Редакция «Курьера» находилась на перекрестке; одна улица была с односторонним движением, вторая тянулась, огибая грузовые платформы и автостоянку. Кент Мердок, несколько недель назад ставший начальником фотоотдела, срезал угол, когда услышал пронзительный автомобильный гудок и потом-окликающий его женский голос.

Шагнув на тротуар, Кент обернулся и сразу же узнал блондинку, которая высунулась в открытое переднее окно стоявшего напротив синего седана. Молодое привлекательное лицо блондинки озарилось прелестной улыбкой, когда она поняла, что её заметили.

Кент улыбнулся в ответ, помахал рукой, дождался просвета в бесконечном потоке машин, запрудившем в это весеннее утро всю улицу, и перебежал на ту сторону.

– Привет, Рита! – он уселся с ней рядом в машине. – Поджидали меня?

– Наверху мне сказали, вы вот-вот появитесь, и даже предложили подождать, но…

Фотостудия«Курьера», не знавшая отдыха ни утром, ни вечером, состояла из ряда комнат, соединенных темноватым коридором, тянувшимся от приемной до фотолаборатории, сворачивая ещё и к четырем крохотным каморкам, где печатали снимки.

В одном углу приемной была сооружена перегородка из дерева и стекла, отделявшая закуток, служивший Мердоку кабинетом. Там едва хватало места для письменного стола с креслом и стула для посетителей. Угол был занят стеллажом для бумаг, и поскольку в комнате больше не оставалось ни сантиметра свободного пола, все остальное громоздилось вверх к потолку. К стене прилепился радиоприемник, на его крышке-табло, фиксировавшее, какие машины редакции где находятся.

Когда вошел Мердок, в приемной был всего один человек-фотограф Клайм, который ещё в четыре часа сменился. Клайм всегда гонялся за сверхурочными, вот и теперь он встретил Мердока вопросом, нет ли срочной работы. Тот обещал посмотреть.

Судя по табло, три машины были на заданиях, в журнале тоже не было ничего чрезвычайного. Так он и сказал Клайму, скинув пиджак и протискиваясь в кресло. Еще не успев как следует устроиться, заметил какое-то движение сбоку, и обернувшись увидел Тома Брейди, загородившего всю дверь, с портфелем под мышкой. Радость Мердока была неподдельной.

– Эй! – он весело улыбнулся, – заходи, садись, если сумеешь. Где ты пропадал, бродяга?