«ДНЕВНИКИ БАСКЕТБОЛИСТА» — классическое произведение о юном хипстере, растущем на грязных улицах Нью-Йорка. Книга принесла Джиму Кэрролу огромную славу в андеграундной среде. Джек Керуак, впервые прочитав отрывки то веселой, то страшной хроники Кэррола о жизни городского подростка с тринадцати по шестнадцать лет, решился написать: «Тринадцатилетний Джим Кэррол пишет прозу лучше, чем 89% современных писателей». Позже, напечатанные на заре семидесятых в «The Paris Review» отрывки из произведения вызвали сенсацию — и продолжают вызывать по сей день.
Осень 63-го
С
егодня были моя первая игра в Бидди-Лиг и, вообще, первый день в настоящей баскетбольной лиге. Я до безумия счастлив в связи с этим знаменательным событием. Бидди-Лиг представляет собой организацию для тех, кому 12 и меньше. На самом деле мне тринадцать, но тренер Лефти достал поддельное свидетельство о рождении. Лефти — потрясающий мужик: он возит нас на игры в собственном микроавтобусе и всегда покупает нам кучу жрачки. Я слишком юн, чтобы разбираться в педиках, но, думаю, Лефти из них. Хотя он крутой баскетболист и здоровый мужик, ему нравится вытворять с тобой разные штуки, типа засунуть руку тебе между ног и там пошуровать. Когда он так сделал, меня обуяли сильные подозрения. По-моему, маме мне лучше про такое не рассказывать. Не желаю описывать первую игру, играл я паршиво, и мы бы по-любому продули. Я волновался, потому прихватил свою девчонку Джоан на матч, проходивший на 153-й улице у негритянской церкви, называемой Минисинк. Наша команда зовется Бойз-клуб из Мэдисон-сквер, что находится на Восточной 29-й улице. В стартовой пятерке двое итальянцев, двое черномазых и я.
Когда матч закончился, и мы стояли на платформе в метро на 155-й, Тони Миллиано затеял драчку с Кевином Долоном. Тони — здоровенный верзила, обожающий подраться, а Кевин — эдакий мелкий хитрожопый хуек. Какие-то ребята попытались их разнять, но Тони им не позволил, и все орал: «Хочу крови!» Зрелище жуткое, но увлекательное, сам-то я драться не люблю, зато обожаю посмотреть, как другие машутся. Кевин попросил меня запрыгнуть на Миллиано сзади, однако тот слишком огромный, чтобы я с ним связывался. И, вообще, кому нужно помогать этому мудачку? Он вечно впутывает меня в различные неприятности в начальной школе Св. Агнес, куда мы с ним ходим. Только сегодня настучал сестре Мэри Грейс, что я плевался из окна столовой в первоклашек.
Н
и разу не видел, чтобы в октябре было так тепло, как сегодня. По этому поводу мы смотались с тренировки (Тони, Йоги и я) и решили сгонять на пароме на Стейтен-Айленд. Мы сожрали по сэндвичу в «Lucy's», затем на 2-й авеню прицепились сзади к автобусу и приехали на паромную пристань. Как-то раз я свалился с автобуса типа такого на резком повороте, и мне задним колесом чуть не раздавило в лепешку яйца, но это катанье прошло достаточно гладко, мы сбросили по пятицентовику в турникет и свалили. Как раз паром отчаливал от пристани. Тут Тони извлекает бутылку чистящей жидкости «Carbona», а также несколько тряпок и предлагает нам занюхнуть и забалдеть. Я был за, поскольку «Carbona» является одним из лучших дешевых наркотиков, которые ты можешь достать, она даже сильнее клея. Мы вылезли на верхнюю палубу судна, смочили тряпки и уткнули туда мордахи. Через четыре глубоких затяжки мы уже куда-то поплыли, в ушах у меня зазвенели колокола, перед глазами замелькали огоньки. Мне представилось, что я гребу на лодке по реке черной воды, только вот она плывет назад, а не вперед, и тучи вместо лиц хохочут жутким безумным смехом, эхо которого не затихает. Еще затяжки, еще более ебанутые видения, и колокольный звон все громче по мере того, как я вдыхаю субстанцию в легкие. Я дышал минут десять, но потом меня затошнило, я не мог держать тряпку и пришлось ее бросить. Я встал у контррельса. Мутило меня по-страшному. Начал изо всех сил блевать. Глаза —как шары для боулинга, слезились ужасно. Тони и Йоги тоже стало нехорошо, и они поспешили присоединиться к процессу. Потом нам полегчало настолько, что мы расслышали вопли на нижней палубе и, протеревши глаза, поняли, что попали точно на голову какому-то типчику. Усугубляло дело то, что парень оказался как бык здоровым и весьма агрессивно настроенным. Поспешили переместиться в ближайший укромный уголок, ибо понимали, что чувак в любой момент до нас доберется. Смотались к другому борту корабля, перелезли через ограждение и спрыгнули на нижнюю палубу с ловкостью Стива Макуина.
