В полях под Крисборо уже воцарилась осень. До самого горизонта тянулась коричневая каменистая пустошь, ее однообразие кое-где нарушалось зарослями чахлого вереска и купами невыразительно искривленных деревьев. Схваченная ранним заморозком, сухая почва стала гулкой, грохочущей под ударами копыт, как туго натянутый бубен. Набитые, точно ватой, снегом тучи стремительно неслись на юго-запад. Славный сезон для лисьей охоты, когда уныние осеннего дня вдребезги разбивается собачьим лаем, ликующими криками охотников и веселым женским смехом.

Лисы знали все это и вздрагивали в своих норах, слыша такой знакомый дробный перестук множества копыт над своими головами. Но этой осенью они могли спать спокойно. Люди придумали себе другую забаву, и лис на нее не пригласили. Сегодня люди охотились друг на друга.

Гон растянулся на добрых полмили. Рослый могучий конь, роняя с удил хлопья пены, летел впереди, подчиняясь яростным понуканиям пригнувшегося к самой его шее всадника.

— Не стрелять! — срывая голос, крикнул назад первый из преследователей. — Он мой!

Расстояние между первым и вторым всадниками неуклонно сокращалось: охотник был легче, чем дичь, и конь его, по-видимому, не был так загнан. В горячке погони преследователь потерял шляпу, темные волосы его вились по ветру, а молодой голос звенел азартом. Его жертве некуда было деться, гон неуклонно отжимал его к обрывистому берегу пересекавшей пустошь широкой и быстрой реки. Даже если он отважится броситься в эту ледяную воду, его светлая голова станет прекрасной мишенью для пистолетного выстрела.

На первый взгляд не было в ней ничего особенного. Худенькое большеглазое личико сердечком, масса густых мягких темных волос, хрупкое, изящное, характерное для всех Драммондов телосложение. Почти в каждой большой семье можно найти подобное существо, созданное как будто не из плоти и крови, а из вечерней игры света и тени. Их оберегают от малейших проявлений грубости, они пользуются всеобщей любовью и заботой, и расплачиваются за это полным незнанием действительности. Круг их жизни замкнулся на доме и церкви, два — три бала в год вносят в их существование волнующее разнообразие. Она была такой, но, помимо этого, она была еще и Марией Драммонд, при виде которой уголки рта Джека дрогнули в улыбке. Несмотря на огонь, кровь и смерть, у него оставалась Мария, а с необходимостью заботиться о ней он мог пережить все, что угодно.

— Крепись, малышка, — сказал он. — Мы остались одни.

Она кивнула и приподнялась на локте.

— Знаешь, Джек… Нам с тобой так часто приходилось слышать речи о славе и доблестной гибели… Возможно, позже я в полной мере осознаю весь ужас нашей утраты. А пока… прости. Я слишком счастлива от того, что вижу вас двоих… вместе.

Джек ревниво оглянулся.