В кузове разболтанного грузовика, на дороге, петлявшей по кладбищу Святой Агнесы, Френсис Фелан понял, что покойники еще больше, чем живые, любят общество себе подобных. Грузовик внезапно обступила чаща памятников и кенотафов; сходные по архитектуре и поражающие своим размером, они сторожили покой привилегированных мертвецов. Но грузовик ехал дальше, и граница простых привилегий обозначилась: дальше лежали гектары подлинно престижной смерти.

Выдающиеся мужчины и женщины, капитаны жизни, погребенные без своих мехов, бриллиантов, карет, лимузинов, но с помпой и почестями, покоились под сводами роскошных гробниц, выстроенных наподобие небесных сейфов или частей Акрополя. Ну а затем, конечно, — неизбежные массы, ряд за рядом, под простыми камнями и крестами попроще. Феланы селились в этом районе.

Мать Френсиса нервно завозилась в могиле, когда подъезжал грузовик, а отец раскурил трубку, улыбнулся беспокойству жены и выглянул из-под своей дернины — сильно ли изменился сын со дня несчастья на железной дороге.

Отец Френсиса курил корешки трав, погубленных засухой, периодически нападавшей на кладбище. Вещество корешков он хранил в карманах, покуда оно не становилось хрупким на ощупь, затем растирал между пальцами и набивал в трубку. Мать плела кресты из одуванчиков и других корневатых сорняков; стараясь сохранить растения во всей их долготе, она плела их, пока они были еще на зеленой стадии смерти, а потом поедала с неутолимым отвращением.

— Погляди на эту могилу, — сказал напарнику Френсис. — Ничего себе, а? Это Артур Т. Гроган. Мальчишкой я видел его в Олбани. Он был хозяин всего электричества в городе.