Айгуль, молодая девушка в возрасте 28 лет, в тоненьком шелковом платье приехала из провинции в Алматы, из Коктобе. Алматы удивила ее своей красотой. Провинциальная, скромно одетая девушка в длинном до пола платье шла по неизвестному ей городу и улыбалась, рассматривая причудливые витиеватые картины на стендах, зовущих ее обязательно посетить тот или иной бутик. Она села в автобус, уносивший ее на «Саяхат». Автобус был немного не обычным тем, что тут не было кондуктора. Люди сами оплачивали за проезд, опустив монетку в железный ящик. Ящик выплевывал маленький кусочек бумажка с мелко отчеканенными буквами. Хочешь плати, хочешь не плати. Хорошо! Свобода! Автобус тронулся. Айгуль села у окна и рассматривала городской пейзаж. Мимо летели многоэтажные здания, яркие вывески реклам, деревья, люди. Солнце светило ярко, по-летнему жарко так, что на некоторых клумбах цветы пожухли, пожелтели, потрепались. Она ехала, задумавшись о своем. У мамы болели ноги и нужно было найти лекарство. Варикозное расширение вен. Ее ноги стали синими от вздувшихся вен и болели. Ходить она не могла. Уставала быстро. Айгуль переживала за нее, поэтому поехала в поликлинику, а заодно заехала к дяде. Дяди дома не было. На работе. И чтобы не стоять до вечера она решила подождать у подруги. Подруга по имени Жанель жила в городе уже два года и за это время стала жутко городской: короткая мини юбка прикрывающая еле-еле, розовые чуть ниспадающие до плеч волнистые волосы, фиолетовые длинные ногти и говорила она картавя, с сильным акцентом, так что не возможно слушать испорченную до неузнаваемости казахскую речь. Ей казалось смешным говор Жанель, особенно слово» Не болдыыыы!» Настоящие казахи говорят чуть-чуть по другому, но жителю мегаполиса, позабывшему родную речь это не объяснить. Айгуль сидела у окна маршрутки и вспоминала свою подругу, то снова волновалась за мать. Варикозное расширение вен — болезнь не предсказуемая и страшная, В любой момент вены могут лопнуть и тогда.. Даже страшно подумать что будет тогда. Айгуль отгоняла навязчивые страхи и заставляла себя думать о хорошем. Когда думаешь о хорошем, то оно обязательно исполнится. И все будет хорошо! Айгуль в этом была уверена. В этот момент она услышала голос откуда-то свысока. Голос кричал что есть силы и возмущался:

— Что ты сидишь?! Не видишь Я стою!! Уступи место!1 Мерзавка!

