кто-то, наверное, человек с огромной силой фантазии, так и назвал их: Первая улица, Вторая, Третья и Четвёртая. На перекрёстке Второй и Третьей улиц грозно возвышался трёхногий зверь, терпеливо ждущий свою жертву — виселица. Ветер нежно обвевал одиноко покачивающуюся петлю. Посреди деревни стоял добротный деревянный дом с вывеской: «Гостиница», под нею висела табличка: «Есть свободные комнаты. Всегда в продаже свежее пиво». Но вампы и не взглянули на надписи, а сразу вошли внутрь, спасаясь от смертельно раскалённого воздуха. Хозяин гостиницы сидел на стуле, закинув ноги в дырявых сапогах на относительно чистый стол, и глубокомысленно рассматривал фотографию голой женщины в весьма интересном ракурсе. Хозяин был толст, как жирная свинья, а волосы на голове и заплывших щеках мелко курчавились, прямо как у глупого барана. Иногда он почему-то заходился смехом, отчего отвратительный живот желеобразно трясся, а иногда он непринуждённо засовывал указательный палец правой руки в одну из ноздрей, вытаскивая после оттуда… нет, хватит об этом.

— Пиво! — потребовал Энди. — Четыре кружки!

Алекс порылся в карманах, но нашёл лишь пару грязных носков и приятно холодящее руку гладкое тело виброножа.

— У меня нет денег, Энди.

— Я плачу за тебя, — Энди сделал широкий жест рукой, но, увидев, как просиял Алекс, поспешно добавил:

— Что-то Алекс задерживается, — задумчиво сказал Энди, прервав однообразный стук града в стёкла. — Надеюсь, он не утонул…

Энди попытался представить себе эту леденящую кровь сцену, но у него почему-то ничего не получилось. Джадж как приклеенный сидел у удочек и влюблёнными глазами созерцал острия крючков.

Скрипнула дверь. Невыразимо мрачный Алекс быстро прошмыгнул в комнату. Его чресла были укутаны грязноватым оранжево-синим полотнищем государственного флага Республики, которое раньше висело в главном холле, рядом со стойкой Какуса.

— Неплохой вкус, — заметил Энди. — Заглядывала Набби, мы сказали ей, что у тебя есть собственная запасная одежда.

Если бы рядом был какой-нибудь диг, он напомнил бы о том, что за осквернение государственных символов Республики по Уголовному Кодексу полагается суровое наказание.

После дармовой пирушки (она закончилась в первом часу ночи, а её участники набились до самых последних пределов, и некоторые из них еле доползли до своих комнат) Джадж положил свои часы на подоконник и накрыл их стаканом.

— В пять часов утра сработает будильник, так сказать.

— Почему не в четыре? — у Алекса получилось: «Пшму не фштыре?», — он безуспешно пытался сфокусировать разладившееся зрение на часах Джаджа.

— Потому что в таком случае, так сказать, нам осталось спать меньше четырёх часов, так сказать!

Дискуссию вампа и крысника прервал громкий раскатистый храп. Энди, не раздевшись, лежал поперёк кровати и спокойно, с чистой душой добродетельного человека спал. Джадж подвинул к кровати три стула и погасил свет. Потом они улеглись: крысник справа от Энди, а Алекс — слева.