Исход февраля 1918 года. Над Троицком, распластавшимся в отлогой котловине, плывут лохматые тучи. Они цепляются за гребни степного перевала, окружившего, словно крепостными стенами, и каменные купеческие дома, и подслеповатые хибары мастеровых. Из туч, будто из дырявого полога, сыплется и сыплется снеговая крупа, порывами ветра ее несет по глухим улицам.

У гранитного подножия Пугачевой горы, опоясывая город с севера, изогнутой ветвью лежит речка Увелька. Южнее прямым стволом вытянулась ледяная гладь другой реки — шире, крупнее — реки Уя. На противоположном берегу ее чернеют невысокие скалы. В полыньях шумит водоворот.

Ветер разорвал тучи. Улицы города осветились лунным светом. Троицк кажется мертвым, опустевшим.

Прямыми улицами поселок Казачий Кочердык Усть-Уйской станицы на востоке устремился к сосновому бору. На юге от поселка раскинулись заливные луга с множеством озер, за лугами на могучих плечах Казахского плато покоится горизонт.

С запада к поселку прижалось круглое, как блюдце, озерко, прозванное Казачьим. Поблизости — колодец с покосившимися столбами и полусгнившей крышей. А чуть дальше от Казачьего озерка стоит сторожевая вышка. Издали она походит на ободранную ветряную мельницу без крыльев: наблюдательная башня ее изрешечена дождями и ветрами. От вышки уходит ровное, как стол, поле бывшего манежа, по границе которого видны следы обвалившихся пороховых погребков, крепостного вала.

Все здесь напоминает о землепроходцах, которые пришли сюда в первой половине восемнадцатого века и основали Казачий Кочердык. Из поколения в поколение передаются были и небылицы, ставшие легендами, о том таинственном и героическом времени, воспламеняя воображение и чувства казачат.

Куртамыш ошеломил мальчика звоном колоколов церквей и пятиглавого Вознесенского собора, шумом снующих людей, блеском купеческой знати, попрошайничанием нищих.

Основанный в 1745 году как крепость Куртамыш оказался на пути из Казахстана в Сибирь и на Урал, превратился в большое торговое село Зауралья с развитым кустарным производством.

Ярмарка. Базарная площадь запружена. В центре ее карусель. От желающих покататься нет отбоя. Рядом — длинная палатка из пологов. Над входом Николай прочитал: «Лучшие сибирские пельмени здесь».

Июль 1914 года.

Солнце поднимается все выше, палит все сильнее.

По улицам Куртамыша огромным ужом ползут в туче пыли подводы с новобранцами. От причитания и воя баб, пьяных песен и заливистого рыдания гармошек, от крепкой брани над селом стоит раздирающий душу стон.

…На лестнице застучали стылые валенки, дверь открылась, и в комнату ввалился Полубаринов.

Томин удивился. Расстались они в Самаре, где расформировывались два полка дивизии. По поручению дивизионного комитета Полубаринова оставили там для сдачи имущества, оформления документов, на что должно было уйти не более двух-трех недель. Однако прошло уже более месяца, а Полубаринова все не было. Уж не перекинулся ли Вениамин к врагу? — думал Томин.

И вот он — нате вам, собственной персоной!