Холодное январское солнце неумолимо ползло к горизонту. В течение дня погода резко менялась и к вечеру свежий, порывистый ветер натянул на северо-западную часть Тихого океана серую, тяжелую облачность. Обширный циклон, накрывая взбалмошным краем Дальний Восток, хмурил небо и бередил темную поверхность ледяной воды. Метеослужбы в экстренном порядке предупреждали прибрежные населенные пункты о надвигающемся сильном шторме…

Старенький Ту-16, завершая длительный полет над нейтральными водами Японского моря, выполнил разворот и взял курс в сторону родного берега. Напичканный разведывательной аппаратурой «Графин» — как шутливо называли летчики эту модификацию самолета из-за полностью остекленной штурманской кабины, нес в своем чреве очередную порцию добытой информации о вероятном противнике.

— Володя, сколько осталось до восьмой точки? — поинтересовался командир звена майор Берестов.

— Пятнадцать минут, — ответил штурман, бросив взгляд сначала в бортжурнал, а затем на часы. — Можно запрашивать снижение с рубежа.

— Ясно, — вздохнул Владислав и нажал на кнопку «Радио» на штурвале: — «Хоста», «Пятьсот десятому»…

Интенсивно работая штурвалом, командир весьма удачно приладил брюхо к поверхности моря. Удара, как такового, не произошло. Днище фюзеляжа мягко — сразу после выравнивания, коснулось воды и самолет, рассекая воду воздухозаборниками двигателей, понесся по волне. Метров четыреста, несмотря на большую скорость, он ровно скользил по самому гребню. Затем, понемногу теряя воздушную опору под крыльями и заваливаясь набок, начал скатываться вниз — вправо, в широкую ложбину между соседними исполинскими валами. Его стреловидная плоскость распорола — словно ножом, серо-зеленую воду, взметнув высоко вверх фонтанирующий столб. «Тушка» резко дернулась и, клюнув носом, стала ещё стремительнее разворачиваться вправо, несясь навстречу следующей, набегающей волне. Рулей разведчик уже не слушался. Берестов, бросив бесполезный штурвал, уперся руками в приборную доску и пригнул голову…

«Все! — мелькнуло в сознании, — если от удара вылетит остекление — мы уже не вынырнем…»

Через секунду — когда остроносое тело воздушного судна врезалось в темную воду соседнего гребня, остекление с грохотом вышибло… Но пострадал только тонкий пластик в нижней штурманской кабине. Толстый и прочный триплекс выдержал. Ледяная вода, с шипением и брызгами, стала быстро поступать внутрь. Самолет, резко замедляя движение, пропустил над собой массивную волну, медленно всплыл, задрав к небу левое крыло, и остановился вовсе…

«Прикуп мой! — радостно осознал Берестов, повиснув на привязных ремнях и держась за подлокотники кресла, — полдела сделано — мы целы… Теперь посмотрим, что за пара карт и какую игру заказать…»

Левая плоскость плавно опускалась, возвращая самолету нормальное, горизонтальное положение, пока не шлепнула о поверхность океана. Ту-16, совершив последнюю посадку, качался на высоких волнах. Вместо правого крыла из прилепленного к фюзеляжу двигателя, торчал безобразный обрубок. Переговорное устройство не работало…

Серое из-за непогоды небо с каждой минутой темнело, приближая непроглядную, антрацитовую ночь. Ветер, трепавший из стороны в сторону лодки и поднимавший фейерверки соленых брызг, стал ураганным, а порывы и вовсе едва не переворачивали маленькие суденышки. В море не на шутку разыгрался сильнейший шторм.

Одежда четверых авиаторов давно набухла от влаги и совершенно не согревала. Расположив одноместные, словно игрушечные, лодочки вокруг большой резиновой шлюпки, они сидели в ней, прижавшись друг к другу и вцепившись руками в веревочные фалы, пропущенные в петли вдоль округлых бортов. С наветренной стороны два штурмана держали прорезиненный парус, но это не спасало от проникающей отовсюду воды, и ледяного ветра.

