Сидя на Троне Розового Шипа, Елена изучала представшую перед ней загадку. Маленький чужеземец, одетый в ворох шелка и льна, казался мальчиком с гладким, лишенным морщин лицом, но он явно не был мальчиком. Слишком уж он оставался спокоен под пристальными взглядами собравшихся в Большом Зале. В его глазах светилась ирония, как будто происходящее его забавляло; хотя были в них и горечь, и усталость. А линия его губ с тенью улыбки оставалась жесткой и холодной.

Он казался простаком, но вызывал у Елены болезненное чувство беспокойства.

Чужеземец упал перед ней на одно колено, сдернув свою пижонскую шляпу. Множество колокольчиков — оловянных, серебряных, золотых и медных, которыми была расшита его одежда, — чисто зазвенели.

Рядом с крошкой встала более высокая фигура — принц Тиламон Ройсон, лорд замка Мрил, что на севере. Ставший пиратом принц на этот раз отказался от своей обыкновенной элегантности и был одет в потертые сапоги и изъеденный солью черный плащ. Его щеки раскраснелись, а песочного цвета волосы были растрепаны. Он высадился в гавани острова, как только поднялось солнце, и немедленно запросил аудиенции у Елены и ее военного советника.

Принц опустился на одно колено, затем указал жестом на чужестранца:

Сайвин прижалась теснее к шее морского дракона, который мчался в глубине по широкой дуге, делая вираж на одном покрытом эбонитовыми чешуями крыле. Ее темно-зеленые волосы отбросило назад, и они стали такого же цвета, как и лес бурых водорослей вокруг. Здесь, вблизи от острова Алоа Глен, дно океана покрывало множество коралловых рифов, покачивающихся анемонов и густых зарослей бурых водорослей. Косяки стремительных рыбок и светящихся морских рачков крилей бросались врассыпную перед гигантским драконом. Сайвин прикрыла свои прозрачные внутренние веки, чтобы лучше видеть.

«Справа от тебя, Рагнарк», — послала она мысль своему скакуну.

«Я вижу, моя связанная… Держись крепче…»

Она почувствовала, как изменилось положение чешуек, чтобы она смогла удержаться на спине своего скакуна; затем дракон устремился вправо, почти перевернувшись брюхом вверх, чтобы сделать более крутой поворот. Сайвин захлестнула волна радости от ощущения стремительного движения воды по ее обнаженной коже, от сильных мускулов между ее ногами, от размытых очертаний океана вокруг. Ощущение отдалось эхом в мыслях дракона и снова вернулось к ней, окрашенное чувствами самого зверя: запахом водорослей, следом крови в воде от недавней акульей охоты, звонким эхом голосов других драконов в глубоких водах, где несли дозор громадные левиафаны.

Сайвин сконцентрировалась на их цели. Впереди большое облако ила замутило чистую воду. Эльфийский корабль, ведомый родственницей Мерика, должно быть, ударился с огромной силой, раз поднял столько песка и мусора. Она тихо побудила Рагнарка обойти кругом это место, прежде чем подойти ближе.

В тот момент, когда последние лучи солнца растаяли в сумерках, Елена стояла в Большом внутреннем дворе с другими, рассматривая молодое деревце коаконы. Оно выглядело хрупким и маленьким на фоне вздымающихся каменных стен, башен и укреплений замка. Но его бутоны были черными, словно масло, они будто стекали со стеблей, удерживающих их. Елена натянула плащ повыше на плечи.

— Они вытягивают тепло, — прошептала Нилан в трех шагах справа. — Как Мрачные.

Елена слышала истории о духах Холма Ужаса, темных призраках, которые могли выпить жизненную силу из всего, к чему прикасались.

— Тише, — сказала Мерик, стоящий рядом с Нилан. — Это всего лишь вечерний бриз, и ничего более.

Мерик кивнул Елене. Когда эльфийский принц принес известие о странном цветении дерева, Елена от всего сердца согласилась, что дереву нельзя причинять вред, пока не будет разгадана его истинная природа, особенно если жизнь мальчика висит на волоске.

