Ночь. Август. Как здорово, что мы сегодня собрались. Мальчишник в два-три месяца, это, пожалуй, все, что осталось моим друзьям от их жен. Все-таки как хорошо, что я свободен. Мне не надо спешить, придумывать какой-нибудь душераздирающий повод, который на несколько часов оторвал бы меня «против воли» от ее юбки, или полчаса осматривать рубашку в туалете, опасаясь, что какая-то росомаха в пьяном порыве оставила поцелуй жирно напомаженных губ. Напротив, можно позволить себе проводить понравившуюся девушку домой, не опасаясь посторонних взглядов, что, собственно, всегда и происходило на зависть друзьям.

Настроение было отличное. То ли от прилично выпитого в ресторане, то ли от дурманящего воздуха созревшего лета, в голове мелькали разноцветные мысли. Ну, вот и родная улица — как всегда пустынна в это время суток. Как и десять лет назад я иду по ней под марш только своих шагов, скользя в белесой темноте, разрываемой парой фонарей где-то в перспективе. Господи! Все, как тогда: и воздух, и запах остывающего асфальта, а главное — эти разноцветные мысли. Они будоражат голову, внезапно возникая и легко растворяясь в ночи, разные, абсолютно порой не связанные друг с другом, но создающие ощущение полноты и радости жизни.

Первый, случайно пойманный взгляд, улыбка, легкий флирт типа «девушка вы всегда так прекрасны» — и вот уже тост «за любовь». Далее все как по маслу: такси, ее квартира, некоторое смущение, порой со слезами, переходящими в бурную карусель объятий. Ее предложение остаться до утра, как правило, отклоняется якобы для сохранения остроты ощущений, красоты мгновения, да и вообще — с раннего утра завтра на работу разгружать вагоны с углем. Подобная фраза неизменно приводила к желаемому результату. Дам с высокой самооценкой она повергала в ужас и готовность «провалиться на месте», ибо ночь с грузчиком никогда не входила в их ожидания, а дорогой прикид и машина почему-то сразу уходили на второй план. Те же, кто попроще, страстно прощались в прихожей, выражая полное понимание и участие, иногда даже предлагая еды в дорогу, но особо не настаивали на продолжении отношений и не задерживали. Да, тогда это было легко…

В этот вечер было все по-другому. Она сидела с подругой за соседним столиком, о чем-то тихо разговаривала. Девушки настолько были увлечены беседой, что казалось, никого не замечали вокруг. Наконец они подняли бокалы, и ее взгляд скользнул по нашему столику, наши глаза на мгновение встретились. Брюнетка около тридцати лет с мягкими, абсолютно правильными чертами лица, заметив мой интерес, слегка приподняла свой бокал, картинно опустошила его и, улыбнувшись, снова погрузилась в разговор с подругой.

Для меня, имевшего ранее значительный опыт в подобных ситуациях, решение созрело бы молниеносно, своей улыбкой она как бы приглашала продолжить общение в более интимной обстановке без свидетелей, но чрезмерная доступность в ее поведении настораживала. Ведь не девочка восемнадцати лет, и все же любопытство взяло верх над осторожностью. «Зарекался волк пасти стадо овец».

Сегодня она возвращалась одна. Её неизменный спутник, саксофон слегка покачивался в правой руке, одетый в скромный чёрный футляр. Наконец-то закончилась ещё одна корпоративка в ресторане, невидимкой «артистка» улизнула от провожатых. Публика была посредственна, если схалтурить — ни у кого уши в трубочку не свернутся, и настроение к танцполу не прижмётся, но отыграла она хорошо. Музыка пела в её голове с детства. Молодцы французы! Любимый Selmer Mark VI практически играл сам, сводя с ума всех в радиусе звука.

Ночь. Август. Родная улица. Легко стучат каблучки по асфальту. Три дня назад была поставлена жирная точка в отношениях с бой-френдом. Свободна! Сейчас она придёт домой, смоет этот день без остатка, упадёт в постель и отправится беззаботно гулять по снежным облакам босиком, держа верный Альт. «Всё-таки молодцы французы!.. большая… секста… вниз…»