— Да что ж ты творишь, окаянная?! — обернувшись, я с испугом посмотрела на Анатолия Ивановича, семенившего ко мне на своих коротеньких ножках. — Ишь что удумала, добро казенное портить!

Оторопь прошла мгновенно, вытесненная решимостью. Не обращая внимания на метавшего молнии старика, я с силой дернула на себя уродливую портьеру. Треск рвущейся ткани согрел мою душу, и, похоже, довел Анатолия Ивановича до инфаркта. Отбросив в сторону ненавистную ткань, я победно взглянула на директора.

— Ну все, теперь точно уволят… — проигнорировав горестный вздох начальника, я взобралась на шаткий табурет, с твердым намерением завершить начатый акт вандализма.

— Не стоит так драматизировать, ведь я из самых лучших побуждений…

— Из лучших побуждений, гляди-ка… — ворчал директор, подбирая с пола уже ни на что не годный материал. — И чем тебе занавески Марии-Антуанетты не угодили-то?

Время — лучший лекарь — делало свою работу: на третий день, после знакомства с обитателями камеры, я с помощью Боула смогла подняться с нар и сделать несколько неверных шагов. Силы тут же оставили меня, и я едва не упала, но главное заключалось в том, что я уверено шла на поправку. Как я догадалась, столь быстрое восстановление организма обусловлено было тем, что еду мне давали отдельно от остальных — ту самую бледную жижу, которой после пробуждения накормила меня Диза. Три раза в день решетка на двери отворялось, и тонкая рука передавала сначала пиалу с «киселем» для меня, а затем и остальную провизию. Женщина, читая на моем лице вопрос, объяснила, что это специальный отвар, который дают в лекарнях тяжелобольным. Рацион же моих сокамерников составляли хлеб, жидкий суп, да овощи.

На пятый день я, слегка пошатываясь, смогла сделать несколько самостоятельных шажков, чем гордилась безумно. Если Боул взял на себя роль лекаря, то Диза вплотную занялась моим образованием: каждый день женщина снимала с меня Сэй и по несколько часов мы с ней произносили вслух слова незнакомого мне языка. В начале женщина несказанно удивилась, обнаружив, что я ни слова не знаю на светлом наречии, знание которого, как основного языка, было просто необходимым. Я лишь пожимала плечами, не имея возможности сказать правду о своем происхождении и причине, по которой меня забросило в этот мир.

Обучение, как оказалось, давалось мне удивительно легко, женщина объясняла это тем, что благодаря Сэю в моей голове уже угнездилось некоторое количество слов светлого наречия, более того: я подсознательно знала значение фраз, услышанных мною ранее. Дело оставалось за малым — произношение. Я повторяла каждое слово несколько раз, чтобы запомнить его звучание. За неимением другого, более или менее интересного занятия, я целиком погрузилась в процесс обучения.

— Меня зовут Арина, я ваш друг, — тщательно выговаривала я, под одобрительными взглядами брата и сестры, Шилк же только фыркал, отворачиваясь к стене. Старик вообще оказался на редкость занудным и нелюбезным, впрочем, я и не пыталась сдружиться с ним — мне с лихвой хватало Дизы и Боула, дабы не унывать и отвлекаться от своего бедственного положения.

— Арина — друг Боула, Боул — друг Арины, — я поморщилась. Мое имя как-то выпадало из общей картины мелодичного и плавного звучания нового для меня языка. Своими соображениями я, как могла, поделилась с Дизой: — Арина — не то, нужно другое имя.

Вид, открывавшийся из окна, захватывал дух, будоражил воображение. На сколько хватало глаз, простирался лес, словно диковинным ковром он устилал землю, образуя сплошное море зелени. И лишь на горизонте, окутанные серебристой дымкой, едва виднелись горы, черной гранью пресекавшие буйство природы.

Заворожено вглядываясь вдаль, я переживала ни с чем несравнимые мгновения единения с миром. Не важно, что я не принадлежала ему, так же малозначительно и то, что встретил он меня неласково. Сейчас я отчетливо чувствовала его, тонкое стекло не могло быть преградой на пути к пониманию и взаимному признанию.

Распахнув створки окна, я полной грудью вдохнула пьянящий воздух, и, прикрыв глаза, раскинула руки в приветственном жесте. Ветер трепал мои волосы, незаметно подкравшиеся сумерки одарили прохладой, отрезвляя.