В глубинах замка Каст торопился вслед за принцем Тайрусом. Он был срочно вызван с встречи с Килевыми Дреренди. Послание Сайвин уведомляло, что Брат Рин выяснил что-то о яйце из черного камня и им нужна немедленная помощь. Тайрус тоже был на встрече, но он присоединился к Касту, поскольку человек пришел за ними обоими.

— Ксин, ты уверен? — снова спросил Тайрус.

Человек из племени зулов кивнул:

— Я почувствовал тьму, источник болезни. Вспышку, словно свеча черного пламени… Затем оно исчезло. Но оно не было воображаемым. Это было реально.

Каст недовольно посмотрел на шамана. Маленький человек был обнажен выше пояса. Заплетенные в косу волосы лежали на плече, украшенные перьями и кусочками ракушек. Его темная кожа в сумрачных залах отливала эбонитом, заставляя бледный шрам восходящего солнца на его брови словно бы сиять своим собственным светом. Каст знал, что шаман из джунглей может читать в чужих сердцах; эта эмпатия открывала дорогу к другим, даже находившимся далеко.

Толчук съежился под дождем, похожий на каменную глыбу в бурю; вода стекала по его грубым чертам. Он взобрался на обнаженную часть гранитного пласта, которая давала ему широкий обзор: долина внизу и вздымающееся нагорье по ту сторону, затянутое тяжелыми облаками и пеленой дождя. Рассвело, но едва ли можно было сказать, что ночь кончилась и начался день: за последние три дня они не видели ни проблеска луны или солнца, лишь синевато-серые небеса и слабое зарево.

— Что за промозглая страна, — проговорил голос позади него.

Ему не пришлось оборачиваться, чтобы узнать Магнама. Саркастический тон дварфа никогда не менялся.

— Сейчас сезон дождей, — сказал Толчук. — С приходом середины лета земля окончательно просохнет, и так будет, пока не начнутся зимние шторма.

— Звучит восхитительно. Если бы у меня были детишки и ворчливая жена, я бы непременно привез их сюда отдохнуть.

Могвид закричал, вновь придя в сознание. Острые запахи сосен и дождя ударили по его тонкому обонянию, голоса звучали резко и громко; огни жгли его глаза, словно злые иглы; его тошнило от вкуса крови на языке. Могвид поднял лицо — морду — от брюха наполовину съеденного кролика.

Он отпрыгнул от окровавленных останков, чувствуя отвращение. Последний тусклый свет солнца падал с серого неба; Могвид стряхнул с себя паутину наваждения. Он посмотрел на обед Фердайла, и его губа поднялась в тихом рычании. Братец знал, что он придет в сознание, как только сядет солнце. Фердайл, вероятно, решил сыграть с ним маленькую шутку, оставить, так сказать, послание — чтобы не забывал своего близнеца.

«Отлично, будь ты проклят, братец! Эта судьба — не моих рук дело!»

Он открыл себя своему дару изменения формы, превратив уголек в своем сердце в пламя. Кости, мускулы и кожа изгибались, послушные его воле. Он выбрался из формы волка, позволив своему телу принять более знакомый облик. Запахи стали менее резкими, огни потускнели. Голоса стали тише.

— Похоже, Могвид вернулся, — сказал Магнам, склонившийся над горой хвороста, приготовленного для костра. — Как вздремнул?

Толчук шел сквозь утреннюю морось. Небеса над головой были однообразного серого цвета. Его спутники двигались следом за ним, промокшие, изнуренные, уже измученные дорогой. Унылая погода, казалось, вытягивала силы и из ног, и из сердца. Они высоко взобрались по опасной горной тропе — только для того, чтобы оказаться в начале длинного обрыва.