Айгуль опомнилась и подняла голову. Прямо над ней стояла бабуся-одуванчик. «Не хорошо получилась-подумала девушка. как я могла так задуматься?» — И она тут же вскочила, уступая место. Бабуля уселась довольная и уже не сердилась. А Айгуль дальше поплыла в своих мыслях. …У них в ауле лечатся не у врачей, а у лекарей разных мастей. И как не уговаривала она свою маму пойти к врачу у нее ничего не получилось. В ауле врача нет. Только в областном центе, а ехать туда далеко. Целых три часа на автобусе, который ездит один раз в день до райцентра и обратно. Вот люди и лечатся у лекарей. Это хорошо, если лекарь от Бога. А бывают шарлатаны. Их Айгуль побаивалась и не доверяла им. Лечат По разному. Лучше, конечно, сурами из корана, а бывает мочой, прикладывая ее во все места куда вздумается, И уверяет что обязательно поможет, ругая если все таки не помогло. К одной такой лечащей по имени К, Ходили толпами Очереди много, Хотя она деньги не брала, люди сами клали на стол «садака», благодаря Бога. Все к ней ходили и мама пошла. К. сходу поставила диагноз» Порча», «Страшная порча, что можешь умереть» и добавила лечится надо только мочой. Айгуль не понимала: как это мочой, если порча — это джины, а выгонять их надо сурами из корана. Кое-что в коране она уже знала и даже училась читать у местного мулды. Айгуль заикнулась было об этом, но тут же со всех сторон на нее стали угрожающе шипеть, чтобы она немедленно замолчала. И Айгуль затихла. В ауле старшим не перечат. Не хорошо это старших не слушаться. Ой, как не хорошо! Мама усердно прикладывала повязки смоченные в моче. Сначала надо было эту самую мочу сварить, а потом уже прикладывать. Когда ее варишь, то стоит стойкий отвратительные густо-зеленый смог. Очень воняло до невозможности. Даже папа стал ругаться, не вытерпев этих мук. Младшие сестренки — погодки 10 лет посмеивались. Им показалось это смешным до коликов. И не вытерпев, чтобы не рассмеяться и не обидеть тем самым маму, они уходили в свою комнату или на улицу и хохотали. А Айгуль это все варила по наказу мамы и прикладывала ей на больное место.. Если бы помогло, но увы. Болячки на ногах стали еще больше, появились волдыри и страшный зуд только усиливался. Поэтому Айгуль не простила себя за то, что не смогла убедить маму пойти в поликлинику да еще это варево делала. Ужас!!Промучившись с неделю, мама прекратила эти процедуры сама под не утихаемый гнев лечащей: «Зачем Вы убрали повязки?! Надо было дальше прикладывать!». «Надо было, наверное, ноги совсем потерять, тогда было бы правильно по ее мнению» — недоумевала и злилась на лечащую девушка. Так она приехала в город за лекарством для мамы. Красивый город со множеством возможностей для молодежи манил и звал остаться Айгуль. И как бы не манил он к себе, Айгуль не могла. Не могла она оставить больную маму, да и жить здесь негде. У дяди тесно. В однушке ютились семеро, Куда там еще она! Так на денек можно, а дальше домой. Да и не удобно как-то, не хорошо людей стеснять. Не любила Айгуль по гостям ходить. Домоседка.

Тут автобус остановился и вошла смуглая цыганка, в потрепанном, видавшем виды платье уже не понятного серо-буро-малинового цвета. Жалостливым голосом она стала просить подаяние:

— Помогите, пожалуйста!! — причитала она смотря прямо в глаза прохожим — мама при смерти, папа умер, нас семеро. есть нечего. Подайте кто может. — протягивая ладошку умаляет она.

Легкий ветерок врывается в раскрытое окно, теребит легкую занавеску. В комнате никого, только Черный Кактус с острыми большими иглами злился на весь мир. Он спал, но этот ветер разбудил его и заставил встать с пастели. Кактус ворчал, еще бы чуть-чуть и он бы поймал ту бабочку во сне и отобрал бы у нее кусок торта. Да что там торт! Весь мир был бы его!! Бабочка легкая как тот же ветерок парила от цветка к цветку напевая не замысловатую песенку: «Ля-ля-ля ля-ля-ля… солнце это это я! Как же как же хороша!.»

Кактус посмотрел на будильник. было уже полшестого. Еще бы полчаса можно было бы поспать! Дурак ветер! Ну чего он добился!! Пора! Пора! Ну встал я и что!. Что я теперь делать буду в такую рань! Кактус ворчал. Ворчал как всегда. Он всегда ворчит, когда не выспится. Он подошел к окну взял свои бумаги, которые никогда не заканчиваются, сложил в стопку и засунул в чемодан, готовясь выйти из дома на работу… Тут он почувствовал запах горячих вкусных булочек, которые пекла его мама, Очень обрадовался этому, даже повеселел было, но вспомнил, что мама умерла. Ее давно уже нет. А он так и не смог повидаться с ней из-за этой работы. Работа.. работа.. все время работа. Ни к матери сходить, навестить престарелую, скучающую по единственному сыну, которому посвятила всю свою жизнь. Мама все понимала. Конечно, работа важная государственная, ответственная. Она всем соседям хвасталась, какой у нее сын — начальник, директор — мясокомбината. Правда соседки ее так и не увидели хваленного сына, только на похоронах и познакомились. Кактус от нежелательных воспоминаний совсем скис и стал как горький перец, сгнивший нас солнце. Булочки.. снова эти булочки… Откуда этот аромат? Так могла печь только его мама.. Он высунулся в окно, мотая головой влево-вправо, пытался учуять откуда идет аромат вкусных, сахарных булочек. Город еще спал, тихи посапывая в своих постелях. На улице никого, только дворничиха опять метет двор. Каждое утро с шести и до восьми часов она метет двор неизменно как этот старый двухэтажный дом, сколько он себя помнит. «Ладно,.-подумал кактус — пора уже.!. Потом вспомнив что-то, Кактус снова высунулся в раскрытое настежь окно и заорал во весь голос:

— Эй, там, внизу!!! Дворничиха!! Да ты просто дура!! Тебе никогда ничего не добиться и дети твои дуры, и все дуры!!! — он кричал и его горечь постепенно проходила, становясь словно летнее солнышко. Так насолив кому-нибудь, Алишер. Тракторбаевич, по кличке» Кактус, приставленной ему за колючесть кем уже сам не помнит, радовался словно малое дитя.. Кактус.. Кактус и все. Он уже и привык, и окликается на это прозвище, а свое имя такое певучее, которое дала ему мама забыл почти. Даже на работе его так и зовут просто» Кактус». Коротко, словно выстрел, и точно. Он хотел еще что-то крикнуть колкое и обидное дворничихе, но забыл, потому что снова вспомнил о булочках… Кактус любил обижать людей, которые не могли ответить ему тем же, не могли защититься, которые молчали на все его выпады. Они молчали, а он Кактус самосовершенствовался за их счет. Унижая кого-то, он чувствовал себя чуть ли не Богом. Вот и эта дворничиха смолчала. Она всегда молчит в тряпочку, втихаря смахивая слезу от обиды, Молчит. «Ну молчи, а я дальше пойду» — подумал Кактус. Кактус был одинок, хотя и богат по местным меркам: и машина есть, и квартира есть, и дача, на которой не покладая рук возятся его подчиненные, а жены нет. Не… Девушки, конечно, крутятся, но сам он их быстро на место ставит. Не любит он, когда кто-то замахивается на его свободу и главное, на деньги. А еще как подумает о тратах, которые придется расплачиваться за жену. Ведь и кормить надо, а ест наверняка очень много, и платья ей покупай, и как это… сережки-кольца покупай! А то неудобно перед соседями и начальниками будет, и на море вози ее.. Нет.. Лучше я один буду, Сам буду тратить свои деньги, а лучше собирать буду на черный день. Я люблю их собирать в трехлитровой банке-думал Кактус и смачно улыбался своей находке-а потом смотреть на них, скомканных зелененьких долларов!! Смотреть и любоваться! Вот оно счастье!! Не то что ваше — семья-дети как там еще курорты,. Нет счастье — это те самые зеленые, скомканные денежные купюры, которые я храню под единственной вещью в комнате-под кроватью.

Ранним утром отец спросил своего сына:

— На заводе охранников набирают. Пойдешь?

