Март 1814 года. Русская армия – под стенами Парижа. В боях особо отличилась сотня терских казаков отдельного Кавказского корпуса. Последний сокрушительный удар, и цитадель смертельного врага взята!
Война закончилась, по мостовой Вечного Города цокают подковы казацких коней. Обыватели готовы к резне и насилию, но русские поддерживают железный порядок. Даже когда озорная дворяночка завлекла в свои объятия терского урядника Даргана Дарганова, бедового казака едва не приговорили к казни. Пришлось собирать манатки и возвращаться на родину, но не одному, а с юной француженкой, на которой Дарган как честный человек был вынужден жениться.
А тут еще приятель уговорил захватить с собой найденный на постоялом дворе клад. Знать бы наперед, какую беду навлекут на молодоженов проклятые святыни Империи, одно название которых опасно упоминать вслух!
Глава первая
Император Александр Павлович приложил к выгнутой брови подзорную трубу, покрутил блестящий окуляр. Тонкомордый ахалтекинец под ним перебрал точеными ногами с белыми повязками и всхрапнул, заставив седока ткнуть его шпорами. С невысокого пригорка хорошо просматривалась столица Франции, город Париж, как бы подвешенный в сыроватом весеннем воздухе. На дворе был теплый туманный март 1814 года, предстоял последний рывок, чтобы добить врага в его же затейливых дворцах, и самодержец пристально оглядывал редуты неприятеля, выискивая в них слабые места, которых было много. Остатки армии Наполеона могли грозить союзным войскам лишь непредсказуемым броском умирающего зверя, поэтому Александр Первый не спешил посылать в бой свои доблестные войска, надеясь на скорую безоговорочную капитуляцию противника. Но ставка врага молчала уже несколько дней, противник затаился, продолжая устрашать нежданным и поэтому опасным ударом. Император опустил трубу, чуть развернулся к сопровождавшей его свите из боевых и штабных генералов и офицеров.
– Господа, я думаю, ждать больше нечего, – твердым голосом произнес он. – Парламентеров неприятель не выслал, белых флагов не выкинул.
– Ваше Императорское Величество, Наполеон Бонапарт рассчитывает на то, что коалиционные войска не посмеют нанести удар по центру мировой культуры, – откликнулся кто-то из генералов. – Прикрываясь этим да еще неопытными горожанами, занявшими места в боевых порядках, он полагает, что мы первые предложим ему мирный договор.
Самодержец покривил щеки, украшенные рыжими бакенбардами, почмокал губами. Затем он вскинул чисто выбритый подбородок и властно обозрел окрестности.
– Вот и не станем оттягивать знаменательного момента. Мы знаем, что прочный мир достигается только лишь через войну. – Сложив трубу, император натянул белые перчатки и взмахнул рукой. – К бою!
Глава вторая
Небольшой отряд терских казаков из Моздокского полка Отдельного Кавказского корпуса гарцевал по звонким булыжникам узких парижских улиц. Стояло прохладное лето 1814 года, время было послеполуденное. Лохматые бурки наездников, как и положено в чужом краю, вместе с саквами – переметными сумками – были приторочены за седлами, чтобы в случае внезапного нападения неприятеля не мешали работать острыми шашками, сейчас запрятанными в ножны, мерно бьющиеся по пыльным сапогам. Неприятель был раздавлен, опасаться было некого, по губам казаков гуляла стойкая улыбка победителей. Лишь изредка от старшего, едущего впереди, доносилась ненужная команда:
– Подтяни-ись!
Но казаки и ухом не вели. Сбитые на затылки папахи из шкур молодых барашков со свисающими набок белыми курпеями открывали высокие загорелые лбы, молодецки ухмыляющиеся лица как бы нагло показывали, кто стал хозяином бывшей непобедимой наполеоновской империи. На узких наборных поясах, перехватывающих черкески, свободно покачивались длинные кинжалы с небольшими ножами рядом. По обеим сторонам грудей, как зерна в кукурузном початке, блестели в газырях медные гильзы патронов. Но жители острова Ситэ, самого центра французской столицы, находящегося посреди реки Сены, при виде диковатого на первый взгляд воинства не спешили ускорять шаг, они еще пребывали в разморенном послеобеденном состоянии. Да и докучали эти незваные гости не особенно – не хватали первого встречного за грудки, не наезжали конями, не отбирали сумки с продуктами. Они словно подчинялись древнему правилу: завоеванное обязательно пригодится самим. Из группы пешеходов иной раз метнется в сторону казаков злой взгляд какого-нибудь молодого задиры или засветится лукавая улыбка юной особы, и снова видны лишь склоненные головы представителей покоренной нации, молчаливо кивающие в такт неспешным шагам.
– Глянь, какая ла фам, – разбитной светловолосый урядник кивнул мерно качающемуся в седле черноглазому соседу на спешащую навстречу девушку в широком светлом платье и красной безрукавке. – Я как-то встречал ее недалече от нашего постоя. Ишь как задницей виляет, прямо чистый иноходец.
– Какая там ла фам, когда она и до ла фили еще не доросла, – обернувшись на голос, упредил дружка-соседа станичник на вид постарше, едущий впереди. – Вишь, вместо сисек алычиные упырья торчат.
