Купец Буйнов допил чай, перевернул и поставил вверх дном широкую фаянсовую чашку. Вытер ладонью пышные усы и внимательно уставился на угреватое, в красных прожилках лицо Вадима. Тот поминутно вытирал несвежим платком пот, обильно стекающий со лба, и озабоченно сдвигал брови в ожидании начала серьезного разговора. А Буйнов мучился сомнениями:

«Этот родной племянник покойной жены явно любит выпить в свободное от полицейской службы время. Ему бы сейчас не чай, обжигаясь, глотать, а холодную водку соленым огурцом заедать. Пьющий человек ненадежен. Да другого помощника все равно нет. Дело я задумал рисковое. Без охраны не обойдешься. Придется брать с собой Вадима».

Пауза затянулась, и Буйнов решился:

— Слушай, Вадим. Возьми отгул, или хворь себе какуюнибудь выдумай. Поедешь со мной в Ригу. Я крупную сделку провернуть задумал. Мне нужна надежная охрана. А на кого, окромя родного племяша, ныне понадеешься? Ты все в долг у меня денег клянчишь. Не иначе как в карты поигрываешь без удачи либо зазнобу на стороне завел моложе своей Таньки. Но не мое это дело. За охрану и риск пару сотен ассигнациями получишь. Согласен?

— Нет, дядя Ваня. Я свою жизнь менее чем за пять сотен разменивать не стану. Да и за обман начальства мне нагореть может. Так что не дешеви.

В лесу стояла тишина. Покрытые причудливыми покровами снега вершины деревьев казались нарисованными на холсте, сотканном из плотного серого воздуха. Гришка снял варежку, подул на застывшие от напряжения пальцы и нервно проверил, снят ли на винтовке предохранитель. Лежащая рядом на куче заботливо подселенного соснового «лапника» Татьяна успокаивающе положила руку на плечо Гришке и прошептала:

— Делай, как договорились. Возможно, в очередной раз уйдем от костлявой.

— Не бойся, мы с тобой тоже не лыком шиты. И за пять лет многому научились. Главное, сейчас держись все время сзади меня и прикрывай со спины.

Гришка подозрительно покосился на неподвижно лежащих у пулемета Дронова и Круглова:

«Их благородия офицеры готовы выполнить любой приказ полубезумного есаула Чистова, вообразившего себя спасителем Отечества. Вместо того, чтобы уйти за кордон в Маньчжурию он по дурости надеется, что весной мужик взбунтуется и к нам в отряд лавиной попрет. Нет, господин есаул, амба настала. Пора нам с Татьяной из отряда бежать. Сегодня во время боя самый подходящий момент. Нас шестеро отрядил есаул в засаду. Пашка и Семен из мужиков и с ними мы договорились уйти в подходящий момент. А вот золотопогонники Дронов и Круглов — патриоты, черт их возьми. С ними каши не сваришь. В случае чего валить придется».

Отпустив извозчика на Плющихе, бандиты долго петляли по узким переулкам. Наконец, остановились у большого серого дома. Дутый повернулся к спутникам:

— Ну вот, мы на месте. Здесь живет ростовщик Марфин. Он осторожен, но жаден до безобразия. Я договорился с ним о займе под залог швейцарских часов фирмы «Буре». Обрисовал, что на бочатах одних крышек три штуки из червонного золота. Заглотнул наш кровосос наживку. Согласился под эту вещичку ссудить нам деньжонок. Ты, Цыган, сыграешь роль владельца часов-луковки. На, держи приманку. Я в этом деле выступлю как посредник. Войдем к ростовщику вдвоем, Зуба с его габаритами он впустить в квартиру поостережется. Да и не нужен он нам там внутри: одинокого старика и мизинцем на тот свет отправить несложно. Ну, все, Цыган, пошли. Держись при разговоре солиднее, торгуйся отчаяннее. Нам важно допытаться, где он свою мошну хранит.

Позвонив в дверь, Дутый прислушался. Наконец, один за одним щелкнули три замка, и дверь приоткрылась на длину стальной цепочки. Сидящие на длинном носу очки увеличивали серые, выцветшие от старости глаза, делая старика похожим на хищную птицу. Дутый непринужденно представил спутника:

— Вот привел свояка. Он по нынешним временам никому не доверяет. Лично свое сокровище приволок. Давай, покажи часики.

