В сборник включены произведения о тех, кто, не зная страха, отважно сражался с врагами Отечества в пору минувшей войны, с честью выполняли интернациональный долг за рубежами Родины.
На страницах книги читатель встретится с конструктором — создателем знаменитой тридцатьчетверки М. Кошкиным («Танк, обогнавший время»), разведчицей М. Порываевой («Машенька с Домниковки», нашим современником — Героем Советского Союза Н. Акрамовым («Время «Ч» неизвестно») и другими замечательными людьми.
МИХАИЛ ИЛЬИН
КАК ПАХНУТ ПОДСНЕЖНИКИ ПЕРЕД АТАКОЙ
Из записей в полевых книжках
ОБ АВТОРЕ ЭТИХ ЗАПИСОК
Сколько же лет мы были знакомы с Михаилом Ильиным? Более сорока. Помнится, выездная редакция «Комсомольской правды», в составе которой мне посчастливилось работать, прилетела в Комсомольск-на-Амуре в ноябре 1936 года, и тогда в горкоме комсомола нас познакомили с этим веселым курчавым краснощеким парнем с блестящими карими глазами и по-детски припухлым ртом.
Они все были чертовски молоды, парни, слывшие уже тогда ветеранами, хотя прошло всего четыре года с того дня, когда пароходы «Колумб» и «Коминтерн» причалили к высокому обрывистому берегу у крохотной таежной деревушки Пермское и эти парни, взявшись за топоры, начали рубить вековой лес, расчищать площадки для строительства будущих огромных заводов. Но каждый из этих труднейших годов мог сойти за десятилетие, и теперь, в ноябре 1936 года, им было о чем вспомнить.
На карту уже нанесли новый город, хотя, по правде сказать, настоящего города тогда еще и в помине не было, а была тайга, было несколько кварталов деревянных брусчатых домов, было множество землянок и палаток. Но зато уже высились гигантские корпуса двух первых заводов, настолько современных и могучих, что могли бы сделать честь любой индустриальной державе. И люди твердо верили, что пройдет еще немного времени — и город будет, и будет он одним из лучших на Дальнем Востоке.
А пока что Комсомольск не был даже связан с железной дорогой, и дважды в году, весной и осенью, когда по могучему и своенравному Амуру с треском и грохотом, напоминающим орудийную канонаду, шли льды, туда можно было добраться только легким самолетом (в Дземгах уже создали небольшой аэродром). Тем временем строители вели от Волочаевки к Комсомольску первую нитку железной дороги, которой в будущем предстояло вписаться в систему Байкало-Амурской магистрали.
И вот, помнится, когда в Хабаровске решался вопрос о том, как же доставить нашу выездную редакцию в Комсомольск, на помощь нам пришли военные; они предоставили в наше распоряжение звено открытых двухместных самолетов. Нас одели в меховые комбинезоны, и пилоты помчали часть выездной редакции в Комсомольск. Остальные сотрудники, оставшиеся в вагоне, в котором находилась походная типография, присоединились к строителям железной дороги Волочаевка — Комсомольск и выпускали для них листовки, призывавшие быстрее закончить стройку. Впоследствии, когда сооружение дороги было наконец завершено, мы встретились с ними в Пермском и обратно в Москву возвращались в собственном вагоне.
ЮЖНЕЕ ОЗЕРА ИЛЬМЕНЬ
СЕВЕРО-ЗАПАДНЫЙ ФРОНТ
Первый бой. Взятие Больших Дубовиц
Наша отдельная морская стрелковая бригада, сформированная на Южном Урале из моряков-тихоокеанцев, прибыла на Северо-Западный фронт, ночью 5 мая разгрузилась на станции Валдай и укрылась в лесу. Вражеские самолеты сбросили бомбы на уже пустую станцию.
Десять коротких майских ночей батальоны бригады походным порядком двигались к передовой по автостраде Москва — Ленинград. Наш путь освещали пожары: горели деревни и села, подожженные немецкой авиацией. Пушки, автомашины и повозки часто ныряли в воронки. С наступлением светлого времени бригадная колонна исчезала в лесах и оврагах.
Без потерь достигнув передовой, мы заняли исходное положение в лесу западнее деревни Кутилихи.