Стук в дверь заставил меня опомниться, я поспешно закрыла окно, и словно впервые оглядела комнату. Ничего не изменилось, но теперь она казалась мне более родной, чем при первом осмотре. Стук повторился, понукая меня открыть дверь. На пороге с подносом в руках стоял Ламирр. Я сдержала смешок: неужто он и в прислужниках у меня ходить теперь будет? Отступая в сторону, я позволила светлому войти: несмотря на комичность собственного положения, эльф прошествовал мимо меня с таким видом, словно нес не поднос с едой, а бесценное произведение искусства.

Аккуратно поставив поднос на кровать, он направился к двери, не удостоив меня даже взглядом. Нет, так дело не пойдет! Необходимо налаживать контакт, иначе мое пребывание здесь обернется сущей мукой.

Дни складывались в недели, за три месяца пребывания во дворце на правах гостьи скука стала моим бессменным спутником. За все это время я видела от силы десяток представителей Высшей расы, создавалось впечатление, будто Ламирр прячет меня от окружающих. Эльф проводил со мной несколько часов в день, остальное же время я была предоставлена сама себе, и откровенно не знала чем себя занять.

Первые дни я бродила по окрестностям дворца, просто наслаждаясь тишиной и покоем. Здесь всегда было тепло, светило солнце и легкий ветерок резвился в кронах вековых деревьев. Но вскоре это однообразие начало раздражать меня, еще позже я с отвращением смотрела из окна на все такую же ярко-зеленую траву, ковром стелившуюся у дворца. И вот, наконец, настал день, когда я буквально взвыла от досады, когда Светлый Принц сообщил о том, что урок на сегодня окончен.

— Пожалуйста, не бросай меня! Если это какая-то изощренная пытка, то я сдаюсь!

— О чем ты? — искренне удивился Ламирр.

— Я схожу с ума! Мне скучно, практически целый день я сплю, чтобы хоть как-то скоротать время.

Шли дни. Я все больше узнавала о мире, который уже начала считать своим, и это тревожило меня. Воспоминания, посещавшие меня ранее, стали реже, утратили четкость, словно родной дом я покинула не несколько месяцев назад, а значительно раньше. И с каждым новым днем я все больше боялась в один момент проснуться, и с горечью осознать, что Лерона — это не болея, чем красочный сон.

К разговору, который произошел спустя неделю после моей первой иллюзии, я готовилась долго, подбирая слова и пытаясь предвидеть ответы Принца. Откровенно говоря, поднимать столь тревожащую меня тему было страшно, словно от слов Ламирра зависела по меньшей мере моя жизнь. Я долго оттягивала момент истины: поначалу для этого просто не было времени, а позже… я осознала, что меня очень даже устраивает теперешняя жизнь. Видимо, я просто боялась разрушить свои иллюзии, но жить в неизвестности в итоге стало невыносимо, потому и задала я однажды вечером наставнику вопрос, так изматывающий меня морально.

— Ламирр, что будет со мной дальше?

Мы сидели у камина в просторном кабинете Принца, потягивая сладкое вино и временами вяло переругиваясь. Мои слова оторвали эльфа от каких-то размышлений, поэтому он не сразу сориентировался.

— О чем ты?

Унылая крепостная стена Ханогора возвышалась на несколько метров над землей. Грязно-серый, выщербленный камень создавал ощущение запущенности, неопрятности. То тут, то там виднелись широкие трещины, в которых уже давно хозяйничал вездесущий плющ. Порывы холодного ветра разносили по округе тошнотворный запах нечистот из частично засыпанного рва. Некогда добротные ворота темного дерева ныне ссохлись и местами прогнили.

Именно таким предстал перед нами первый город на пути. Вот уже неделя миновала с тех пор, как мы покинули Светлый лес, оставив позади неизменно солнечную погоду. Здесь же, на территории людей, осень давно вступила в законные права, поливая нас ледяным дождем, превратив дороги в грязное месиво, пробираться по которому представлялось возможным только пешком, забыв на время об удобных седлах.

Резкая смена погоды не прошла даром ни для меня, ни для Лиссы, вот уже третий день мы отчаянно шмыгали носами, поочередно прикладывая ладони к горячим лбам. Озноб, ставший моим бессменным спутником, казалось, взял за цель превратить мое тело в желе. К нашим страданиям эльфы остались безучастны, что, впрочем, нисколько меня не удивило.

