Очень заблуждается тот, кто думает, будто Ирак сегодня борется с США за то, чтобы с него сняли санкции и разрешили продавать не 2 миллиона тонн нефти, как сейчас, а столько, сколько он захочет. Все наоборот: сегодня покупатели иракской нефти борются с США за право покупать столько нефти Ирака, сколько им, покупателям иракской нефти, ее требуется. А покупатели эти — вся Западная Европа и Япония.

Можно захватить непокорную нефтяную скважину, поставить возле нее “человека с ружьем”, и “человек с ружьем” будет разрешать: кому и сколько продать из этой скважины. Американцы в феврале 1991 года захватили не Ирак, а все нефтяные скважины на географической территории, называемой Ираком — последняя нефттерритория на планете, не контролировавшаяся в то время американцами. К этой скважине-территории американцы приставили “человека с ружьем” в обличье закамуфлированном — санкции, и с неприкрытым вооруженным мурлом — авианосцы, бомбы и ракеты.

Кто владеет нефтью, тот владеет не только миром, но и самой захудалой автомастерской и даже движком в забытом богом сельском клубе. Это сегодня уже прописи. Американцы владеют в такой вот форме нефтью Ирака, а значит, они владеют потребителями иракской нефти — Западной Европой и Японией. Западная Европа без внешних поставок нефти может продержаться не более 6 месяцев, Япония — не более 3-х. Западная Европа и Япония с февральской “Бури в пустыни” 1991 года посажены на голодный нефтяной паек, на американские карточки, которые выдает или не выдает им американец с ружьем у скважины- территории. Американцы не только устанавливают, кому и сколько продать иракской нефти, но этим самым они устанавливают и по какой цене продавать нефть. Если сегодня снять санкции с Ирака, нефть на мировом рынке мгновенно подешевеет минимум на 30 процентов. Кому это надо? Только не США. Это надо конкурентам США. Дешевле нефть — дешевле вся продукция Западной Европы и Японии. Дави конкурента!

Есть тут и “иной мотив”. Бывая в Западной Европе, я постоянно спрашивал у тамошних, почему, к примеру, все, какие случаются в мире силовые операции, они, европейцы, передоверили американцам? И мне отвечали одно и то же: мол, силовые операции очень дороги, у нас нет на них денег, мы слабы, а у американцев деньги на это есть, и мы их просим, чтобы они сами, без нас, вместо нас… И получается, что американцы как бы защищают европейцев и японцев от арабов и сербов, от кубинцев и северных корейцев, от ливийцев и албанцев, от сомалийцев и китайцев, от русских в том числе — от “всех врагов демократии” и ”свободного мира”. А денег на военные операции ни у европейцев, ни у японцев нет потому, что гигантски высоки цены на нефть, деньги уходят туда. Такая игра с длинным концом. Передоверив американцам военные операции на Балканах из-за искусственно созданного американцами всеевропейского безденежья, европейцы сами попали под американский кованый сапог. Демонизировав сербов, американцы сегодня поставили перед европейцами ультиматум: не поддержите нас против Ирака, мы выведем наши войска с Балкан и оставим вас с глазу на глаз с “кровожадными сербами”, которые вас… и т. д. и т. п.

Первым сдался Коль, он согласился, чтобы американцы бомбили Ирак с аэродромов ФРГ. Желудок — он всегда по центру.

КОГДА ЖИВЕШЬ ради каждого человека на Земле, ничто не ранит душу сильнее, чем людское забвение. В час сотворения великого учения зависть знающих мужей разрывает сердце. Принося людям спасение, больнее всего ударяешься об их равнодушие.

Закройте глаза, вообразите отверженного философа. Вот он ступает, седовласый, грузный, уставший. Его невидящий взгляд вперился в дорожную пыль, его губы упрямо сжаты. Он что-то объясняет сам себе на руках, голос его молчит, ведь никто не слушает. Его одежда поистрепалась, его слова стерлись из памяти последних слушателей. Но идеям своим он будет верен до конца, они — все, что есть у философа.

Вчера он выступил на залитой солнцем рыночной площади родного города перед народом, его не поняли, забросали гнилью и камнями. Сегодня утром он, задыхающийся в дыму, выхватил из костра последние, еще не тронутые огнем страницы своей рукописи, приговоренной к сожжению судом инквизиции. Час назад он в приступе гнева разорвал векселя кредиторов в клочья и прогнал их, зайдясь в чахоточном кашле. Отверженный философ шагает сквозь века, всегда неизменный — взгляд внутрь себя, губы обкусаны — его захлестывают идеи и не находят выхода.

Таким он приходит в наш просвещенный век в надежде провозгласить, наконец, свое учение людям. Да только дубовые столы университетских кафедр и партийных кабинетов вполне годятся на растопку инквизиторского костра, и цена предательства друзей по-прежнему велика, а книги столь же хрупки и беззащитны, как и века назад.

XX век — не время для пророков. Еще одна жизнь отверженного философа проходит даром. Но не страшно, умрет он — родится кто-то еще, кому удастся найти путь к людям, одарить их счастьем и раем на планете Земля. Это правда, ведь так гласит его учение. А что еще есть у философа?