Накануне на этом участке черные гренадеры дивизии СС «Мертвая голова» внезапно атаковали позиции одной из дивизий нашей 11-й армии, прорвали ее оборону и захватили село Большие Дубовицы.
Коварная «кукушка»
Группа командиров штаба бригады возвращалась с передовой после первой рекогносцировки переднего края противника.
Остановились у ручья, названного на карте Черным. Начальник разведки капитан Сергей Иванович Скворцов, переодевшийся, как и все, в форму красноармейца, выделялся из группы только тем, что жестикулировал, показывая ориентиры для движения батальонов. Неожиданно из густых крон елей, стеной выстроившихся в двухстах метрах слева от ручья, прозвучал выстрел. Капитан Скворцов упал как подкошенный. Из головы потекла кровь, оставляя красные капли на ярко-зеленой траве.
Командиры бросились туда, откуда хлестнул выстрел. Долго искали фашистского снайпера, но не смогли обнаружить даже его следов.
Еще теплое тело капитана мы положили на плащ-палатку и принесли на КП. Осмотрев его, начальник штаба бригады майор Крылатое сказал:
Горячий Демянский котел
Мы воюем южнее озера Ильмень.
Линия фронта протянулась по дремучим лесам и кочковатым торфяным болотам с мелким березняком и осинником. Горизонт закрыт темной зубчатой стеной елей и сосен. Деревни и села прижались к полсотне впадающих в озеро рек со старинными поэтическими названиями — Ловать, Локня, Пола, Полисть, Редья, Шелонь… По Ловати проходил торговый путь Древней Руси «из варяг в греки»…
Под ногами прогибается и пускает пузыри болотистая почва.
Обычно блиндажи строят так: роют котлован, сколачивают в нем прочный каркас и накрывают яму накатом из одного или нескольких рядов бревен, опирающихся на стойки каркаса. На болоте, где котлован заливает вода, такая конструкция непригодна. Тут прямо на поверхности почвы рубят по три-четыре сруба, вставляемых друг в друга, и прикрывают их вертикально установленными бревнами, собранными вверху в пучок и скрепленными металлическими скобами. Вокруг блиндажа и радиусе пятидесяти метров устраивается завал из валежника и сухих веток, через который невозможно пройти бесшумно.
Как на сопке Заозерной…
Высота «Три кургана», изрытая траншеями и воронками, преграждала путь к важнейшему опорному пункту противника — деревне Васильевщине. Десятки вражеских пулеметов и минометов плотной огневой завесой прикрывали деревню от наших атак.
К штурму высоты мы готовились ночью. Группа моряков-тихоокеанцев, помнивших бои за сопку Заозерную у озера Хасан, предложила: когда курганы будут отбиты у немцев, поднять на одном из них, как на Заозерной, Красное знамя.
Рано утром наша артиллерия обрушила на высоту сокрушительный огонь. Два батальона морской пехоты ждали сигнал начала атаки.
Нести знамя выпала честь самому храброму матросу — Андрею Аникееву. Опустившись на колено и поцеловав край полотнища, он поклялся:
3-Й БЕЛОРУССКИЙ ФРОНТ
В Восточной Пруссии
Войска 5-й армии, форсировав 16 октября 1944 года пограничную реку Шешупе, с боями вошли на территорию Восточной Пруссии.
Наши бомбы и снаряды били по юнкерским фольваркам и хуторам. Ночное небо окрашивал кроваво-красный свет пожаров.
Отсюда грянули первые залпы фашистского нашествия.
Сюда направлен наш поход возмездия.
Новогодний фейерверк
В полночь, когда мы сидели за праздничным столом, в окнах зала вспыхнули отсветы огней всех цветов радуги. Выйдя из дома, мы увидели, что наши войска по всей линии фронта приветствовали приход Нового года выстрелами ракет. Над нашим передним краем как будто поднялась гигантская елка, расцвеченная белыми, зелеными, пунцовыми и красными фонариками.
На нашей улице был праздник.
А фашисты сидели в кромешной тьме. На них неотвратимо надвигался час окончательной расплаты.
Испорченный обед
Дивизия вела бои у автострады Кенигсберг — Берлин, на рубеже, который гитлеровцы называли Железным.