На протяжении всего пути мы с Лиссой были предоставлены сами себе, в том плане, что обращали эльфы на нас внимание исключительно редко и весьма неохотно. Разве что Лимаэль — один из светлых — видимо, по приказу Принца ежедневно проводил со мной тренировки на мечах, после каждой из которых я укреплялась во мнении, что наставник щадил меня все время обучения. Уже после второй пытки — иначе не назовешь — руки мои сплошь были покрыты тонкими порезами, оставляемыми эльфом после каждого пропущенного мною удара. Изведя на бинты все, имевшиеся в наличие, ночные рубашки, Лисса безустанно смазывала кровоточащие царапины целебной мазью, бинтуя мои руки от запястья до плеча. Но подобный метод обучения, как ни странно, дал весьма и весьма неожиданные результаты — если отражать удары удавалось далеко не всегда, то теперь я молниеносно уходила от угрозы, попросту уворачиваясь. С каждым днем бинтов требовалось все меньше, пока в один прекрасный момент светлый не заявил об окончании тренировки, так и не поставив мне ни одной новой отметины.

За время пути слегка приоткрылась для меня завеса таинственности, окутывавшая наш поход. Источником полезной информации стала Лисса, которая, несмотря на всю свою скромность и добродетель, была вместилищем огромного количества слухов, блуждавших по Светлому лесу. Занятая своими мыслями я как-то упустила из виду тот факт, что прожив практически всю жизнь при дворе, девушка многим может поделиться.

— Он пугает меня, — Лисса опасливо покосилась в сторону, расслаблено сидевшего неподалеку, Рофиуса.

Вот уже семь ночей мы двигались на север, днем останавливаясь в придорожных трактирах. Не слишком разговорчивые эльфы, и вовсе перестали обращать на нас внимание, общаясь исключительно между собой. Виной тому был вампир, чье присутствие держало прочих членов отряда в постоянном напряжении. Рофиус сторонился компании, изредка одаривая нас равнодушным взглядом сытого хищника. Голос разума настойчиво твердил мне, что все дело в природе этого существа, но обостренные чувства, каждый раз после возвращения Рофиуса с «охоты», улавливая едкий запах смерти, истерично били тревогу, заставляя меня избегать проводника. Судя по настороженным взглядам эльфов, изредка бросаемым на вампира, присутствие Князя Тьмы и для них было обременительно.

Наша подозрительность не прошла мимо внимания проводника, отдаляя его все дальше от отряда. Если прежде Рофиус мог вполне спокойно общаться со мной и Лиссой, то сейчас ночные переходы проходили в утомительном молчании, разбавляемые лишь редкими дежурными фразами.

— От чего же? — издав истеричный смешок, поддразнила я девушку. — Вполне безобидный вампир. Хотя, может все дело в запахе тлена, который он разносит по округе? Или же виноваты длинные клыки, которыми достопочтенный мэтр взял за привычку нас пугать?

— Не смешно, — обиделась девушка, но, бросив еще один взгляд в сторону Рофиуса, продолжила, понизив голос едва ли не до шепота: — Он крови моей хочет.

Прозрачные капли стекали по немытому стеклу, сплетая причудливый узор. Снова дождь… На этот раз небо объявило настоящую войну. Нескончаемый поток вот уже который день низвергается на грешную землю, словно в наказание за некое прегрешение. Ожидание становилось утомительным, тем более, что игнорировать меня товарищи по оружию, кажется, ничуть не устали. Только в поведении Лиссы наметился перелом, но лишь наметился, а не четко обозначился.

Я полагаю, что по своей природе девушка отходчиво, и ей просто нужно дать время. Но, боже, как же утомительно одиночество. Сидя целыми днями в небольшой комнатке, облюбованной мною еще по прибытии, я от нечего делать практиковалась в магическом искусстве, повторяя раз за разом то, чему учил меня наставник. Меня так и подмывало опробовать так неожиданно открывшиеся во мне способности, но за неимением теоретической подковки, я не представляла с чего начать.

Неожиданно на выручку пришел Велинаэль — один из светлых, владеющий зачатками эмпатии. Он-то и объяснил природу моих способностей, сказав, что теперь мне доступны чувства и умы всех, кто бы не окружал меня. Представив открывшиеся перспективы, я была приятно удивлена, но эльф быстро вернул меня с небес на землю, четко дав понять, что этот дар не достанется мне так просто.

— Каждое чувство, каждая эмоция, мысль, или намек на нее непременно оставят след на тебе, — говорил он, лениво растягивая слова, не забывая при этом поливать меня презрением. — Чтобы научиться без последствий управлять своей силой тебе потребуется не одно десятилетие. Сейчас же твой дар лишь медленно выжигает тебя изнутри.

— И что же мне с этим счастьем делать? — ни к кому конкретно не обращаясь, вздохнула я.