Он остановился на вершине. Фердайл скачками двигался позади, охраняя их. Впереди в долине вперемешку росли кривые деревья и кустарники, тут же терновник обвивал скалы. Луговая трава расстилалась впереди, приглашая отдохнуть. На ней были протоптаны тропинки. Толчук успел позабыть, какой зеленой бывает эта долина весной. Повсюду полевые цветы: желтая жимолость, синие ирисы, алые высокогорные маки. Его сердце заполнили воспоминания.

В конце долины путь преграждала отвесная стена — подножие самого Великого Клыка. Черная расщелина зияла поблизости от основания.

— Дом, — это слово прозвучало как неясный вздох.

Фердайл зарычал.

Толчук ждал, пока последние огры покинут Пещеру Духов. Охотники положили последнее безжизненное тело рядом с двумя другими, прижав холодные ладони к глазам мертвеца. Это традиционно делалось для того, чтобы удержать духов от попытки вернуться в тела, но Толчук знал, что в данном случае в этом не было необходимости. Триада была только рада избавиться от бремени плоти.

Исполнив свой долг, носильщики ушли, оставив Толчука наедине с трупами. Он оглядел помещение. Он был здесь всего дважды: во время церемонии именования и второй раз — когда нес мертвое тело Феншвы.

Толчук медленно повернулся кругом. Священная пещера была овальной по форме, словно чаша — как пузырь из гранита. Дюжина факелов освещала ее, потрескивая и мерцая голубым пламенем. Тени танцевали на стенах, словно призраки ушедших.

Толчук не обратил внимания на это зрелище и повернулся к темному проходу в дальней стене.

— Тропа мертвых, — прошептал он. Она вела к убежищу, в котором Триада жила бессчетные годы. Еще дед деда Толчука поклонялся этим троим. А теперь они ушли. Факел был передан.

Касса Дар стояла на вершине башни замка Дракк. Она смотрела поверх Низменных Земель на заходящее солнце. За ограждениями башни дымчатое море болотного тумана тянулось до самого горизонта. Только верхние уровни замка Дракк поднимались над бесконечными болотами, словно одинокий корабль в мертвый штиль.

Вдалеке над заболоченными землями эхо разносило крики диких гусей, и они сливались со сладким запахом мха и тяжелым ароматом разложения.

Касса Дар вдохнула полной грудью, вбирая жизненную силу своих владений, подготавливаясь к заклинанию.

Темный силуэт смутно виднелся вдали — Южный Клык.

Она нахмурилась, глядя на него. Гора была источником стихийной силы ее земли, но ее же магия вовлекла в опасность мужчину, которого она любила. Ее взгляд метнулся на север. Каждая клетка ее тела напряглась.

Елена ждала, пока Эррил закончит с торговцем лошадьми. Эти двое спорили все утро о необходимых верховых лошадях и фураже.

Она почти оглохла от их перебранки. Елена облокотилась на ограждение загона и смотрела на суету Вудбайна, поселения лесорубов и охотников на краю великого леса Западных Пределов и Зеркальной реки. С этого небольшого холма она могла видеть многолюдные улицы, запруженные телегами и теми, кто спасался, как и они, от магического опустошения вокруг Лунного озера.

Им потребовалось восемь дней, чтобы добраться до этого сеяния. Идя на восток, они двигались по руслу Зеркальной реки через уничтоженный лес, что раскинулся на две лиги по берегу озера. Идти пешком, перебираясь через упавшие стволы и покореженные ветви, пришлось долго. Ко второму дню они достигли нетронутого леса и обнаружили, что тропа запружена спасающимися от опустошения. По дороге Елена услышала множество рассказов о несчастиях: разрушенных домах, смертельных увечьях, потере членов семей.

— Все из-за меня, — пробормотала она, стоя у плетня. Измученные лица родителей, пустые глаза детей, слезы — все из-за магической войны. Это забиралось все ее силы, оставляя ей печаль и усталость.

Она взглянула на свои руки в перчатках и вспомнила ночь, когда они были перенесены сюда. Она не могла использовать лунную магию. На одну-единственную ночь она стала обычной женщиной с двумя белоснежными руками и легким сердцем. Это было ощущение такой свободы! Но пришел рассвет, и ее способности вернулись. Сначала ведьмин огонь от солнца, затем холодный огонь от луны следующей ночью. И снова она стала Ведьмой Духа и Камня.