Дивизионный КП расположился в мрачном доме господского двора Глобуненнен. Комендант штаба, непоколебимо веря в смелость и неуязвимость разведчиков, поместил разведотделение в самом опасном месте — в угловой комнате второго этажа, обращенной окнами к фронту.
Батареи противника методически долбили Глобуненнен тяжелыми снарядами. Они разрушили конюшни, а затем отбили угол у нашей комнаты. К счастью, я и мои помощники были в то время в полках.
Нам пришлось переселиться в узкую и холодную комнату первого этажа с выбитой рамой. Солдаты забили окна матрацами. По комнате перестал гулять ледяной ветер — можно было работать без перчаток.
Охота на «пантер»
Оперативному дежурному по КП дивизии из 449-го стрелкового полка, занимавшего боевой участок западнее Кройцбурга, сообщили:
— В расположение полка ворвались немецкие танки — «пантеры». Два подбиты, а два на полном ходу перескочили через окопы и движутся в вашу сторону.
По сигналу тревоги — ручной сирены — вступило в действие расписание обороны штаба.
За три минуты штабные офицеры, вооружившись гранатами и бутылками с зажигательной смесью, перекрыли развилку дорог у хутора, где находился КП.
ФИНАЛ. 1-й ДАЛЬНЕВОСТОЧНЫЙ ФРОНТ
После падения Кенигсберга и Пиллау войска 5-й армии 3-го Белорусского фронта вышли в районы погрузки для передислокации на Дальний Восток.
Наша стрелковая дивизия расположилась в населенных пунктах междуречья вблизи железнодорожной станции Норкиттен.
В ослепительно солнечный день последней апрельской декады состоялся строевой смотр. Полки дивизии впервые за четыре военных года продефилировали мимо наскоро сколоченной деревянной трибуны, с которой их приветствовали командарм генерал-полковник Николай Иванович Крылов и член военного совета генерал-лейтенант Иван Михайлович Пономарев. Балтийский бриз развевал знамена, покрытые неувядаемой славой на полях боев, протянувшихся от Подмосковья до цитадели прусского милитаризма.
По окончании парада генералы Крылов и Пономарев медленно обошли шеренги рот, выстроившихся на просторном лугу. Если в строю попадался солдат или офицер без единой государственной награды, командарм и член военного совета спрашивали, сколько времени он на фронте, в каких боях участвовал, имеет ли ранения или контузии. Достойным они тут же вручали орден Красной Звезды, медали «За отвагу» и «За боевые заслуги». Белые коробочки с наградами они брали из рук офицера-кадровика, а последний доставал их из небольшого чемодана с открытой крышкой. Другой офицер вписывал фамилии, имена, отчества и звания награжденных в полевую книжку для приказа военного совета.
Самый край нашенской земли
Это был самый край родной земли.
Горизонт закрывали мягкие контуры Сихотэ-Алинского хребта. Синие вершины гор сказочно красиво вырисовывались на яркой лазури неба.
На горных склонах с первобытной пышностью рос лес — вековые грабы, дубы и кедры, которых не коснулся еще топор. Вокруг толстых стволов лесных великанов обвивались лианы актинидии и лимонника. Деревья рождались и умирали по воле природы. Проход в глубину дебрей закрывали баррикады бурелома. За ними притаились грозные обитатели здешних мест — уссурийские тигры. Под ногами трещал и рассыпался в прах ломкий валежник.
На поверхности маленьких озер и проток цвели крупные, величиной с тарелку, белые кувшинки, желтые и красные лилии. В необъятных падях лежали ковры великолепных лугов, поражавшие взор пестрыми красками цветущего разнотравья. На дне глубокого и узкого, как каньон, ущелья, в нескольких метрах от гигантской спрессованной глыбы льда, по-видимому, не успевшей растаять до начала августа, оранжевым пламенем полыхала поляна саранок. По утрам солнечные лучи сдергивали с черного провала ущелья летучую кисею тумана. В часы солнцепека на тропы выползали гадюки и полозы. Ночью, когда лагерь погружался в сон, часовые слышали звонкий бег горной речки в каменном русле и близкие крики гуранов. На свет костров летели мириады мотыльков и сгорали в огне.
За лагерем, на границе, протянулось на триста пятьдесят километров дикое озеро Ханка, отделенное от нас широкой полосой топких плавней, покрытых густыми зарослями аира, камыша и сальвиний.
