В элитном московском супермаркете, где даже овощи смотрели на людей надменно, делала покупки успешная, но одинокая женщина. Только работа вызывала у Марты Гордеевой светлые чувства, и сейчас, складывая в корзину дорогие полуфабрикаты, она предвкушала свою новую должность. Ее ждал пост руководителя департамента имущественно-земельных правоотношений в крупной строительной компании. Нужно было лишь выиграть тендер, и Марта была убеждена, что ей это с легкостью удастся. Сомнение – это последнее, что испытывала уверенная в своих силах женщина. Марта долго и упорно трудилась и теперь вполне заслуженно претендовала на это повышение. Оно должно было произойти совсем скоро. Представляя свой новый кабинет и разочарованные лица завистников, карьеристка Марта находилась в том редком состоянии блаженства, которое ничем невозможно было испортить.

– Четыре пятьсот, – сказала кассир, внимательно рассматривая строго одетую покупательницу. Строгость была не только в одежде, но и в чертах лица Марты: безукоризненно уложенные волосы, идеально очерченные губы, прямой и ровный нос, холодные, лишенные жизни глаза. Она была красива, как произведение искусства гениального художника, – безупречная, но не имеющая души скульптура, высеченная из камня.

Марта бросила кассиру смятую пятитысячную купюру и продолжила укладывать свои покупки в фирменные пакеты.

– А почему Вы так с деньгами обращаетесь? – с укором, но все-таки доброжелательно улыбаясь одними глазами, спросила женщина.

– И как же я обращаюсь с деньгами? – ответила Марта вопросом на вопрос, наблюдая, как толстые и короткие пальцы с грязью под ногтями выравнивали купюру. Она с брезгливостью смотрела на женщину и недоумевала: как человек, относящийся с таким пренебрежением к своему внешнему виду, может учить ее аккуратности?

«Почему, избавив сотни людей от душевных переживаний, я не могу помочь самому себе? Как сапожник без сапог. Заезженная, но очень актуальная в моем случае пословица. Для меня нет ничего проще, чем решать чужие проблемы. Будь это брошенная женщина или закомплексованный парень, чей нос мешает ему быть по-настоящему счастливым. А он хотел к пластическому хирургу. Зачем, если есть я? Без ножа и скальпеля я преображаю человеческие судьбы. А сам утопаю в рутине, живу с нелюбимой женщиной и изменить ничего не могу. Слабак», – в очередной раз размышляя подобным образом, жалуясь самому себе на жизнь, Вадим Келлер не замечал дождя, который так верно отражал его серую действительность. Под старой крышей автобусной остановки прятались зевающие школьники. На ее стенах листовки с политическими призывами соседствовали с надписями непристойного содержания. Но Вадиму было наплевать и на предстоящие выборы, и на безнравственность подростков. Дождь хлестал его по щекам, но Келлер шел не спеша. Он думал о том, что беспокоило его уже на протяжении многих лет. Сегодняшние мысли ничем не отличались от вчерашних, потому что в его жизни давным-давно не происходило ничего нового. Мимо пробежала дамочка не первой молодости, сумочкой прикрывая прическу, имевшую вид коровьей лепешки. «Не переживай. Хуже уже не будет», – улыбнувшись, подумал Вадим, продолжая путь к своему офису. Дождь все усиливался, как и злость несчастливого семьянина на самого себя. А влюбленную парочку, которая обнявшись стояла на тротуаре, тоже не волновали утренние осадки. Они наслаждались друг другом, и казалось, что, случись буря или ураган, они и не сдвинутся с места. «Выходит, что все равно или влюбленным, или таким, как я, – людям, у которых нет стимула жить и радоваться каждому новому дню. Хотя я не такой уж и несчастный… Мне грех жаловаться, – продолжал про себя Вадим. – У меня прекрасные дети. Я не допущу, чтобы Диана и Егорка росли без меня. Мне нравится моя работа – наверное, потому, что есть люди несчастнее, чем я. Помогая им, я хотя бы на время отвлекаюсь от своих переживаний. Только вот путь на работу и обратно – как ежедневная пытка. Наедине с самим собой у меня не остается шансов. Я съедаю себя изнутри и ничего не могу с этим поделать. Психолог…»