Гришка вытащил из кармана завернутый в красный сафьян товар и, медленно развернув, потряс им перед лицом ростовщика. Вид богатого заклада заставил того забыть об осторожности, и старик, сбросив дверную цепочку, впустил гостей в квартиру. Притупляя бдительность хозяина, Дутый присел на кресло, стоящее у стены, всем своим видом показывая, что он свою миссию выполнил, и теперь дело хозяина договориться с владельцем часов о величине заклада. Марфин внимательно рассмотрел швейцарское изделие и, с трудом скрывая зажегшийся в глазах огонек наживы, сдавленно спросил:

Губин оторвал листок от стенного календаря — до конца 1940 года оставалось чуть больше двух недель. На душе было мутно и тревожно. Накануне у него забрали для доклада самому наркому Лаврентию Берии оперативное дело «Виртуоз». Это не сулило ничего хорошего. Докладывать результат разработки пошел начальник отдела Смирнов. Он положил на стол всесильного наркома папку с собранными оперативными материалами и подробной справкой на Губина, ведущего разработку. Не предлагая сесть, нарком сквозь стекла пенсне внимательно прочитал сведения об оперативном сотруднике и, молча, воззрился на Смирнова. После мучительной для подчиненного паузы с нескрываемым раздражением поинтересовался:

— Почему в нашей системе работает человек с высшим образованием? Государство потратило на его обучение большие деньги, а он, вместо того чтобы трудиться в народном хозяйстве, занимается оперативной работой. Это нерационально. Вы знаете мое отношение к этому вопросу. Так в чем же дело?

— Товарищ нарком, вы абсолютно правы. Но товарищ Губин — старый член партии. К нам в госбезопасность перешел по набору из уголовного розыска в 1931 году. За десять прошедших лет зарекомендовал себя грамотным и умелым оперативным работником. И разработку изменника, английского шпиона Земнова он провел блестяще. Вот затребованные вами материалы.

— Хорошо, идите. Я посмотрю, что наработал этот хваленый вами Губин. Если хороший работник, то пусть пока работает, а потом видно будет. Слово «пока» нарком намеренно выделил и произнес с неодобрительными металлическими нотками в голосе.

Смирнов с облегчением покинул кабинет. Для него отношение наркома к сотрудникам с высшим образованием не было новостью. Но, идя по длинному служебному коридору, покрытому ковром, глушившим даже малейшие звуки шагов, Смирнов не переставал мучиться вопросом:

Углов вышел к своим войскам утром следующего дня. И тут полоса невероятного везения продолжилась. Когда его вместе с другими вышедшими из окружения бойцами вели на допрос, навстречу попался корреспондент фронтовой газеты Суровцев. Увидев Углова, он приветственно взмахнул рукой:

— Привет, Углов, жив?! Куда тебя ведут? На допрос? Подожди, сейчас я все улажу: командир полка Ветров — мой давний друг. У нас в газете уже есть потери. Вчера под бомбежкой погиб Губерман. Нужна замена. А людей нет. Я помню твои острые внештатные публикации. Пойдешь к нам? Согласен? Ну, вот и ладненько.

Через полчаса Углов уже трясся в машине вместе с непрестанно говорящим Суровцевым, нервно переживающим свой приезд почти к самой передовой. Он возбужденно задавал вопросы Углову об участии в бое и тут же, не дожидаясь ответа, сам начинал рассказывать о том, где побывал и что видел в первые дни войны. Внезапно Суровцев замолчал и, прикрыв глаза, устало спросил:

— Как думаешь, Углов, выдюжим?

— Не знаю, Виктор Сергеевич! На войне, как я убедился, и на минуту вперед загадывать нельзя.

День начался неудачно. Набрав номер телефона редакции, Думов услышал очередной отказ в приеме на работу и в отчаянии заметался по комнате. После развода с женой он уже три года жил один и довольствовался малым. Но прошедшие после увольнения месяцы значительно опустошили его кредитную карту, и надо было срочно устраиваться на работу.

Заглянув в пустой холодильник, Думов осознал неизбежность похода в магазин. Едва он вышел из подъезда на раскаленную от палящего солнца улицу, как его атаковал со злобным лаем огромный доберман. Хозяин пса даже и не подумал вмешаться и с насмешкой наблюдал за испугом соседа по дому. Это еще больше вывело Думова из себя:

— Уйми своего раскормленного кобеля! Сам недавно вылез из грязи в князи, а уже дерьмо за своей собакой убирать ленишься. Во двор скоро не выйдешь.

— А зачем мне этим заниматься, если ты за пятьсот целковых за моим псом все тут подчистишь? Я не шучу: бери деньги и приступай к делу.

«Сбить бы его сейчас с ног и попинать, ломая кости!», мелькнуло в затуманенном злобой мозгу. Но благоразумно отказавшись от схватки с разбогатевшим на продаже мебели здоровяком, Думов в бессильном гневе покинул двор.

На следующее утро Думов ровно в восемь часов утра поднялся на нужный ему этаж. Он не успел протянуть руку к звонку, как словно видящий сквозь толстые стены Звездочет уже открыл дверь и впустил его в «нехорошую» квартиру. Похвалив Думова за точность, предложил немедленно приступить ко второму сеансу. Казалось, Звездочету самому не терпится получить новую порцию информации из прошлого, и разгадать волнующие его пациента тайны. Думов уже без особых опасений расположился в кресле и послушно закрыл глаза. Воображение, немедленно включившись, закрутило его в водовороте времени, и плавно раздвигая плотные сгустки времени, понеслось вниз, а затем замедлило полет, и спланировала в землянку старшего лейтенанта Родионова, командующего ротой на передовой линии Западного фронта. Было 4 августа 1943 г. Родионов с тоской смотрел на капитана Лукина из особого отдела, допрашивающего по очереди его солдат:

«Этот особист свое дело знает досконально. Только все его хитроумные вопросы без толку. Никто из рядовых правду ему не скажет: Никонова из мертвых не воскресишь, а сам Соломатин в преступлении не сознается».

