До ближайшей железнодорожной станции я иду пешком. Это недалеко — всего каких-то десять километров. Проселочная дорога тянется по берегу озера, потом круто взбегает на гладкие зеленые холмы, стремительно спускается с них и ныряет в лес. Мне приходилось проезжать по этой дороге много раз. А теперь решил прогуляться. Я давно мечтал об этом, целый год.

Весна наступила рано. В средине марта растаяли сугробы, быстро подсохла земля. А потом каждое утро с неба валился сырой, волокнисто-мягкий снег. К обеду он таял, а к вечеру разгуливался ветер и все подсушивал. На дорогах трескалась корявая корка. Над полями заливались жаворонки. Ночью в воздухе были слышны короткие свистящие звуки. Это летели на север утки. Они спешили к своим гнездовьям.

Как-то утром я взглянул на озеро за поселком: оно раскололось пополам. Посредине прямо к острову шла огромная промоина. Я постоял на берегу, послушал звон тысяч иглистых, прозрачно-голубых льдинок.

…Сейчас конец апреля. Я свободен как птица. Это такое счастье! Навстречу мне летят на соседнее озеро белокрылые чайки. Они издают гортанные крики, а порой прямо-таки по человечески хохочут. Я где-то слыхал легенду о том, что девушки, умершие до замужества, превращаются в белокрылых чаек и каждую весну возвращаются в родные места.

Над рыжими от прошлогодней осоки кочками тревожно и пронзительно кричат чубастые чибисы.

Я сделал остановку в областном центре. Постригся в парикмахерской вокзала и сходил в универмаг, где купил себе ботинки, светлую в клеточку фуражку и еще кое-какие необходимые вещи: носки, галстук и объемистую конторскую книгу «Учет материальных ценностей» — лощеная белая бумага, широкие линейки. Я намерен время от времени делать в ней записи. Это не настоящий дневник. У меня не хватит духу изо дня в день аккуратненько вести его. Просто буду рассказывать, как умею, о своей жизни!

На окраине города у соснового бора я отыскал пчелоконтору. Большой заросший травой двор огорожен зеленым штакетником, кое-где стоят одинокие березы и старые коряжистые сосны; недалеко от каменного склада сложены друг на друга многокорпусные синие и желтые ульи.

Я нерешительно вошел. Просторная комната с одним-единственным окном освещалась люминесцентными лампами. Вдоль стен за четырьмя столами сидели служащие: женщины и мужчины. Они настолько были заняты своими бумагами, что не обратили на меня внимания. Я прошел в более светлый угол, где на дощечке, прибитой к стене, было написано: «Начальник».

За солидным двухтумбовым столом сидел пожилой мужчина в очках. Я коротко объяснил, что я агроном, знаю пчеловодство. Хотел бы устроиться на работу недалеко от родного города. На вопрос, откуда прибыл, ответил внятно и так же коротко: «Еду из заключения». Все вдруг оторвались от бумаг и посмотрели на меня с любопытством. Мне радушно предложили место старшего зоотехника по пчеловодству в самом глухом районе области, должно быть, рассчитывая на то, что откажусь. И я отказался.

— Может, вы согласитесь работать пчеловодом? — спросил начальник, посмотрев на меня без надежды.

Сергей Дмитриевич уехал куда-то по своим делам, а я до обеда пробыл в совхозной конторе (она на окраине города) в отделе кадров. Это узкая, с зарешеченным окном, комнатка, где помещается обшарпанный письменный стол и вместо сейфа — большой сундук, обитый жестью. Иногда на нем сидят посетители. Кадрами ведает жена директора совхоза — маленькая, полная и очень бойкая женщина. Когда я вошел в ее кабинет, сундук-сейф был открыт. К толстой крышке с внутренней стороны приклеены какие-то списки, фотографии и вырезки из местной газеты — соцобязательства. В сундуке, как я понял, хранятся личные дела рабочих.

— Что вам надо? — спросила меня «главная кадра», поспешно закрыла сундук от посторонних глаз и предложила сесть на него. Я подал направление из областной пчелоконторы и заявление, которое написал еще вечером на квартире.

— Паспорт, трудовая книжка есть? — скользнула по мне строгим взглядом.

Я все вручил ей. Она долго и пристально рассматривала документы, наклонившись над столом, так долго, что показалось, она забыла обо мне.

— Институт окончил? — спросила, обращаясь на «ты».

Из-под ивового куста на тропинку выпрыгнул заяц, посмотрел на меня и неторопливо потрусил вперед, как будто указывая путь. Я пошел следом. Где-то за ближним колком фыркнула лошадь, и послышался стук колес. Вскоре меня догнал человек в ходке. Это был молодой казах.

— Куда идешь? — спросил он, придерживая лошадь. Парень сидел в коробе, обшитом телячьей шкурой.

— В город. Дело есть. Я новый пчеловод.

— Знаю, знаю. Сегодня о тебе рассказывала Айжан. Садись, подвезу. Почему так поздно идешь в город? Что-нибудь случилось? — забросал меня вопросами.

Я ответил по-казахски, что оставил там свою мечту. Он очень обрадовался, услышав родную речь.