Спустившись в подземный переход, Келлер увидел старого бомжа. «Боже мой, он не брился целую вечность», – подумал Вадим. Грязная и до ниточки промокшая, как и ее хозяин, шляпа была почти пуста. Толпы суетливых людей спешили по своим делам, но Вадим остановился. Бездомный бормотал что-то себе под нос, а Келлер смотрел и не понимал, что же в нем так привлекало его. Старик с густой белой бородой глядел на Вадима своими добрыми, но очень грустными глазами. Он был настолько обаятельным, что напоминал Деда Мороза, только попавшего под сокращение. Встретить на улице симпатичного бомжа было такой же редкой удачей, как и разбогатеть, участвуя в финансовой пирамиде. Старик снова потупил взгляд, продолжая бурчать. «Кажется, я понимаю, что меня заинтересовало в этом бродяге, – догадался Вадим. – Наше сходство. Нет, конечно, не внешнее. Я хорошо одет – Лера встает в шесть утра, чтобы я надевал свежевыглаженные рубашки. Я сыт, и у меня есть крыша над головой, но я такой же нищий. У меня есть деньги и признание, но я беден. А все потому, что у меня нет любви. Одиннадцатый год я не могу оставить Леру. Жалость? Скорее всего. Ведь она не сможет без меня. И дети. Когда я уже начну думать о себе? Я хочу полюбить по-настоящему. Если бы можно было так же сидеть на грязных ступеньках и просить любви, я бы непременно составил нищему компанию. Но кто мне ее подаст? Да и зачем мне любовь, брошенная только из жалости…»

Уйдя в размышления, Келлер и не заметил, как пришел на работу. Увидев его, секретарь Леночка затараторила без остановки:

– Вадим Альбертович, Вы же заболеете! Как же Вы так? Почему без зонта? Я сейчас быстренько сделаю Вам горячий чай.

– Спасибо, Леночка, – ответил Келлер, снимая насквозь промокшее пальто и поправляя черные как смоль волосы, которые от дождя завились в крупные небрежные кудри. Они и так были непослушными и волнистыми, но сейчас прическа Вадима выглядела так, будто он только что побывал у провинциального парикмахера.

В полупустой съемной квартире, свернувшись на полу в позе эмбриона, лежал Никита Гордеев. Его скрутило от голода. Он не ел уже второй день, потому что не мог позволить себе даже самый простой обед, – а поесть здоровый и крепкий двадцатипятилетний Никита очень любил. Телефон разрывался от звонков бесцеремонных коллекторов, грозивших отобрать имущество. Но отбирать было нечего. Уже много раз Никита зарекался связываться с кредитами, но жизнь не по средствам стала его вредной привычкой. Потом снова беспрерывные звонки – теперь ему звонил хозяин квартиры, который тоже требовал денег. Но Никите было все равно. Единственное, что его интересовало в данный момент, – это раздирающее изнутри чувство голода. Отключив назойливый телефон, парень поднялся с пола и принялся рыскать по квартире в надежде найти хоть что-нибудь съедобное. В этот момент он был согласен на все, лишь бы удовлетворить свою главную потребность. Человек никогда не будет страдать из-за неразделенной любви или мечтать о блестящей карьере, если испытывает чувство голода. Думать о прекрасном и говорить о высоком можно, только когда ты сыт. Но даже в лучшие времена Никита Гордеев не грезил встретить любовь всей своей жизни или преуспеть на профессиональном поприще. В силу своей молодости он довольствовался беспорядочными связями, ну а лень унаследовал от отца. Он был любителем легких денег и беззаботной жизни. Наконец ему повезло: на самой верхней полке старого шкафа, куда он не заглядывал прежде, обнаружилась литровая банка желтого гороха. Обрадовавшись находке, Никита принялся готовить свой первый за несколько дней обед. Вода из-под крана, горох, соль, которой в квартире как раз было предостаточно, – и каша готова. Это было самое вкусное лакомство в жизни вечно голодающего тунеядца.

Удовлетворившись весьма скромным, но столь долгожданным обедом, Никита стал думать, где же взять деньги на квартиру. Выплачивать кредиты он даже не собирался. Лишь одно его огорчало: попав в черные списки всех банков, снова взять в долг он уже не сможет. К Марте, своей сестре, он обращаться боялся, к тому же она всячески избегала встреч с неудачливым братом. В прошлом месяце Никита гостил у сестры. Тогда она еще верила ему и, уходя на работу, оставила одного в квартире. Никита, воспользовавшись ее доверием, украл у нее шубу, а в придачу вынес из квартиры и кое-что из дорогой техники. После этого Марта вовсе перестала поддерживать с ним отношения. Уж слишком дорогим оказался для нее братец. «Все равно попробую, – подумал Никита. – Мне терять уже нечего». И, выбросив грязную тарелку в мусорный ящик, отправился на поиски легких денег.