Акула
Еще юношами, в начале тридцатых годов, когда закладывался на берегу Амура новый город — Комсомольск, знали мы, что оголтелые японские милитаристы вынашивают замысел отторгнуть от нашей страны ее дальневосточные земли вплоть до Байкала. Прожорливая самурайская акула готовилась напасть на соседа-кита… Тогдашний премьер-министр Японии Танака, не в меру воинственный, в специальной памятной записке — меморандуме — торопил микадо, «божественного» императора, объявить войну Советскому Союзу. «В программу нашего национального роста, — писал он, — входит, по-видимому, необходимость вновь скрестить мечи с Россией…»
Оккупировав Северную Маньчжурию и выйдя на материке к государственной границе СССР, самураи четырнадцать лет нагло играли с огнем. Советское правительство неоднократно выступало с нотами-предупреждениями по поводу провокаций японской военщины.
Когда немецко-фашистские войска вероломно вторглись на территорию СССР, самураи, словно разбойники с большой дороги, выжидали удобный момент, чтобы вонзить нож в спину нашему народу. В сопредельной с нами Маньчжурии Япония подготовила для вторжения миллионную Квантунскую армию — самую сильную группировку своих войск на континенте. Дальневосточники постоянно чувствовали у себя за плечами злобное дыхание зверя, застывшего перед прыжком. Наше командование, чтобы не быть застигнутым врасплох, держало на Дальнем Востоке сорок дивизий, столь нужных для отражения гитлеровского нашествия.
Список кровавых преступлений японской военщины против нашей Родины длинен: интервенция, варварское уничтожение села Ивановка, сожжение в паровозной топке Сергея Лазо, подстрекательство белокитайцев к захвату и разрушению КВЖД, убийство героев-пограничников Баранова, Лагоды, Котельникова и Пожарского, Хасан и Халхин-Гол…
Гроза над сопками Маньчжурии
В четверг, 9 августа, в час ночи по тихоокеанскому времени, без единого выстрела, под покровом темноты передовые отряды 5-й армии, действовавшей северо-западнее Гродеково, на направлении главного удара 1-го Дальневосточного фронта, перешли границу и двинулись к дотам — ансамблям Пограничненского укрепленного района противника, сооруженным по последнему слову фортификационной техники — хитроумнее, чем укрепления на линиях Зигфрида, Мажино и Маннергейма.
По небу низко и тяжело ползли с Тихого океана грозовые тучи. То близко, то далеко их черный хаос простреливали сверху вниз огненные трассы молний. На сопки Сихотэ-Алиня и Чанбайшаня бомбовыми ударами обрушивались раскаты грома. Из туч с плеском и шумом низвергался на землю ливень тропической силы. С гор в долины и пади хлынули, затопляя броды и дороги, ревущие потоки воды.
Перед 144-й стрелковой дивизией, наступавшей на правом фланге 5-й армии, командарм поставил ближайшей задачей овладение Волынским узлом сопротивления японцев, состоявшим из двух опорных пунктов — сопок Верблюд и Острая.
Гранитные горбы Верблюда, на семьсот метров поднимавшиеся над прилегающей местностью, устрашающе возникали в призрачно-зеленоватых вспышках молний.
Конец кровавого атамана
В Дайрене, или по-русски в Дальнем, красивом и шумном курортном городе на берегу теплого Желтого моря, занятом нашим десантным отрядом, органы Смерша арестовали атамана Семенова и его сообщников — генералов Нечаева, Токмакова и Ханжина.
Сообщение об аресте главарей белогвардейских банд, проливших во время гражданской войны в Забайкалье и на Дальнем Востоке реки народной крови, невольно вызвало воспоминания о прошлом.
Зимой тридцать пятого года по заданию редакции газеты Забайкальского военного округа «На боевом посту» я, тогда курсант корпусной бронетанковой школы и активный военкор, выезжал на станцию Маккавеево, чтобы записать свидетельства очевидцев злодеяний атамана Семенова и его подручных.
У Семенова было одиннадцать застенков, в которых жгли раскаленным железом, зверски избивали шомполами, рубили саблями и расстреливали в упор коммунистов и красных партизан. Главным считался застенок в Маккавееве. Тут, в Маккавееве, стоял карательный отряд полковника Тирбаха.