Эррил ехал на Роршафе по изрезанной колеями дороге. С тех пор как они покинули Вудбайн три дня назад, лесная дорога превратилась в эту узкую извилистую тропу, шедшую вдоль Зеркальной реки. За весь день им не встретился ни один путник. Когда село солнце, тропа лежала перед ними совершенно пустая. Казалось, что весь мир сократился до их маленького отряда и бесконечного леса вокруг.

Однако, пуста была тропа или нет, Эррил не терял бдительности. Целые армии могли скрываться в этом темном лесу и быть необнаруженными. С уходом солнечного света повис глубокий зеленый сумрак. В отдалении пели и переговаривались птицы, но в остальном лес оставался тихим. Эта тишина давила на путников. Все говорили шепотом. Даже лошади, казалось, старались ступать потише; стук их копыт заглушали ковер из сосновых игл и мягкая почва.

Когда наступила ночь, Эррил стал искать место для лагеря. Остановиться нужно было возле реки, но на возвышении, чтобы у них было преимущество в случае нападения.

Пока он изучал местность, Елена подъехала к нему на своей бурой кобыле. Он взглянул на нее. На ней был зеленый плащ для верховой езды поверх коричневых леггинсов и серой рубашки. Лицо было обеспокоенным и усталым, но отчаяния в глазах стало меньше, когда они покинули наполненные печалью улицы Вудбайна. Состояние многих сотен людей, лишенных жилья из-за магического удара, повлияло на нее очень сильно. Но здесь, в лесах, освободившись от постоянного напоминания об этом, она медленно восстанавливала внутреннее равновесие и свои силы.

— У нас есть сообщение с Алоа Глен, — сказала она.

Елена опустила ноги в холодную воду ручья; ее сапоги стояли на замшелом камне рядом. Когда она выпрямилась, спина заболела. Они ехали всю предыдущую ночь и после короткого отдыха — добрую часть дня. Она откинулась назад и стала смотреть на солнце, светящее сквозь ветви. Свежий ветер налетал с ручья, разбавляя воздух, застоявшийся под густой листвой. Елена глубоко вздохнула. Лето было в самом разгаре, но близился вечер; скоро теплое солнце сменится холодной луной.

Звук шагов привлек ее внимание, и она увидела, как к ней ковыляет Джоах с гримасой боли на лице.

Елена подвинулась и похлопала рядом с собой:

— Иди, опусти ноги. Почувствуешь себя замечательно.

Джоах упал рядом с ней словно марионетка с перерезанными веревочками.

Оплетенная корнями, Елена в страхе задержала дыхание. Ее глаза широко распахнулись, ища пути к спасению. Тьма сомкнулась вокруг нее, и холод пробирал до костей. Давление воды росло в ушах, по мере того как ее затягивало глубже.

Отчаявшись освободиться, она потянулась к хору дикой магии в ее душе и направила ее к своей раненой руке. В темноте ярко вспыхнул алый факел — ее ведьмин огонь, вытекающий из проколотого пальца. Единственное прикосновение обратило талисман силура в пепел. Возможно, это поможет ей освободиться сейчас.

Но часть ее противилась такому действию. Она чувствовала, что может прожечь себе путь через это сплетение корней, но она атакует при помощи своего магического огня, каковы будут последствия? Она вообразила, как все дерево обращается в пепел, как тот кусочек. И если дерево будет уничтожено, что станет с силура? Может ли она поставить под угрозу существование целого народа? Стоит ли ее собственная жизнь такой цены? Она понимала свою роль в предсказаниях и предзнаменованиях. Она знала, что сражение с Темным Лордом важнее всего. Но здесь и сейчас судьба целого народа повисла на волоске.

Давление продолжило расти в ушах. Крошечные огоньки начали плясать в глазах из-за нехватки воздуха. Если бы она была свободна, она могла бы действовать.

