Когда Азамат рассказал мне, что названия месяцев на Муданге происходят от архаичных имен разных богов и каждый месяц посвящен своему богу, мне не потребовалось ни заглядывать в календарь, ни обращаться к Старейшинам, чтобы предсказать, что рожать я буду на стыке месяца Укун-Тингир и месяца Ирлик-хона. Сезоны на Муданге неравной длины: весной и осенью по пять месяцев, а летом и зимой по шесть, только зимой еще несколько дней съедаются, потому что год составляет немножко меньше двадцати двух месяцев. Ну, или потому, что бог стужи, на которого приходится третий месяц зимы, – карлик. Тут уж кому какое объяснение ближе. Укун-Тингир посвящен пятый месяц лета, потому что это самое урожайное время в северном полушарии, в котором лежит бо́льшая часть муданжского континента. Конечно, раз лето такое длинное, в принципе растительность приносит по нескольку урожаев в сезон, но все же месяц Укун-Тингир – это пик изобилия. Ну, а Ирликом, понятное дело, все заканчивается, потому что он ведь крадет солнце. Равноденствие выпадает приблизительно на последний день лета, и после этого дни становятся короче ночей, к тому же весь месяц муданжские луны проскальзывают по небу еще до заката, а ночью воцаряется беспросветная тьма. В этот месяц муданжские дети, собираясь в пустующих по ночам клубах, рассказывают страшилки, а молодежь развлекается гаданиями и прочей ворожбой, примерно как у нас на Святки. В это же время активизируется разнообразная нечисть, которая боялась показать нос, пока грозная Укун-Тингир приглядывала за планетой в свой месяц.

Вот и лежу я теперь в шезлонге на веранде с видом на искрящиеся в полуденном солнце воды Дола, слушаю, как Азамат воркует над колыбелькой, и вроде как восстанавливаюсь после родов. Хотя и восстанавливаться-то особенно не приходится: все прошло без сучка без задоринки, даже понервничать не успела. Я долго думала, лететь ли мне на Гарнет, или довериться Ориве, которую я несколько месяцев прицельно учила принимать роды, но Азамат категорически заявил, что не доверит мою жизнь ни местным, ни гарнетским повитухам, и договорился с Земным Союзом о поставке партии врачей с целью обеспечивать медицинскую поддержку развивающемуся региону Вселенной. Честно говоря, я ужасно обрадовалась, и не столько даже тому, что буду в надежных руках (я-то Ориве вполне доверяю), сколько тому, что будет с кем поделиться пациентами. Последнее время ко мне стали выстраиваться такие очереди, что пришлось задрать цены вдесятеро, чтобы хоть как-то справляться с потоком страждущих. И тут же, конечно, включилась совесть и стала меня пилить, что помощь надо оказывать тем, кто в ней больше нуждается, а не тем, у кого больше денег, и все в таком духе. Удивительно, как внезапно слишком мало пациентов превратилось в слишком много. Короче говоря, когда Азамат сказал, что подписал визы пяти врачам, я даже немножко поплясала от радости, хотя уже было тяжеловато.

Набрать миссионеров оказалось довольно трудно. Во-первых, мало кто вообще хотел лететь за тридевять галактик на этот никому не нужный Муданг, даже ради очень больших денег. И то сказать, у всех семьи, друзья, и все привыкли, что с работы домой можно добраться максимум за несколько часов, да и то если очередь в туннель слишком длинная. А тут земными средствами передвижения три недели, муданжскими – полторы… С другой стороны, абы кого привозить тоже нельзя – окажутся жуликами какими-нибудь, обманут солидных людей, и вот он, международный скандал. Поэтому для всех желающих пришлось устроить серьезную проверку чуть ли не под микроскопом, и многие ее не прошли. Еще заметное количество порядочных людей сами сошли с дистанции, и, зная методы Земного Союза, я не могу их осуждать. В итоге остались четверо, и тут я вспомнила про Янку. Мы с ней переписывались все то время, что я осваивалась на Муданге, и я много чего ей понарассказывала о местных обычаях. Она, конечно, от муданжцев несколько пострадала, ее ведь тоже, как меня, пытались силком замуж выдать, но зато у нее уже был опыт культурного контакта, хоть и негативный. К тому же она училась вместе со мной в космическом колледже и тоже ходила на муданжский язык, а это очень большой плюс, поскольку на Муданге совсем мало народу говорит на всеобщем. Так что я принялась Янку уговаривать. Ломалась она долго и крови всем попортила изрядно, но после того, как Азамат лично перед ней извинился за поведение своих сограждан и пообещал, что никто больше на ее свободу не покусится, она все-таки согласилась. И пока что об этом не жалеет. Вон она сидит на перилах, крутит рыжий локон и пожевывает полоску вяленой сурчатины, наслаждаясь видом на девственную муданжскую природу.

– Он опять заснул, – разочарованно сообщает Азамат.

Я усмехаюсь.

После условного празднования в «Лесном демоне» мы все-таки едем в новый Азаматов дворец, который у меня теперь язык не поворачивается обозначить как «домой». Азамат хочет поработать до вечера, раз уж он в столице, а потом можно будет снова смыться, заодно послать пилота за матушкой, пускай приедет посмотреть на мой дом и своего внука.

Стоит мне с комфортом расположиться на кровати, как в дверь моей местной спальни безапелляционно стучат.

– Открыто, – говорю.

Стук повторяется. Ладно, придется соскрестись с дивана и дочавкать до двери.

За дверью стоит мастер искусств, и у меня тут же заболевает голова.