ЗЕМЛЯКИ НА ВОЙНЕ
Последние дни Ивана Сидоренко
В Комсомольске-на-Амуре есть улица имени Ивана Сидоренко.
Из передовой «Правды» за 27 октября 1974 года «Честь фамилии»
Летом сорок второго года в большой излучине Дона, куда прорвалась ударная группировка немецко-фашистских войск, развернулась величайшая битва минувшей войны. Не считаясь с огромными потерями в технике, живой силе, враг остервенело пробивался к Волге. Наперерез его танковым колоннам наше командование выдвинуло соединения, снятые с других фронтов или переброшенные из глубины страны.
В самые трудные дни одной из первых преградила дорогу врагу сформированная в Хабаровске 205-я стрелковая дивизия, которой в то время командовал генерал-майор Иван Алексеевич Макаренко. Она выгрузилась из эшелонов на станции Качелинская, 13 июня переправилась на западный берег Дона и вступила в бой с противником у села Верхняя Бузиновка.
В 577-м стрелковом полку дивизии политруком шестой роты был Иван Данилович Сидоренко — в годы первой пятилетки известный на всю страну строитель Харьковского тракторного завода, затем строитель Днепрогэса и Комсомольска-на-Амуре.
Летчик на земле
С юных лет Алексея Павловского звало к себе беспредельное голубое небо. Он рыл котлованы под корпуса Кузнецкого металлургического комбината и мечтал стать летчиком. Учился в школе ФЗУ, потом водил поезда, но продолжал думать о полетах.
Уже студентом Сибирского металлургического института Павловский наконец-то сделал первый шаг к осуществлению заветной мечты: записался в аэроклуб. Упорства и энергии у него хватило и на то, чтобы окончить с отличием институт, и на то, чтобы в совершенстве изучить летное и парашютное дело.
Но в ту пору страна нуждалась в инженерах-литейщиках не меньше, чем в пилотах. Алексею Павловскому не суждено было стать тогда профессиональным летчиком, однако он хранил в сердце верную и горячую любовь к авиации.
— Зинуша, — весело говорил он молодой жене, — если у нас родится сын, давай назовем его Пропеллером, а если дочь — Элероной…
Первый военный год Алексей Павловский провел в тылу — работал начальником литейного цеха «Дальзавода» во Владивостоке, затем — начальником такого же цеха завода «Амурсталь» в Комсомольске-на-Амуре. На фронт его не отпускали. А вот его жена сумела попасть в действующую армию, окончив курсы медицинских сестер. Легко себе представить, как нервничал рвавшийся на войну Алексей; время было тяжелое, газеты сообщали неутешительные вести: фашисты наступали в Подмосковье, осаждали Ленинград.
ВАСИЛИЙ ВИШНЯКОВ
ТАНК, ОБОГНАВШИЙ ВРЕМЯ
Пролог
…Август 1944 года. В прифронтовую польскую деревню Оглендув под усиленной охраной эсэсовцев прибыла новая секретная техника гитлеровцев — сорок «королевских тигров». Их планировалось использовать для ликвидации сандомирского плацдарма советских войск.
И вот первое боевое испытание. Три стальные громадины двинулись в сторону советских позиций. За рычагами головного танка — прибывший из Берлина один из конструкторов этих машин, представитель небезызвестной фирмы доктора Порше. Он пожелал лично посмотреть, как непоражаемый чудо-танк будет «охотиться за русскими тридцатьчетверками».
Экипаж младшего лейтенанта Александра Оськина, посланный в разведку, обнаружил выводок из трех новых фашистских «зверей». Сначала Оськин хотел уйти, и его тридцатьчетверка зигзагами помчалась по полю, отстреливаясь и увертываясь от огня головного «тигра». Это ей удалось, но потом Оськин изменил решение. Как же уйти, не разведав, что это за новые машины, о которых он уже слышал в штабе? Лобовая броня, говорят, чуть ли не двести миллиметров! Но, может быть, есть уязвимые места? Значит, надо вступить в бой.
