— Откройте!

Человек в потертом овчинном полушубке и стареньком меховом треухе настойчиво дергает ручку звонка. Переулок погружен во мрак. Сюда не проникает свет фонарей с проспекта. Крепостные часы пробили двенадцать.

— Откройте!

Резкий рывок ручки звонка и почти умоляющий крик. За дверью послышались шаги. Щелкнул замок. Луч, вырвавшийся на улицу, осветил широкоскулое лицо.

— Ну? — сонно спросил слуга.

Транспортный самолет ждал специально. Только Андрей Скворцов и Виктор Демидов поднялись на борт, как дверь плотно закрыли, взревели моторы и самолет пошел на старт. На жестких сиденьях транспортника было неудобно. Оторвавшись от земли, самолет стал набирать высоту. Угрожающе поползли тяжелые ящики и массивные мешки.

За окнами белая ночь. Чем дальше на юг, тем темнее становилось небо. Лампы светили тускло. Склонив голову на ящик, Андрей дремал. Виктор посмотрел на его усталое лицо, резкие морщины, чуть седоватые виски и подумал: «Устал, дружище. Стареешь, брат! Видно, в жизни ничто не проходит даром».

Демидов вспомнил суровую и еще грозную осень 1944 года. Тогда впервые он встретил Андрея Скворцова…

Сломив вражескую оборону у старинного эстонского города Тарту, эстонский корпус вместе с частями десятой армии рвался к столице — городу Таллину. 22 сентября над башней Вышгорода Длинный Горман в военное прибалтийское небо взлетел красный флаг освобождения.

Из Ленинграда в Таллин машины, минуя воронки от снарядов и ломаные линии траншей, добирались двое суток. Ночью шли без фар. В воздухе пахло обгорелым железом и жженой краской. Изредка вспыхивали острые языки пламени. На одной из машин с группой эстонских комсомольских работников Виктор Демидов добрался до Таллина. Город еще искрился огнем недавнего сражения. Прохожие появлялись редко. От развалин за улицей Харью стлался чадный дым. У Толстой Маргариты валялись разбросанные орудия, остатки «тигра» и трупы. Где-то далеко за городом ухали орудия, и совсем рядом, здесь, в городе, в ночи слышались отрывистые выстрелы. Еще шла война.

Поздно вечером Виктор Демидов и Андрей Скворцов вышли из института. Дождь, начавшийся днем, не перестал. Ветер был прохладным. Друзья молча дошли до моста, так же молча прошли весь мост.

— Ничего себе задача, — буркнул Виктор.

— Ты про экспедицию?

— Нет, я о Багровой. Медведев считает, что у нее есть какой-то материал. А где ее найдешь, когда времени почти нет. Да и даст ли она его?

— Багрова — родственница знаменитого путешественника? — без особого настроения продолжать разговор спросил Андрей.

Виктор ушел от Багровых, когда город просыпался. Ночная пелена все дальше и быстрее удалялась на запад, а над заливом вставало солнце. Ощетинившиеся гигантские створки мостов медленно стали опускаться и вскоре слились в едином пролете. Еще не начали работать заводские трубы, застилающие серым покрывалом небо над городом.

Домой Виктор вернулся в начале шестого. Спать не хотелось, но надо было отдохнуть, обязательно отдохнуть. Раздевшись, он лег, постарался ни о чем не думать и забылся коротким сном.

Андрей с девяти утра был в институте и нетерпеливо ходил по пустым кабинетам и залам. Несколько раз он звонил другу домой, но никто не подходил. «Что могло случиться? Зачем Виктор звонил ночью? Работа начиналась в десять, неужели целый час ожидания?»

Демидов пришел ровно в десять, с чуть покрасневшими глазами, но все-таки бодрый и оживленный — не скажешь, что всю ночь просидел над архивом Багрова. Любопытство Андрея было удовлетворено сполна. Ознакомившись с оставшимися письмами Андронова, Андрей вернул их и заметил:

— Только с твоим романтическим характером можно так безжалостно тратить драгоценное время перед поездкой. Честно говоря, Медведев должен был посоветовать тебе заняться чем-либо другим, ведь в архиве ничего нет по орхонским текстам…

Остаток ночи в Москве друзья провели в гостинице и, получив билеты, в 12.30 следующего дня сели в поезд, уходящий с Ярославского вокзала.

Купе вагона «Москва — Абакан» было двухместное. Поезд тронулся. Никто не провожал Скворцова и Демидова. Впереди несколько суток пути — надо устроиться добротно. Как только друзья распихали чемоданы, Виктор достал том Андронова. Он лег на нижней полке, поудобнее поправил подушку и открыл книгу. На титульном листе стояло: «Ал-др Андронов. За Саянами. СПб, 1891». Следующий лист содержал короткую надпись: «Посмертный дар автора — русской науке», под ней мелким шрифтом — «Издатель». Виктор перевернул еще страницу и стал читать.

Андрей от скуки подолгу стоял в коридоре вагона, на остановках выходил на перрон. В коридоре было мало народу. Пассажиры, очевидно, еще устраивались. Андрею стало тоскливо, и он вошел в купе. Он попросил друга прочитать вслух что-нибудь интересное, но тот лишь огрызнулся. Андрей уныло полез наверх.

Демидов успел прочитать половину книги, когда часы показывали пять вечера. Поезд остановился вновь, и от резкого толчка Андрей очнулся от дремы. Взглянул на часы: пора идти есть! Виктор уговорил его повременить, дочитал до главы, и они пошли в вагон-ресторан. Расстаться с книгой Демидов не захотел: не дай бог опять пропадет!

В вагоне-ресторане народу оказалось много. Совершенно свободным был столик у буфета. Друзья сели, и Виктор, предложив Андрею изучить меню, вновь углубился в чтение. Он не заметил, как к их столику подошел невысокого роста мужчина в темных брюках и зеленой куртке. Мужчина попросил разрешения сесть на свободное место, и Андрей согласился. Бросив взгляд на соседа, Андрей подумал, что где-то уже видел это малоприметное лицо с широкой переносицей.

Несколько раз Андрей и Виктор вновь перелистывали таблицы. Ошибки не было. Просто отсутствовала двадцатая таблица — перерисованные тексты и изображения из ниши у Скалы письмен, названной Андроновым Немой скалой.

В дверь постучали. Веденский пытался зазвать друзей к себе, но Демидов отказался, сославшись на болезнь друга, который лежал уткнувшись в стенку. Выпроводив Веденского, Виктор вновь стал рассматривать таблицы. Теперь он заинтересовался сшивной частью и обнаружил, что на том месте, где должна быть двадцатая таблица, оставлена короткая полоса — срез. Он отогнул его и провел пальцем по сшивному краю двадцать первой таблицы. Палец почувствовал узкий желобок. На свет была заметна линия среза и внизу, на двадцать первой, — легкий разрез.

— Таблица была вырезана! — Он подвел Андрея к свету и показал книгу. — Ты видишь, таблица вырезана бритвой!

— Вижу, довольно четкий срез, повреждена немного и таблица двадцать первая. Ну и что?

— Не могла ведь таблица быть вырезана при издании или самим Багровым. Значит… — Виктор рассуждал вслух, и Андрей перебил его: