Она шла путем, исхоженным тысячи раз; ей казалось, и не без оснований, что ей известна каждая щербина в устилавшем горбатые переулки булыжнике, каждая трещина в гранитных плитах тротуаров: она с детства избегала наступать на них, считая это дурной приметой. Стоял холодный ясный весенний день, ветер с моря просвистывал город насквозь. Это была третья весна ее одиночества, но все же это была весна, и она бежала вприпрыжку, машинально перескакивая опасные ступеньки крутых уличных лестниц и удивляясь отчаянно-тревожному звону внутри себя. Ее не страшил этот резкий ветер, она была крепче, чем казалась, да и воле ветра испокон веку доверяли свое имущество и саму жизнь все ее предки, и она плотно кутала плечи в большую полосатую шаль совсем не из боязни простуды, а скорее из чувства внутренней грации. Колючие силуэты черепичных крыш почти сплошь заслонили небо над узкими улочками, но там, где стены неожиданно расступались, ее цепкий взгляд выхватывал взметнувшиеся над портом золотистые спицы мачт. Она знала наперечет все суда, стоявшие в этот день в гавани, она могла отличить одно от другого по какой-то мелочи оснастки. Там были и «Чайка», и «Пересмешник», и «Жемчужина», и «Абигайль». А вот «Баркаролы» не было. Но была весна, а весна-это всегда надежда, и надежда трепыхалась в ней ненароком проглоченной птицей, и должна же быть причина тому, что кровь гремела бравурным маршем в ее висках.

Возле ее дома тепло одетые дети играли в пристенок и, увидев ее, поздоровались:

— Доброе утро, леди Джейн!

Она рассеянно кивнула; нетерпение, заставившее ее пробежать весь путь от конторы до порога собственного дома, должно же было иметь какую-то причину… В сенях она немного задержалась, решая: в гостиную, в комнаты?.. В кухню!

Она шагнула туда и прислонилась к дверному косяку, шаль устремилась вниз, и ее синяя бахрома ласково легла на самые плиты пола. Она стояла, расплываясь в смущенной и неудержимо радостной улыбке, глядя на гостя, сидящего вполоборота к окну, с золотой от солнца щекой и эхом ее ликования на губах. Кого, как не его, мог принести на своих крыльях этот полный ветра и света день!

Косые лучи раннего утра вонзались в кухонное окно, и каменные плиты пола там, где на них ложились золотистые полосы, ощутимо теплели. Пылинки кружились, танцуя в ярком солнечном свете, и духи воздуха резвились вместе с ними, вполуха внимая лекции по основам магии. Читала ее Джейн, небрежно опершись на каминную полку, а Санди сидел на табурете посреди кухни, и верхняя часть его лица была скрыта плотной черной повязкой. Исключая из способов восприятия информации зрение, он тем самым сознательно обострял слух, память и, как заметила Джейн, кое-что еще, к чему, собственно, она и адресовалась.

— Из всех данных от сотворения чувств маг менее всего должен полагаться на зрение, — доносился до Санди ее голос, чуточку сдобренный менторскими интонациями. — Парадоксально, но шире всего человеком используется именно этот, самый несовершенный инструмент. Всего же чувств у обычного человека, к коим мы с некоторой оглядкой можем причислить начинающего мага или мага, не получившего должного образования, — она поклонилась в его сторону, шесть. Зрение — как уже упоминалось, самое ненадежное, слух, вкус, осязание, обоняние и интуиция. Истинный же маг отличается от простого человека тем, что имеет развитое и хорошо тренированное седьмое чувство: способность чувствовать энергию. Оно наверняка знакомо тебе по его грубым проявлениям: усталости, когда ты ощущаешь недостаток энергии, и, напротив, избытка, когда говорят, что ты «полон сил».

Санди кивнул. Он был одним воплощенным слухом.

— Энергия имеет различные формы и способы проявления, — продолжала Джейн. — Кто-то работает со светом, кто-то — с ветрами. В силу специфики моей сказки я ассоциирую ее с жидкостями. Поэтому я буду использовать соответствующую терминологию, прибегая в описаниях к сравнениям вроде «потока» или «волны». Сперва мы выясним, какие возможности имеются у мага для приобретения энергии. Во-первых, способность вырабатывать энергию имеется у каждого смертного существа, поддерживающего свою жизнь обычными способами. В энергию могут быть преобразованы пища, питье, тепло, положительные, а в некоторых случаях — и отрицательные эмоции.

— Выходит так, что сытый маг сильнее голодного, а счастливый — сильнее равнодушного?

Стук в дверь отвлек его от этих размышлений. Он выскочил в переднюю и, на ходу разбираясь в сложной системе старинных запоров, распахнул тяжелую дубовую дверь, способную выдержать несколько ударов тараном среднего веса.

На пороге стояли два существа, явно не относящиеся к людской породе. Жизнь еще не сталкивала Санди с гномами, но деликатность и врожденный такт не позволили ему проявить неподобающее случаю и попросту невежливое любопытство.

— Прошу вас, входите, уважаемые, — он учтиво поклонился, и ответный поклон гномов был именно той же степени и ни на дюйм глубже. Санди почувствовал, как острые внимательные глаза, похожие на гематитовые бусины, изучающе впились в него, и с некоторым неудовольствием подумал, что причиной этому — его имя и статус. Приходилось, однако, терпеть, если он хотел, чтобы они вложили в Тримальхиар труд и золото. Рассчитывать на романтическую составляющую их натуры, пожалуй, не стоило.