На одной из центральных улиц вечерней Москвы светилось огнями внушительное по размеру и внешнему виду офисное здание. Благодаря своему современному архитектурному решению оно сильно выделялось на фоне соседних обветшалых хрущевок. Марта шла к парковке, где ее ждал роскошный автомобиль представительского класса. Но не он один. Никита с любопытством рассматривал машину и даже не заметил, как подошла сестра.

– Что ты здесь делаешь? – холодно спросила Марта.

– Тебя жду. Что так долго? Я тут уже два часа торчу. Меня этот амбал на входе не пустил. Пропуск требовал…

Уснув лишь к утру, Марта не услышала, как прозвенел будильник. Уже в который раз она опоздала на работу. Недовольный частыми прогулами начальник вызвал ее на серьезный разговор. Марта была ценным работником, и поэтому руководитель на многое закрывал глаза. Но компания переживала трудные времена, а допустить, чтобы они проиграли тендер, Денис Ходаков не мог. Начальник Марты был высоким, загорелым мужчиной средних лет, который регулярно изменял своей жене. Марта часто спорила с ним из-за того, что он брал на работу всех красивых молоденьких девушек, приходивших на собеседования. Он окружил себя ни на что не способными моделями, а ей приходилось работать за них всех. Дениса не миновал кризис среднего возраста, и он нередко любезно подвозил сотрудниц домой на своем «кадиллаке» с откидным верхом. Марту неизменно забавляла картина, которую она наблюдала каждый вечер: довольный Ходаков открывал дверцу автомобиля, целовал ручку очередной юной прелестнице, помогал ей сесть в машину, после чего шел к водительскому месту гордо и медленно, чтобы каждый успел ему позавидовать. Ходаков отъезжал с любовницей в автомобиле без крыши, демонстрируя всем не только свою востребованность среди юных девушек, но и плешь на затылке, служившую отличительной чертой немолодого ловеласа.

– Мне не нравится, что происходит с тобой в последнее время, – присев на стол, сказал Ходаков.

– Все в порядке, – Марта опустила глаза и стала нервно перебирать пальцами.

– Я же вижу, что с тобой что-то не так. Может, я смогу чем-то помочь?

Ходаков положил руку на плечо Марты, но она резко встала и подошла к окну. Отвернувшись от начальника, она думала о том, что ни в коем случае не должна открывать истинной причины своих опозданий, неработоспособности и агрессивного поведения. «Он не поймет, – размышляла она. – Уволит, и все. А на мое место возьмет одну из своих пустоголовых любовниц».

Келлеры прожили вместе много лет, но за все это время Вадим не единого раза не сказал Лере, что она ему нужна. Слова любви говорила только она. Но ее преданность и любовь не вдохновляли, а даже мучили Вадима. Больше всего его тяготило то, что Лера была слишком хорошей, прямо-таки идеальной женой и мамой от Бога; тем сложнее ему было признавать свою нелюбовь к ней. Порой он сам себя ненавидел за это. Презирал за то, что не может дать ей любви, которой она заслуживает своим отношением к нему и детям. Да, для женщины это само собой разумеется, но, зная, как относятся жены к его друзьям, он понимал, что ему досталось сокровище. Только оценить его, как ни пытался, он не мог. Не раз Вадим провоцировал Леру, чтобы вызвать у нее хоть какие-нибудь эмоции, но она оставалась безучастной. Ему казалось, что, если бы он привел в дом другую женщину и сказал, что она теперь будет жить с ними, Лера бы приняла ее да еще и позаботилась бы о том, чтобы гостье было уютно. Каждый день Вадим называл жену амебой, но она даже не возражала. У нее не было образования, не было увлечений, она за всю жизнь не прочла ни одной книги. И даже как женщина не вызывала у супруга никакого интереса.

Вадим лежал в кресле, предназначавшемся для пациентов, и прослушивал рабочие записи, как вдруг раздался звонок. Он долго смотрел на телефон и не хотел брать трубку: ему настойчиво звонила супруга. Наконец Келлер решил ответить.

– Здравствуй, милый. Я тебя не отвлекаю? – мягко спросила Лера. Даже то, как она говорила, вызывало у Вадима отвращение. Ласковый и нежный голос должен был бы радовать его, вызывать трепетные чувства, но на Вадима это действовало с точностью до наоборот.

– Отвлекаешь. Что-то срочное? – раздраженно ответил он.

– Я слышу голоса. У тебя там кто-то есть?