Тридцатьчетверка притаилась в прибрежном кустарнике. Неповоротливые фашистские танки гуськом поползли на бугор, головная машина уже прошла мимо. Первым выстрелом Оськин точно ударил в борт второго танка, поближе к корме, где должны быть двигатель и топливные баки. Громадный танк остановился и задымил. Огонь по второму «тигру» — туда же в борт, в уже нащупанное уязвимое место. Считанные секунды — и машина охвачена пламенем, горит! Тогда тридцатьчетверка Оськина, выскочив из засады и используя преимущества в маневренности и скорости, погналась за головным «тигром», уже скрывшимся за бугром.
С близкого расстояния выстрелами в корму тридцатьчетверка подожгла и этот танк. Конструктор «королевских тигров» погиб вместе со своим детищем. Об этом танкисты узнали от вылезшего из головного танка полуобгоревшего обер-ефрейтора, тотчас же поднявшего руки.
Глава первая. Необычное задание
Угасал неяркий осенний день. Холодное октябрьское солнце бросало жидкие отсветы заката на золотые кресты церквушек Зарядья, на блеклую листву сквера, тянувшегося вверх к Ильинским воротам. По площади Ногина, звеня, поворачивал трамвай. Все площадки его были облеплены пассажирами.
Свернув влево на улицу Разина, Михаил Ильич постепенно успокоился и зашагал широко и ровно. В кабинете наркома он временами чувствовал, что грудь его стискивает, словно бы от тяжелой духоты. Объяснялось это, несомненно, не обстановкой в кабинете (в просторном кабинете хватало и света, и воздуха), а тем, что и как говорил ему нарком. А нарком грубовато и просто (а он и был простым русским человеком с лицом и руками рабочего) сказал, что если задание не будет выполнено в срок, то с них обоих снимут головы.
— В этом, Миша, можешь не сомневаться, — сказал он почти весело. — Дело обстоит именно так.
Но неприятно поразили Михаила Ильича не эти слова, а те фотоснимки, которые, достав из сейфа, чуть ли не из-под руки показал ему нарком.
…Пустынная, обожженная солнцем долина, плоский холм. Редкие чахлые кусты, вросшие в землю серые камни. На склоне холма белый от пыли танк БТ-5. Гусеница разорвана, в борту зияющая пробоина. Рядом чуть повыше другая, третья…
Глава вторая. Старый конструктор
Сергей Сергеевич Болховитин жил на улице Горького недалеко от Кремля в одном из новых домов с великолепным фасадом, отделанным гранитом и мрамором. Нижний этаж сверкал огромными витринами магазинов. Внутренний квадратный двор с чахлым сквериком, горками порожней магазинной тары и многочисленными одинаковыми подъездами выглядел менее внушительно. С трудом отыскав нужный подъезд, Михаил Ильич поднялся на второй этаж и позвонил у высокой массивной двери. Открыла ему сухонькая старушка в темном платке, которая на вопрос, можно ли видеть Сергея Сергеевича, молча указала на дверь в комнату. И пока Кошкин раздевался в прихожей, куда-то незаметно и неслышно исчезла.
Болховитин лежал на простой, солдатского типа койке у глухой стены прямо напротив входной двери. Он повернул голову и сначала посмотрел на Михаила Ильича хмуро и отчужденно, но потом узнал, и его крупное с нездоровой желтизной лицо посветлело.
— А-а, вот не ожидал, здравствуй, — сказал он знакомым глуховатым баском. — Из Питера никого не ожидал. Очень рад, бери стул, садись.
Комната была высокая и длинная, но узкая и с совершенно голыми стенами. У окна стоял стол и несколько стульев.
— Как вы себя чувствуете, Сергей Сергеевич?
Глава третья. Думайте все!
…Начал он с того, что в составе конструкторского отдела создал специальную небольшую группу — СКБ. Это оказалось непростым делом. Несколько дней ушло на то, чтобы познакомиться
с
людьми, узнать хотя бы приблизительно, кто есть кто. Помогал ему знакомиться с сотрудниками заместитель начальника отдела инженер Николай Овчаренко. Сам Овчаренко производил благоприятное впечатление — высокий, красивый украинец, держится с достоинством, сдержанно, одет подчеркнуто аккуратно — добротный серый костюм, белоснежная рубашка с галстуком, до блеска начищенные штиблеты. Но характеризовал конструкторов Овчаренко уклончиво, делая многозначительные паузы и как бы что-то не договаривая. В конце концов Михаил Ильич прямо предложил ему составить список десяти, по его мнению, лучших конструкторов отдела — один-два человека от каждой группы. Овчаренко пришел в замешательство, попросил время подумать и на другой день представил список, в котором было всего три фамилии — Метелин, Аршинов, Васильев.
