В субботу вечером она поехала в пекарню в торговом центре. Пролистав папку с фотографиями тортов, она заказала шоколадный, который больше всего нравился ее ребенку. Торт украшали космический корабль, пусковая площадка в окружении звезд и планета из красной глазури, с другой стороны. Его имя, Скотти, будет написано зелеными буквами чуть ниже планеты. Кондитер, пожилой дядька с толстой шеей, выслушал, не говоря ни слова, ее сообщение о том, что ее сыну в следующий понедельник исполняется восемь. На нем был белый фартук, похожий больше на спецовку. Тесемки врезались ему в подмышки, переплетались у него за спиной и завязаны были спереди, на его мощной талии. Он вытирал руки о фартук и слушал ее. Он продолжал рассматривать фотографии и не перебивал. Дал ей возможность сказать все, что нужно. Он только что пришел на работу — на всю ночь — и совсем не спешил.

Она назвала ему свое имя, Энн Вайс, и телефон. Торт будет готов к утру понедельника, с пылу с жару, и до праздника, который решено устроить ближе к вечеру, будет еще полно времени. Кондитер был не слишком приветлив. Они не любезничали, исключительно деловой разговор и только необходимая информация. Он заставил ее почувствовать какую–то неловкость, и ей это было неприятно. Когда он склонился над прилавком с карандашом в руках, она изучала его довольно грубое лицо, пытаясь понять, есть ли в жизни этого человека что–нибудь еще кроме пекарни. Она была матерью, ей было тридцать три года, и ей казалось, что у каждого, тем более у человека его возраста, — а кондитер годился ей в отцы, — должны быть дети, которым тоже когда–то наверняка устраивали дни рождения с тортами. Это должно было бы как–то их сблизить, казалось ей. Но тот говорил с ней сухо — вежливо, но сухо. И она оставила попытки превозмочь этот официальный тон. Она посмотрела в глубину пекарни: там стоял массивный деревянный стол, на краю которого сложены стопкой алюминиевые противни, а рядом со столом — металлический контейнер с формами. И чуть поодаль — огромная печь. По радио играла музыка «кантри».

Кондитер закончил печатать бланк заказа и закрыл папку. Он посмотрел на Энн и сказал:

— В понедельник утром.

Она поблагодарила его и поехала домой.

Этот старый универсал с номерами штата Миннесота выезжает на площадку перед самым окном. На передних сиденьях — мужчина и женщина, на задних двое мальчиков. Стоит июль, и термометр зашкаливает за 100 градусов по Фаренгейту. Они выглядят изнеможенными. В салоне висит их одежда; в кузове свалены чемоданы, коробки и остальной скарб. По тем данным, что Харли и я потом собрали воедино, это все, что у них осталось, после того как банк в Миннесоте конфисковал их дом, пикап и трактор, их фермерский инвентарь и нескольких коров.

Несколько минут они сидят внутри, словно собираясь с духом. Кондиционер в нашем номере включен на полную. Харли на заднем дворе за домом, стрижет газон. На переднем сиденье вспыхивает спор, затем они оба выходят и направляются к парадной двери. Я притрагиваюсь рукой к волосам, проверяя, не сбилась ли прическа, и выжидаю, пока они нажмут кнопку звонка дважды.

Потом я иду к двери и впускаю их. «Ищете номер?», — говорю я. «Проходите сюда, тут прохладнее». Провожаю их в гостиную. Я веду бизнес в гостиной. Здесь я собираю оплату за проживание, выписываю чеки и беседую с возможными клиентами. Еще я стригу волосы. Я зову себя «стилист». Так написано на моей визитке. Мне не нравится слово «парикмахер». Старомодно звучит. В углу гостиной у меня есть кресло и сушка для волос, которую можно закрепить прямо к спинке кресла. Есть еще раковина, которую установил Харли несколько лет назад. Рядом с креслом у меня столик с журналами. Журналы старые, иные уже потеряли свои обложки. Но человек готов смотреть на что угодно, пока его волосы в сушилке. Мужчина представляется: «Мое имя Холитс».

Он говорит, что она его жена. Но она не смотрит на меня. Вместо этого она разглядывает свои ногти. Ни она, ни Холитс не садятся. Он говорит, что их интересует номер с мебелью.

«Сколько вас?». Просто дежурная фраза. Мне известно, сколько – помню про двоих мальчиков на заднем сиденье. Два плюс два — четыре.