В сквере тихо играла музыка. Что-то приятное, чуть в стиле ретро, чуть с элементами "русского шансона", но без пошлости, чуть с влиянием дворовых песен семидесятых, но без надрыва, обычного для певцов на лавочке у подъезда. "Я вновь и вновь ловлю глазами твой силуэт на остановке, шепчу усталыми губами слова, что я сказать пытался…" По голосу артист напоминал Саруханова. Вечная тема.

И вообще это был очень приличный сквер, чуть затронутый золотой осенью. Аккуратные новые скамейки из квадратного стального профиля и деревянных реечек, пропитанных современным защитным лаком, дорожки, устланные бетонными шестигранниками, уже опаленная ночными холодами листва на излете бабьего лета, мамаши и бабушки с колясками, детвора, блестящие цилиндры урн из нержавейки и литые чугунные фонари под старину. Ветер трепал кроны деревьев, гнал по светло-голубому предзакатному небу пухлые космы облаков и кружил в стремительном танце по дорожкам и газонам то окрашенные лимонной желтизной, то наполовину побуревшие, усталые от жизни листья. На одной из скамеек с краю расположилась чугунная скульптура летчика, в человеческий рост, в довоенной форме и пилотке, с букетиком цветов в руке. Летчик смотрел на часы, а та, которую он ждал, все не шла.

В общем, несмотря на порывы ветра, который явно желал хулиганским образом сдувать с головы прохожих легкие кепки и прочие головные уборы, все было очень хорошо и пристойно и дышало светлой грустью ранней осени. За исключением одного — мгновенье назад на этом месте был гипермаркет и асфальт автостоянки. И еще как-то сразу потеплело. Было на улице градусов пять-семь, а сейчас теплынь, наверное, под двадцать. И ветер был потише, хоть и неприятный, пронизывающий, а этот вот-вот крыши срывать начнет. Яблоки в садах, что собрать не успели, точно попадают.

Остановка называлась "Улица Крахмалева", и это укрепило Виктора в мысли, что мода на сталинизм, скорее всего, пошла здесь где-то не раньше восьмидесятых. Крахмалев для Брянщины был такой же харизматической фигурой, как князь Роман Старый. Первый секретарь обкома обеспечил горожан молоком, яйцами, тепличными овощами, асфальтовыми дорогами, домами, пусть скромнее сталинок из второй реальности, но столь же массовыми, одеждой и обувью местного производства, которую в столице порой принимали за эфэргешную, и рядом других приятных мелочей, благодаря которым Брянск наконец забыл о следах послевоенной разрухи. Свердловчане, которых в это время обеспечили талонами, могли завидовать. Жаль, что хорошие люди уходят, а… Но мы отвлеклись.

На остановке были навес и теплый зимний павильончик для обогрева с киоском под ностальгическим названием "Союзпечать", где куковала продавщица из числа работающих пенсионерок, в синей почтовой форме. Один из стеллажей назывался "Электронные издания"; от вида слимов повеяло милым и домашним. Потертый, когда-то серебряный "Скиф" для нескучности негромко напевал "Регтайм на Титанике": "Мистер Хакли, играй, играй, обещай музыкантам рай…"

— Простите, а это сегодняшняя?

— Конечно! Вы же дату видите!

"Пятнадцатое сентября девяносто восьмого, вторник. Чего-то все время попадаю в ту же дату, что и в моей реальности. С точки зрения астрономии и календарей никак не объяснить. А вот если кто-то перебрасывает техническими средствами… Тогда разумно: тот же климат, время года, адекватная одежда, а то был бы в шортах среди сугробов. Через пару дней праздник, День Города… ну да ладно."

Штаб-квартира бонистов действительно оказалась на чьей-то квартире, на четвертом этаже. Внизу на подъезде уже стояла дверь с домофоном, а возле нее, непривычной новинкой — список жильцов. Такие вешали в подъездах хрущевок в конце шестидесятых, но потом — то ли влом народу было исправлять переехавших, то ли с целью вводить в заблуждение всякое жулье — но только к девяностым они исчезли. Воскресший из небытия список был уже не простой жестянкой, а щитком с окошками, за которыми ставилась распечатка на лазерном принтере. Кстати, в отдельном окошке была дата обновления данных.