На Александра Метелина Михаил Ильич и сам уже обратил внимание. Внешне он бросался в глаза разве что костлявостью и аскетически-бледным лицом с ввалившимися щеками и наголо обритым черепом. Невольно думалось — молодой, а серьезно нездоров, как говорится, кожа до кости. Но на этом лице — необыкновенно живые, черные, словно бы горящие внутренним огнем глаза человека не просто умного, а талантливого. И Михаил Ильич не удивился, узнав, что Метелин начал работать на заводе еще юным чертежником и быстро прошел ступень за ступенью до руководителя группы трансмиссии, хотя по образованию был лишь техником. Да и результаты его работы были достаточно весомы и зримы: когда несколько лет назад на танке БТ-5 начали наблюдаться случаи выхода из строя коробки передач и на заводе был объявлен конкурс на создание новой коробки, победителем вышел техник Метелин. И теперь на танках БТ-7 и БТ-7М — коробки передач его конструкции. С него Михаил Ильич и решил начать формирование спецгруппы. Однако первая беседа с Метелиным, которой Михаил Ильич, естественно, хотел придать доверительный, товарищеский характер, не получилась, точнее — оставила какой-то смутный, неприятный осадок. Молодой конструктор держался сухо, недоверчиво, показался человеком с резким, необщительным характером. К предложению войти в спецгруппу для проектирования нового танка отнесся, мягко говоря, без энтузиазма.
— А кто еще войдет в эту группу?
— А кого бы вы предложили? — живо откликнулся Михаил Ильич. — Вы давно работаете в КБ и хорошо всех знаете.
Метелин улыбнулся тонкими губами (улыбка получилась едкой) и, пожав плечами, сказал:
Глава четвертая. Будем делать новый танк
До поздней ночи светились окна в небольшом, примыкавшем к опытному цеху особняке КБ. Здесь в тесных комнатах второго этажа, соединенных, как отсеки в общем вагоне, сквозным проходом без дверей, началась напряженная работа. Каждое утро первым в КБ появлялся Михаил Аршинов. В его «отсеке» подоконники и стол были уставлены склеенными из фанеры макетами корпуса нового танка. Макеты были разной величины и формы, но у всех без исключения лобовые и кормовые листы располагались наклонно, под острыми углами, а башня напоминала усеченный конус. Верхние бортовые листы над гусеницами тоже шли с наклоном к башне, и корпус в целом имел красивую обтекаемую форму.
Макеты всем нравились, Аршинова хвалили, но он ходил мрачный и молчаливый, не решаясь даже с товарищами поделиться мучившей его грандиозной идеей — создать непоражаемый корпус. Бронебойный снаряд имеет свойство рикошетировать — это всем известно. При каких условиях это происходит? Глубоко изучив этот вопрос, можно найти такую форму корпуса, при которой снаряды будут отскакивать от брони или скользить по ней, оставляя лишь царапины… Аршинов засел за книги по баллистике и стрельбе, доселе ему мало знакомые. Ездил в университет на кафедру математики, где сумел заинтересовать своей задачей какого-то «молодого гения». Погрузившись в этот омут, Аршинов не замечал, как убегают часы и дни, ничего не прибавляя к уже найденному и сделанному.
Михаил Ильич, державший в поле зрения работу каждого конструктора, как-то поздно вечером, когда все разошлись уже по домам, подошел к Аршинову, сидевшему в своем «отсеке» за столом в мрачной задумчивости.
— Над чем бьешься, тезка? Давай обсудим вместе.
— Ничего не получается, Михаил Ильич, — уныло сказал Аршинов. — Угол встречи снаряда с броней должен быть не больше двадцати градусов. Кроме того, влияет взаимная твердость брони и снаряда и сила удара, которая зависит от массы и скорости снаряда и от дистанции стрельбы. Слишком много переменных величин. Расчет получается очень сложным.
