Последние грозы

Колесников Михаил Сергеевич

В поисках героического характера

Вы спрашиваете, как рождается книга? Она прорастает из первоначального замысла.

Разгребая горы жизненного материала, писатель ищет жемчужное зерно, которое легло бы в основу произведения. Зерно, ядро, ядрышко писательской галактики, вокруг которого должно все вращаться, — факт, идея, проблема… Первоначальный замысел книги почти всегда носит загадочный и несколько неопределенный характер. Мне хотелось бы знать, каков был первоначальный замысел, ну, скажем, «Войны и мира», «Тихого Дона» и какие метаморфозы он претерпел. Первоначальный замысел может быть этапом в работе, или непостижимым образом менять свою природу, или же расширяться до бесконечности — и тогда из ядрышка в самом деле прорастает нечто грандиозное, наподобие «Человеческой комедии», или «Саги о Форсайтах», или же двадцатитомной серии романов «Ругон-Маккары». В таких случаях невольно удивляешься творческой мощи писателя. И в то же время догадываешься: все вышло из макового зернышка!

Увы, не каждому писателю дана способность с помощью творческого воображения из искорки раздувать пламя.

Я всегда мечтал создать вселенскую эпопею, охватывающую не только прошлое и настоящее, но даже будущее первого в мире социалистического государства. И главным героем этой эпопеи, героем, в жизни которого отразилась история всей страны, с судьбой которого сплелись сотни других судеб, мне виделся Всеволод Вишневский.

Часть первая. За Перекопом и Чонгаром

1

О любви с первого взгляда всегда говорят почему-то с улыбкой. А ведь есть она, такая любовь!..

В крутых и суровых поворотах судьбы Алексея Мокроусова имелся весьма примечательный эпизод: в сентябре 1919 года командир 3‑й бригады 58‑й армии Мокроусов с небольшим отрядом прорвался в Киев, занятый белыми, и здесь, на одной из привокзальных улиц, где велась перестрелка, увидел семнадцатилетнюю Ольгу Гончар. Она торопилась на вечернее дежурство на телеграф. Шла бесстрашно, гордо вскидывая аккуратную голову с густыми волнистыми волосами, и, когда перед ней вдруг вырос высокий мужчина с твердым, угловатым лицом, в кожанке, с винтовкой, с красным бантом на груди (а это был Мокроусов), она не испугалась.

— Вы — красный? — спросила она, подняв на Алексея прозрачные, как стаканы с водой, большие глаза и скрестив руки.

— Ведите на телеграф! — приказал он. Она лишь пожала плечами. Но убыстрила шаг. Он едва поспевал за ней, видел только мелькающий подол зеленого платья.

В здании телеграфа было пустынно. Ни души. Все разбежались.

2

В Харькове Алексей вначале заглянул в Совнарком Украины и тут увидел целую группу крымчан. Они его шумно приветствовали.

— Слышали, слышали о твоих победах, Алексей Васильевич! — сказал флотский фельдшер Сергей Муляренок. — Большим генералом стал.

— А вы, ребята, какими судьбами в Харькове?

Василий Погребной сощурил глаз, приложил палец к губам:

— По строжайшему секрету: за тобой приехали! Разыскиваем тебя. А на ловца и зверь бежит.

3

Десантники приготовились к бою: выкатили на палубу пулеметы, разложили гранаты. Больше всех волновался Папанин: отвечал за миллион царских рублей, полученных для нужд Повстанческой армии. По лицу Мокроусова трудно было понять, что он испытывает. Губы плотно сжаты, взгляд устремлен в одну точку. Берег все ближе, ближе, вздыбились скалы, поднялись горы.

Алексей понимал: через несколько минут все решится! Вот так, средь бела дня, одиннадцать краснофлотцев устремляются к неизбежному, возможно, в самое расположение береговой охраны врангелевцев… Обратно хода нет — на этой посудине не уйти от преследования, да и некуда…

Григорий Кулиш заметил фигуры на берегу. Они стояли на скале и следили за приближающимся «Гаджибеем».

Но Мокроусов оставался невозмутим: должно быть, местные жители… Охрана вела бы себя несколько по-иному. Он издали заметил узкое ущелье. При любых обстоятельствах только оно может укрыть их: в ущелье беляки не посмеют сунуться! Он направил катер к ущелью. Когда подошли вплотную, послал на берег разведчиков. Отправились Алейников и Курган. Вскоре они подали условленный сигнал: противника нет!

Имущество и боеприпасы выгрузили быстро. И хотя смертельно устали, двинулись по ущелью. Выставили заградительный пост.

4

В лагере у Чатыр-Дага находился человек, который сразу же приковал внимание Мокроусова: Павел Васильевич Макаров, командир партизанского отряда. Отряд насчитывал всего двести пять человек, но слава о его боевых делах, о его командире катилась по Крыму. (Собственно, отряд Макарова и был сердцевиной партизанского движения, его опорой.) Макарова хорошо знали в лицо многие белые генералы, да и сам Врангель.

У Макарова была причудливая, почти неправдоподобная судьба: адъютант генерала Май-Маевского, того самого, который еще при Деникине шел походом на Москву, стал партизанским вожаком!

Мокроусову не терпелось познакомиться с Макаровым. Думал, появится выхоленный офицерик в кителе, синих бриджах с красными лампасами, в хромовых сапожках со шпорами. И сабля, конечно, адъютантская в посеребренных ножнах. А вошел в землянку плотный парень лет двадцати пяти, с крупными чертами лица. Волосы над крутым высоким лбом лежат этакой черной подковой, отчего лоб кажется еще больше. Колючий пристальный взгляд темных глаз, прячущихся под густыми бровями. Какая-то смутная, неопределенная улыбка. В потертом френче без погон, обшарпанные лесной жизнью бриджи и сапоги со сбитыми каблуками.

У Мокроусова была память на лица. Очень цепкая: стоило раз взглянуть на человека — и запомнил его навсегда. Показалось, будто когда-то уже видел Макарова.

— В Севастополе, — подтвердил тот. — В областном военно-революционном штабе. Вы разговаривали с моим старшим братом Володей, который был занят организацией отрядов Красной гвардии и Красной Армии. Даже помню, что на вас было: гимнастерка и фуражка, черные брюки, заправленные в сапоги.