И сын задумался…

Завод уже давно обворовали… Начальство сменяется как перчатки. Приходят"новые» отругают на чем свет стоит «старых» и все продолжается как по-накатанному. Тащат с завода все, что плохо лежит будь то какая-то железяка. содержащая цветной метал или кабель на довольно ощутимую сумму. Вывозили ночью прямо камазами, а те, кто вообще не стеснялся, то и днем, прямо в открытую. Куда смотрело начальство? А оно само воровало. Как «новое» так и «старое». Неугодных выгоняли… То есть, если кто и заикнется о чести и о совести, то его сразу в три шеи гонят… Будет тут сидеть, жить им мешать. Как говориться:" Сам живешь и другим не мешай.» Зайдет не сведущий человек в поисках работы в контору, так у него аж голова закружится от обилия директоров. Шутка ли тут аж двадцать их: директор по маркетингу. директор по продажам, директор по бюджету, зам директор по маркетингу, зам директор по продажам, директор отдела кадров, директор по сбору чего-то там и еще какие-то директора и их замы. Возле каждого директора сидит зам и его секретарша. Весь верхний этаж двухэтажного здания и еще часть нижнего занимают одни директора и их замы, дальше сидит святая святых — бухгалтерия. Тут уж просто подойти нельзя близко — сразу же появляется охранник и выдворяет наружу. Придет какой-нибудь студент-практикант и понадобятся ему бумаги или еще хуже практику пройти, так поднимется такой шум и гам, что на небесах слышно. Главный бухгалтер орет, его секретарша тоже орет, словно попугай повторяя за глав бухом, сверху спускается и сам» Бог», то бишь директор какого-то директора, сидящего на директоре, и тоже орет, не вникая в подробности. В лучшем случае бедному практиканту суют старую. еще советских времен макулатуру, то бишь документацию, которая самим им и вовсе не нужна, а студенту что остается? Берет и… выбрасывает в урну, потом на выходе. Но.. Если у студента хорошие голосовые связки и стойкий, железный характер, то он может чего-то добиться, перекричав их всех сразу. Тогда уж отдел кадров словно ясное солнышко в пургу и метель берет под свою опеку и считай на троечку, но практика пройдена.. Так-то вот… Только не у всех студентов-практикантов духу хватит пере орать всю орву и остаться в «живых». Они же сожрут глазами. Вытаращат глазища так, что глазное яблоко вываливается наружу, а сами они похоже на жаб, с вытянутыми мордами, сжатыми челюстями. Того и гляди рожки да ножки останутся от бедного студента… Не дай Бог, прийти сюда на работу, в бухгалтерию. Тут даже техничка по блату работает. Сунет взятку кому надо и спокойненько размешивает грязь и тянет по всему коридору. Все друг другу родственники, поэтому никакому сокращению, естественно, не подлежат. А если придет такая бумажка с вышестоящего органа, то сокращают бедных рабочих, которые в мазуте купаются с головы до ног и с утра до ночи Их и сокращают, им же и зарплату урежут в вдвое. а то и втрое. А если они пикнут, то их тоже как студентов-практикантов на улицу. Не боится начальство терять мастеров, новые придут. В городе Ч. один только их завод и остался, остальные уже все» капут. Идти некуда бедному люду, все прут сюда. Кормить семью-то надо. У кого возможности есть, те бегут сломя голову из этих мест. Хотя, нельзя сказать. что в городе одни развалюхи остались. Нет. В этом солнечном крае, богатым всякими южными бахчевыми и фруктами высятся красавцы особняки-двухэатжки. Красивые, цветные, богатые! Залюбуешься, закачаешься и упадешь в мягкую, шелковую, зелено-изумрудную траву и, устремив свой взгляд в чистое, безоблачное небо, совсем забудешь где ты находишься. Будет казаться. что ты в Алматы или в Астане, ан нет. Это маленький, провинциальный, бывший когда-то узловым, городок Ч. Бедные, приземистые хижины с покосившимися крышами соседствуют рядом с красавцами и портят вид, спуская на землю размечтавшегося зеваку.

В воскресенье в бухгалтерию пришли чинить краны слесаря. Им же за свой счет надо покупать материалы (заклепки разные и еще что-то) да и от продажи зап частей можно подзаработать, вот и явились они без необходимого, кое-как залатали дыру ветошью и только домой собрались, а вода раз и как хлынет из всех дыр-щелей фонтаном, заливая все вокруг. Венеция отдыхает! Все затопило и пол, и бумаги. Воды под потолок! Бедной девушке удалось спасти разве что системный блок, подняв его как ребенка. Так и осталась стоять с ним на руках… Слесаря друг за другом бегают, кричат, ругаются. Один притащит зап часть новую, не успеет оглянуться — нету ее. Спросит — никто не знает, не видел. Но он же знает своего напарника, верно? Вот и подозрительно это! Кто мог взять, если их только двое не считая бухгалтерши с системным блоком на руках по среди потопа? Вот и бегают они друг за другом, будто дети малые в догонялки играют. А вода льется фонтаном, заливая все вокруг! Красотища! Жизнь началась!