Потом мы совершили отступление в туалет, забились в последнюю кабинку, заперли дверь и перевели дух. Минут через десять заслали Йоги проверить, все ли чисто на берегу. Вернувшись, он дал нам сигнал выходить, и мы поспешили съебаться с корабля через выход на ближайший автобус. Зашли в симпатичный парк где-то посередине острова и весь день играли в мяч с местными слабаками, в игру брали каждого желающего, даже ребят лет по шестнадцать. Уже почти стемнело, когда мы пришли на обратный рейс, внимательно высматривая по сторонам нашего знакомца, и поклялись, что больше никогда не будем нюхать эту фигню на пароме.
Зима 64-го
Р
аз в месяц мы, ученики восьмого класса ебаной католической школы, обязаны после уроков топать в церковь на исповедь. Меня крестили в католической церкви, и все такое, но мама с папой никогда туда не ходят, разве только на Рождество послушать этот мерзкий хор со скрипучими, неискренними голосами, призывающий на их голову всяческие блага, да и нас никогда не заставляли там торчать. Короче, я никогда не причащался, не проходил конфирмацию, или как там оно называется, и уж точно не исповедовался. Плюс по пятницам мы обычно сматываемся рано. И вот теперь я вляпался, а приятель мне и говорит, что надо подождать, пока все не закончится, а это может растянуться где-то примерно на час, потому что здесь в наличии мало священников на раздаче; уж не знаю чего. Попробовал отпроситься, сказал монаху, что раньше ничего подобного не делал, а он бросил на меня чудной взгляд и велел мне встать в строй. Вот так вот, мы в огроменной церкви, он пихает меня в этот строй, а я все повторяю: «Но я никогда, честное слово...» И по фигу, этот тупой ублюдок меня даже не слушает, а теперь позвольте вам сказать: я ненавижу эту гнусную школу и вообще религию больше всего на свете, и особенно эти мелкие черные кабинки, куда тебе надо заходить, будто это телефонные будки позвонить боженьке. Они, наверное, из всех ребят выжали тут кишки, вечно они ебут другим мозги, своих ведь нет. Я собирался вырваться и убежать, но потом стало любопытно докопаться, что же все-таки происходит за этими изукрашенными резными узорами дверями, когда туда заходит какой-нибудь тип. Правда, очень хотелось узнать, в чем тут дело. Когда очередь дошла до меня, я разволновался, а монах все не сводил с меня злобных глаз. Внутри надо встать на колени; это я понял и еще услышал, как священник что-то шепчет чуваку в другой кабинке, но слов не разобрал. Он о чем-то долго беседовал с тем пижоном, наверное, тот персонаж ушел совсем заебавшись. И тут — бах — он распахивает дверцу и заявляет, что настала моя очередь, но ни он меня, ни я его не видим... но слышим. «Что теперь, блядь, будет?» — спрашиваю я себя, а тот, должно быть, подумал, что я волнуюсь, и начинает мне что-то говорить, и тут я весь похолодел. Он спросил меня, в чем дело (не так буквально, конечно), и я ответил: «Мистер священник, я никогда раньше этого не делал, потому что я, по большому счету, не католик, а монах, который снаружи, сказал мне войти, а я ему сказал, что я не... В общем, блин (я так и сказал «блин», а потом извинился и так далее), не знаю, что и говорить». Тот понял, что я зассал, и сказал, дескать, я не виноват, пусть я пойду, а об остальном могу не беспокоиться. Врубной чел. Только я вышел, как тут же пришлось отскочить, потому что дверца в середине распахнулась, оттуда вылетел разбираться раскрасневшийся священник, набросился на монаха, пославшего меня туда раньше остальных, принялся его по всякому крыть, назвал дураком и позором для его собратьев по рясе. Весь класс потешался над горемычным мудаком, а ребята, с кем я позднее подружился, когда мы потом вместе пинали грушу, все смотрели на меня, качали головой и прикалывались. Все они недолюбливали этого козла, и случившаяся сцена их порадовала не меньше, чем меня, а я быстро сообразил, что, если он решит со мной как-то за это поквитаться, я сразу пойду к тому священнику, и он это тоже сообразил. Тем временем всех отпустили, и мы направились в клуб, правда, нашу команду дико сделал чемпион. Но я набрал 27 очков и, благодаря тому эпизоду в церкви, день сегодня получился клевый.
С
В