Значит, Финозов Г.А. есть Григорий Аркадьевич. Виктор поднял руку, чтобы надавить холодную сталь нужной кнопки на щитке, покрытом серой молотковой эмалью, но на полпути замялся, и вместо звонка почесал себя за ухом, как кота.

"Блин, как на конспиративную явку иду. Вдруг засада или провал… то-есть, наоборот, сначала провал, потом засада. К тому же свидетели. Наверняка запомнят, что я входил."

Он еще раз прокрутил в мозгу задуманную комбинацию. Из его реальности помнилось, что коллекционеры тусовались при одном из отделов Дома Книги на Фокина, магазина на Станке Димитрова, и, и… дальше Виктор не помнил, ибо марки и значки собирал еще в пионерском возрасте и это увлечение в серьезное не переросло. Тем более, Виктор никогда не интересовался бонистами. Указанный в объявление Финозов, возможно, был среди коллекционеров вообще не авторитетом, а каким-нибудь "общественником", взявшимся тянуть бумажную сторону дела, без которой нет коллекционерам каких-то льгот, а, может быть и само объединение тут без бумажек не допустят. Чтобы видно было, что не какие-то подозрительные личности кучкуются, а имеют хобби, отвлекающее от алкоголизма и иных антиобщественных занятий…

Подошла маршрутка: как и в своей реальности, Виктор не обратил внимание на номер, увидев на табличке надпись "Дружба"; только здесь таблички были большие и висели в больших проемах над лобовым стеклом, как в старых автобусах.

— Граждане вошедшие пассажиры, просьба приготовить рубль за проезд! — четким голосом дикторши возвестил автоответчик. Возле водителя торчал небольшой ящик кассы с прорезью, куда надо было кидать деньги на черную резиновую гусеницу, что ползла под немного потертой крышкой из прозрачного полистирола, пока пассажиры отрывали билеты.

— Простите, десять рублей никто не разменяет? — обратился Виктор.

— Да это всегда пожалуйста!

"Боже, сколько тут у народа мелочи. Так и у нас когда-то было, а сейчас с какого бодуна она исчезла? Если на вопрос "А вы не найдете девяносто копеек мелочью?" ответить "Нет", у наших продавщиц такая реакция, будто им сделали непристойное предложение в циничной форме."

— Остановка "Телерадиотовары"! Пассажиров просят заранее подготовиться к выходу! — объявил автоинформатор голосом дикторши брянского радио.

Местность у остановки он не совсем узнал. Район этот в народе звали Макаронка — в честь макаронной фабрики, что появилась здесь к радости местного населения в полуголодные послевоенные годы, а по пришествии макаронного изобилия на советские прилавки была сослана в менее стеснительные условия Фокинской промзоны; название же остановка получила по магазину за квартал отсюда, к которому когда-то заворачивали троллейбусы. Здесь тоже вовсю шла стройка: зеленые довоенные деревянные домики по Дуки были уже снесены (хотя и в реальности Виктора их начали сносить), а на первом этаже новенькой девятиэтажки, прямо возле остановки, красовалась вывеска: "Промкооператив "Коннект". Инновации в информации."

Душа Виктора Сергеевича перевела эту вывеску как "Не проходите мимо". Душа желала увидеть милые сердцу стеллажи с мониторами, системными блоками, клавиатурами и мышами, с материнскими платами и харддрайвами (хотя бы айдиишными), а также разные там видюхи, сетевухи, зеленые планки оперативки, похожие на расчески, модемы, хабы и прочая. Душа залихватски свистнула и понесла ноги Виктора Сергеевича прямо к стеклянной двери заведения.

Но у самой двери Виктора Сергеевича остановил Голос Разума.