Наконец, капитан закончил бесполезные расспросы и, отпустив очередного солдата, повернулся к Родионову:

— Дело ясное, что дело темное. Этот Соломатин утверждает, что пристрелил своего товарища, пресекая побег дезертира к противнику. Тело Никонова, действительно, нашли на нейтральной полосе с пулей в спине выпущенной из винтаря Соломатина. Вопрос, зачем этого Никонова понесло в сторону войск противника, выяснить не удалось, а показания Соломатина соответствуют обстоятельствам происшествия. Одно смущает: при обыске в его вещмешке нашли свернутую заметку из фронтовой газеты о подвиге рядового К., застрелившего перебежчика и представленного к награде. Соломатин божится, что эту заметку приберег для самокрутки. А я бы этого корреспондента за подобные статейки в штрафбат отправил. Он ради красного словца соблазн для солдат посеял, как легко в герои попасть. Теперь, полагаю, не раз придется выезжать на передовую и расследовать подобные ситуации. Тем более, ты утверждаешь, что Никонов, прибывший неделю назад с пополнением, труса не праздновал, два раза вместе со всеми поднимался в атаку и не производил впечатления перебежчика.

— Да, и я не верю Соломатину. Скользкий он тип, никогда в глаза не смотрит, все в сторону косит.

Оказавшись на следующее утро у квартиры Звездочета минут за пять до назначенного времени, Думов решил немного подождать. Но дверь гостеприимно распахнулась и хозяин радушно пригласил:

— Проходите, не стесняйтесь. Я вижу, вам не терпится продолжить гипнотические сеансы. В моей работе наметился прогресс и отдельные разрозненные эпизоды ваших видений начинают складываться в единую, вполне постижимую человеческим разумом картину. А теперь садитесь в кресло и расскажите в мельчайших деталях о происшедших накануне событиях.

Слушая эмоционально сбивчивое повествование, Звездочет согласно кивал головой, словно утверждаясь в достоверности своих выводов. В эти минуты он напоминал большую хищную птицу, бесстрастно терзающую острым клювом с трудом добытую добычу.

Когда Думов замолчал, старик некоторое время сидел неподвижно, а затем встрепенулся, словно отряхивая от дождевых капель невидимое оперение с широких крыльев, и объявил о новом кармическом погружении. Он воздел вверх руки и начал плавно описывать круги ладонями вокруг головы пациента. И уже прирученное к гипнотическому действу сознание Думова начало постепенно гаснуть, как в кинозале перед началом сеанса. И он перенесся в 1961 год и увидел знакомый ему с детства серый дом в центре Москвы, и играющих в карты на подоконнике последнего этажа подростков. Фотографию одного из них в серой кепке и пальто с приподнятым воротником он не раз видел в своем семейном альбоме: так в пятнадцать лет одевался его родной отец Павел Думов. Он не успел удивиться, как сознание, резко, словно при смене кадров на экране, заставило его стать свидетелем событий полувековой давности.

… В этот день Павлу в игре особенно не везло. Даже если при раздаче ему доставалась сильная карта, у соперников на руках постоянно оказывалась большее количество очков. Павел уже полчаса играл в долг, и не мог остановиться, зная, что ему негде достать деньги. Оставалось только надеяться на невероятное везение. Наконец, сдающему карты Юрке Мазиле удалось собрать в «банке» приличную сумму. Павел дождался, когда два других партнеров допустили «перебор» и с замиранием сердца объявил, что играет на весь «банк». К выданному ему при раздаче тузу потребовал дать ещё одну карту из колоды. К нему пришла «восьмерка» и Павел осевшим от волнения голосом кивнул Юрке:

На следующее утро, прибыв на очередной сеанс, Думов обнаружил дверь в квартиру Звездочета приоткрытой. Он прошел по длинному коридору, едва освещенному тусклой лампочкой и вошел в комнату. Хозяин сидел с закрытыми глазами в кресле, предназначенном для пациентов. Думов пребывал в нерешительности, опасаясь разбудить спящего хозяина. Внезапно тот приподнял старческие красные веки:

— Вы уже здесь. Извините, я немного не рассчитал время самогипноза. Мне надо было предварительно просмотреть эпизоды, предназначенные для вашего экскурса в прошлое. Приготовьтесь к довольно жестокому уроку.

— Неужели, мой отец, повзрослев, вновь совершил нечто ужасное?!

— Нет, в этот раз речь пойдет о вашей мамаше.

— Этого быть не может. Моя матушка была святой женщиной. Всегда спокойная, выдержанная, готовая помочь ближнему. Я могу вспомнить множество случаев, когда она выручала в трудных ситуациях совершенно незнакомых ей людей. Она чувствовала чужую беду, как свою. Мамы уже нет с нами, а люди продолжают вспоминать ее с благодарностью.