Она разожгла свой магический факел ярче.

Плывя через отмели, окружающие Алоа Глен, Каст держался за всадника мираи перед ним. Их скакун, нефритовый морской дракон, несся, извиваясь, к пристаням, ловко обходя руины полузатопленного города. Каст видел вокруг себя рукотворные рифы, некогда бывшие башнями и домами. Косяки маленьких рыбок проносились сквозь окна и дверные проемы. Спустя столетия море считало эти территории своими. Дракон проплыл над перевернутой статуей, на которой росли анемоны и ползали крабы.

«Кладбище», — угрюмо подумал Каст, пребывая в мрачном настроении. С тех пор, как исчезла Сайвин, океан потерял для него все очарование и загадочность. Он превратился просто в холодный суровый пейзаж. Он даже не мог превратиться в Рагнарка и передвигаться самостоятельно. Только прикосновение Сайвин могло воспламенить магию и освободить дракона внутри него.

Так что он был рад наконец оказаться над поверхностью моря и увидеть солнечный свет дня, клонящегося к вечеру. Он выплюнул дыхательную трубку и вдохнул полные легкие чистого воздуха, дрожа от легкого ветра.

Дракон, изящная самка, волной поднялся под ним.

— Эй, Хелия, — прошептал всадник перед ним, с нежностью гладя шею своего скакуна. Юный мираи был почти мальчиком, и он только недавно был связан со своим драконом. Большинство мираи, оставшихся здесь, были юными или старыми. Они жили в единственном левиафане, оставшемся в глубоководье, с матерью Сайвин, Линорой. Она и мастер Эдилл задержались, пока судьба ее дочери не будет выяснена. Все остальные отбыли несколько дней назад с боевыми кораблями Дреренди и эльфов.

Тайрус и остальные отступили к костру. Густой туман наползал с моря, укрывая прибрежные утесы и сжимая мир до границ небольшого сквера. Даже деревня оказалась проглочена туманами.

Но истинная угроза не могла скрыться так легко. Нескончаемое шипение, полное голода и жажды крови приходило эхом со всех сторон. Сквозь туман тут и там мелькали темные фигуры.

— Если этот супчик станет еще гуще, — пробормотал Блит, — мы собственное оружие-то в руках не разглядим.

— Сохраняйте бдительность, — предупредил Тайрус. Он поднял меч. — Пелена тумана может быть таким же благом для нас, как и для гоблинов.

— Как это? — прошептал Хурл. — Ты думаешь, мы сможем ускользнуть?

Каст стоял на коленях возле мертвого мальчика в северной башне. Блестящие глаза смотрели в потолок, и холодные губы были искривлены болью. На полу собиралась лужица крови, медленно вытекавшей из перерезанного горла мальчика. Убийство было недавним.

Каст закрыл глаза ребенка. Он подумал, что на сердце у него уже не может стать тяжелее этой ночью.

— Мне жаль, Тайлин, — сказал он, вспомнив восторженного паренька, его радость и юношескую гордость своим драконом, Хелией. Так много жизни… и сейчас она покинула его навеки.

Каст видел других мираи, убитых и брошенных в зале и у ступеней башни. «Засада…» Отряд мираи возвращался с последними яйцами с разбитого корабля. Они не знали, что им следует опасаться Ханта или капитана стражи Кровавых Всадников…

И не было сомнений в том, кто напал на этот отряд и убил всех. Это явно была работа Дреренди — и ни одного черного яйца не осталось.

Солнечный свет не согревал в холодном, неприветливом лесу. Тайрус шел по земле такой же жесткой и неподатливой, как и сами деревья, и серый пепел поднимался в воздух с каждым шагом. Он ворчал вполголоса, пока Волхв шагал впереди него по грязной саже, двигаясь не быстрее, чем человек может ползти.

— Сколько еще? — спросил Тайрус.

Волхв неясным жестом указал вперед:

— Еще лига.

— Ты уверен, что Рааль будет там?