Небольшая желтая радиостанция уже два часа работала на аварийной частоте, передавая сигналы бедствия. Члены экипажа прислушивались, но рев и шипение волн все равно не позволил бы разобрать другие звуки. Им оставалось, в ожидании помощи, лишь посматривать в небо. Спасательные службы почему-то запаздывали. Конечно же, их искали, они были в этом уверены и полагали — вот-вот появятся огоньки заветного вертолета-спасателя…

Беспрерывно зачерпывая воду со дна лодки складной резиновой емкостью, Владислав выплескивал её за борт. Помощник командира держал наготове сигнальные патроны и ракеты. Лишь бы послышался отчетливый шум авиационных двигателей или появился силуэт корабля… Но вокруг бушевало взбеленившееся море, а завывающий ветер старался вырвать и унести кусок паруса. Все вокруг было против них.

Берестов начал ощущать нестерпимую боль в колене. Он ударился ногой о приборную доску, когда крыло зацепило воду и самолет резко крутануло в сторону. Кажется, сустав опухал и, задевая его, летчик каждый раз морщился.

Сознание медленно возвращалось. Звуков летчик ещё не различал. Сквозь чуть приоткрытые веки, стала пробиваться расплывчатая полоска света. Что-то неузнаваемое, беспорядочно перемещалось вблизи, меняя обличие и форму. Подернутое пеленой зрение никак не могло восстановить былую резкость и остроту, но Берестов пока не понимал и этого.

Прошло не менее получаса, прежде чем майор начал осознавать, что перед глазами маячат фигуры незнакомых людей в морских робах. Мозг постепенно восстанавливал функции, поочередно включая в работу чувства, память, способность мыслить… Он лежал на спине, по всей видимости, раздетый, и уже сносно видел и ощущал, как два матроса странной внешности, интенсивно растирали его тело какой-то вонючей, маслянистой жидкостью. Все отчетливее чувствовалась страшная боль, ломившая руки и ноги…

«Что произошло?.. Где я?..» — спрашивал себя Владислав, ещё не припоминая недавно произошедших событий.

Скоро до слуха донеслись непонятные слова. Когда он полностью открыл глаза и пошевелил пальцами руки, один из «массажистов» исчез. Второй же молча, продолжал колдовать над малочувствительным телом.

«Отказ двигателей… Посадка на воду… Смерть ребят…» — начали один за другим всплывать обрывки последних суток.

Упавшего после удара прикладом летчика подняли, и минут пять вели под руки вдоль причала. Он понял это по звуку разбивавшихся волн, доносившемуся с правой стороны. Скоро слух уловил гул работающего где-то поблизости автомобильного двигателя. Звонко щелкнул замок открываемой дверцы, и майора затолкали в узкую кабину транспорта. Конвоиры, усевшись рядом, стали громко болтать на своем корявом языке. Машина, пару раз фыркнув на месте, тронулась в путь.

Напрасно Влад пытался что-либо разглядеть через широкую повязку. Несколько слоев плотной материи надежно закрывали от глаз тот мир, в котором он, волею судьбы, нежданно-негаданно оказался. Из окружающих звуков лишь натужный вой старенького мотора да голоса китайских солдат доносились до слуха пилота.

В скрипучем и тряском автобусе они проехали около получаса. Охранники беспрестанно смеялись, оживленно говоря о пленном. Берестов не сомневался, что именно он является объектом обсуждения и насмешек. Те часто хватали его за рукава, тыкали в грудь чем-то острым и постоянно подтягивали узел закрывающей глаза повязки.

«Интересный разворачивается сюжет… — думал он, ощущая под левой лопаткой жуткую саднящую боль и прикрывая на всякий случай ладонями больное колено, — перед отлетом на Родину, обязательно съезжу кому-нибудь из них по физиономии!»

Непонятный транспорт часто останавливался и через минуту-две дергаясь, силился продолжить движение. Постоянно застревая в каких-то пробках, автобус протяжно сигналил и объезжал невидимые Владиславом препятствия. Скорее всего, они ехали по узким улочкам небольшого китайского городка, через который вынужденно пролегал их путь. Наконец «катафалк» повернул куда-то и резко остановился. Конвоиры, промяукали в окна приветствия или пароли, и послышался лязг цепи с характерным, металлическим скрипом — открывались створки ворот. Содрогнувшись, автобус снова заколыхался на неровной дороге…

Жарким июльским днем, далеко неновая модель «Жигулей» плавно въехала на огороженную площадку, близ высокого бетонного забора и, не останавливаясь, ткнулась бампером в толстое дерево, росшее у самого бордюрного камня. Из кабины не торопясь вышли два офицера в черной морской форме и голубыми просветами на погонах. Захлопнув дверцы автомобиля, они направились к высоким металлическим воротам с красными звездами в центре. Высокий и черноволосый майор, прихрамывая и опираясь на тросточку, нес легкий портфель. Капитан в надвинутой до бровей фуражке, тащил набитую чем-то до отказа, спортивную сумку.