Дети, игравшие на улице и в почтительном отдалении столпившиеся поглазеть на гостей леди Джейн, разошлись со слегка разочарованным видом: судя по всему, эти две персоны были именитыми и хорошо известными в городе.

Эту пару Джейн принимала в гостиной — визит был официальный. На середину выдвинули круглый столик, вокруг которого появились высокие кресла со скамеечками для ног, такие, чтобы четырехфутовые гости смогли забраться в них, не теряя чувства собственного достоинства, и чтобы их глаза оказались на уровне глаз более высоких хозяев.

Небо только лишь начало сереть, песок пляжа, видимого из окна кухни, был по-утреннему холодным и тяжелым от впитанной влаги, и волны меланхолично и размеренно лизали пологий берег. Пройдет по меньшей мере час, прежде чем розовые лучи восхода расцветят эту величавую картину.

Но этим утром никто не смотрел из окна кухни, и некому было предаваться философским размышлениям о Бытии, Вечности, Роке и путях Могущества в виду лениво дремлющего океана. Без малейшего скрипа отворилась тяжелая дверь, ведшая не на берег, а напротив, на мощеную улочку, и принц Белого трона шагнул за порог. Его лицо было свежим и отдохнувшим. На лице Джейн, смутно белевшем в сумраке темной передней, лежал отпечаток бессонной ночи. Она зябко обхватила себя за плечи. Ей слишком хорошо знакома была эта роль провожать. Они обменялись прощальным рукопожатием, и огромная дверь тихонько закрылась. Санди остался один на тихой сонной улочке.

Он огляделся, чувствуя, как каждая его клеточка полнится божественной легкостью. Дорога тянула свою протяжную песню в его крови, и он не мог и не хотел противиться ее нежному и страстному зову. Это был знак, подаваемый ему Приключением. Он поправил на плече лямку походного мешка и сделал три мягких шага вниз с крыльца.

Он ощутил чье-то присутствие и чуть заметное движение на периферии зрения. Он обернулся в ту сторону и оказался лицом к лицу — если так можно выразиться, когда нос визави находится где-то на уровне ваших ребер — с Иштваном.

— Доброе утро, уважаемый, — приветствовал его Санди.

Джейн поймала себя на том, что нервно постукивает по полу носком туфли, и это открытие раздосадовало ее еще больше. Волшебник должен держать себя в руках, у Санди в этом плане совершенно идеальная нервная организация. Но, похоже, она ничего не могла с собою поделать: ей опять досталась самая невыигрышная роль. Санди отправился в экспедицию, а ей, как обычно, пришлось заниматься сметами, переговорами, контрактами… Еще и люди вдобавок.

Она немного растерянно оглядела комнату, полную людьми, желающими стать колонистами. Сейчас, надо сказать, ей очень пригодился бы дар Санди находить общий язык со всякой тварью Волшебной Страны, так как она в легкой панике осознавала, что самой ей недостает подобных талантов.

Нескладные женщины сидели на расставленных вдоль стен жестких диванчиках, чопорно выпрямив спины и сложив на коленях руки, уже узловатые, морщинистые и потрескавшиеся, хотя многие из них были еще молоды. Их мужчины стояли за спинами жен, комкая в руках шапки, и, судя по отчаянно-неловкому виду, готовились страстно и бессвязно доказывать, почему именно они необходимы Тримальхиару. Джейн остро ощутила свою несостоятельность в столкновении с живыми людьми. Рациональный подход гномов к проекту казался ей наиболее удачным: Вальдор отправил в Тримальхиар уже несколько отрядов, груженных инструментами, и счел вежливым проинформировать партнершу об их количественном и профессиональном составах. Там не было никаких эмоций, рабочие гномы шли туда, куда было приказано старейшиной; не связанные семьями, они существовали только лишь для того, чтобы делать свое дело, чтобы потом гордо говорить: «Да, это построили гномы!» Люди, напротив, были сплошным клубком чувств. Она искренне не хотела посылать к Санди кого попало. Здесь было несколько, как она знала, многодетных семей рыбаков, чьи дела пошатнулись по какой-либо несчастной случайности, группка беженцев из далекой южной страны, где кипела война — не меж Добром и Злом, а самая обыкновенная, но им от того не было легче, и тройка темнокожих бездельников, что зарабатывали себе на жизнь, показывая на улице фокусы и сопровождая их танцами, которые добродетельными обывателями Волшебной Страны — там тоже обыватели добродетельны единодушно были признаны неприличными. Н-да, люди явно непредсказуемы и далеки от совершенства.

Взгляд ее скользнул по спокойно стоявшему в углу мужчине богатырского роста. В отличие от прочих он явно был спокоен, руки его, скрещенные на груди, не совершали множества суетливых движений, а лицо, до самых глаз заросшее черной густой бородой, хранило выражение каменной невозмутимости. Кудри под стать бороде свободно падали на плечи, в простых потертых ножнах на поясе висел меч. Даже под объемной грубой курткой заметны были его завидные мускулы. На фоне прочего табора он вызывал некоторую симпатию. Джейн вовсе не хотелось отправлять в Тримальхиар бездельников, смутьянов и пьяниц. Будничным голосом она сообщила, что платить на строительстве Тримальхиара не будут.

— Гномам платят! — робко возразил кто-то.