— Машину не свиснут?

— Желающие её оседлать — сильно пожалеют. В общении с ней нужен опыт и умение иногда обходиться без тормозов. Далеко не уедут…

— Да, уж… Наблюдал за процессом торможения, — капитан с интересом осматривал высокий периметр с витками колючей проволоки сверху, — интересно, по сколько мест в тутошних «номерах»?

— Хороший вопрос… Могу гарантировать только одно: душем и солярием «профилакторий» оборудовать не успели, — отвечал мрачный майор.

Ночь на новом месте прошла неспокойно. Даже невзирая на ставшую родной привычку жить в застенках тюрем, майор, долго ворочался и не мог уснуть. Воспоминания вновь не давали покоя. Когда же, наконец, забылся — сон облегчения не принес. Он разговаривал со штурманом, правым пилотом, радистом, стрелком… Что-то объясняя — просил прощение. Наверное за то, что остался жив… Лишь под утро нервное забытье сменилось спокойным общением с Александрой и Влад сумел немного отдохнуть…

— Как спалось, дружище? — капитан с удовольствием потянулся, но вылезать из теплой постели в утреннюю прохладу камеры не спешил.

— Так себе, — неопределенно ответил летчик и взглянул на часы, — когда тут у них по распорядку завтрак?

— Скоро уж позовут… Как нога? — поинтересовался приятель, решившись, наконец, встать и второпях натягивая одежду.

— Терпимо… По утрам чуть побаливает, а потом о ней забываю.

Берестов проснулся раньше Лихачева и лежал, глядя в маленькое окно. Пасмурное июльское утро, моросящим мелким дождем, навевало тоску. И без того грустные мысли, выползающие из глубин сознания, окрашивались в беспросветный черный цвет и душили тревогой.

«Когда же завершится мой затянувшийся, разведывательный полет, — неторопливо размышлял майор, — сказали бы мне тогда перед взлетом, чем все обернется. Тысячу причин отыскал — но отказался бы от задания! Полети любой другой экипаж — все сложилось бы иначе… Ведь в небо поднялся бы совсем не тот — неисправный самолет, и все оставалось бы на прежних местах. Как много в этой жизни зависит от его преосвященства случая…

Насмешка судьбы? За что? И грехов-то тяжких за плечами нет — не нажил еще. Ну, я хоть живой — больная нога не в счет. А ребята!? Чем они-то Бога прогневили?

И злоключения мои со вступления на русскую землю вовсе не окончились, как мне думалось в долгом плену».

И он снова вспомнил завершающий день своего побега…

— Эй, счастливчик, — окликнул проснувшегося друга майор, — вставай! День освобождения проспишь.

— Привет, — потягиваясь, пробормотал капитан и, взглянув на часы, вскочил с постели, — вот это я придавил, однако…

Заболтавшись вчера до поздней ночи, приятели легли поздно. Утром Владислав по привычке открыл глаза в семь, а Максим беспробудно спал до полудня.

— Скоро уж девчонки могут заявиться, — радостно воскликнул он, выбегая в коридор с полотенцем.

— Не торопись, — посоветовал вдогонку пилот, — оформление документов ещё пару часов займет…

— Я перечислю предметы, а вы… — вкрадчивым голосом объяснял молодой врач-психиатр, — должны подсказать мне, что из них создала природа, а какие являются рукотворными…

— Вы всерьез в чем-то подозреваете мою психику?

— О чем вы? Помилуйте… Каждый специалист, перед общим освидетельствованием должен дать свое заключение. Вот я и выполняю эту работу…

— Что-то других врачей до сих пор невидно, — Владислав пристально смотрел на доктора, сидевшего на табуретке у его кровати.

Этот ранний и неожиданный визит весьма озадачил майора. Для данного мероприятия, коль в нем возникла острая необходимость, было предостаточно времени, когда он валялся в Центральном Госпитале…