Уважаемые читатели! Перед вами весьма редкое (будем надеяться — пока!) явление в российской фантастике — тематический сборник фантастики. Впрочем, стоит заметить, что в советские времена подобные сборники имели место — можно вспомнить, например, «Лунариум» или «Гею», а также посвященные разным темам книжки серии «Зарубежная фантастика» вроде «Трудной задачи», «Витков» или «Мир — Земле». С тех пор традиция поблекла, наши писатели после падения Империи бросились писать романы, а жанр рассказа и повести изрядно подзабылся. И вот у вас в руках, возникший на волне значительно усилившегося интереса к короткой фантастической прозе, сборник рассказов и повестей, связанных одной темой. Тема эта не столько глобальна, сколько вечна.

Имя ей — «Кошки»…

Человечество всегда побаивалось кошек, в основном — инстинктивно, на подсознательном уровне, а иногда — впрямую — обожествляя маленьких пушистых зверьков, как это случилось, например, в Древнем Египте. Причиной тому, безусловно, — умение этих братьев наших меньших парадоксально совмещать присущую любому домашнему животному преданность хозяину или дому с невероятным самолюбием, свободолюбием, чувством собственного достоинства и стремлением к независимости.

Недаром мы встречаем столько замечательных представителей кошачьего племени у писателей нереалистического жанра — всегда кажется, что это разумное животное слишком много о тебе знает, все понимает и вот-вот заговорит. Причем совсем не так, как это сделали бы, сумей освоить человеческую речь другие домашние любимцы — собаки, — без лести и подобострастия. Потому-то на страницах книг и возникают импозантные, любимые всеми персонажи вроде Кота-Котофеича, Чеширского кота (и его говорящей улыбки) или любителя починки примусов Бегемота. Но это коты сказочные, даже мистические. А как не вспомнить хайнлайновского Пита (он же Петроний Арбитр), никогда не прекращающего поисков Двери в лето?

Наши фантасты решили не отставать. И создать своеобразный эпос о фантастических котах и кошках, коим, несмотря на разницу взглядов авторов на любимых зверушек и жанровое многообразие произведений, возможно и предстоит стать этому сборнику.

Впереди, у близкого горизонта, догорал неяркий закат, а позади — человеку незачем было оборачиваться, чтобы увидеть это — золотисто поблескивал в последних лучах солнца огромный и вместе с тем невесомый, словно парящий в воздуха купол Фонтаны. Наверху, в темно-синей, пожалуй, даже чуть фиолетовой глубине неба мерцали звезды. И среди них одна. Сейчас она была за спиной, но ее холодный игольчатый свет жег Речистера. Двойная: голубоватая — побольше и желтая — поменьше. Земля и Луна.

Если долго смотреть на звезды, на глаза наворачиваются слезы. Впервые Речистер заметил это еще в детстве, но тогда он не знал, почему так. Теперь он знает. Ему объяснил Витька Марлин, бывший одноклассник, ныне — доктор медицинских наук, когда они случайно встретились уже здесь, в Фонтане, и Витька затащил его к себе в институт, где они сидели и разговаривали, а над Витькиной головой висели на стене офтальмоскопические карты, похожие на старинные цветные фотографии Марса…

— А ты, Клод? — спросил тогда Витька. — Чем здесь занимаешься?

И когда человек ответил, в воздухе повисло: «Как? Все еще? Бедняга…» И — взгляд. Такой сочувственный, такой соболезнующий, такой сострадающий… Речистер постарался скорее распрощаться. Ему было пора идти, его уже ждали в лаборатории…

Взгляды пронизывали всю его жизнь. Такие же, как вот этот, Витькин. Так смотрели на него родители, когда он не стал поступать в Школу высшей ступени. Так смотрели друзья. Смотрели вот уже больше двадцати лет. Так смотрела на него Дина. Никто никогда ничего не говорил. Потому что все они — очень хорошие люди. Тактичные. Чуткие. Талантливые. Отец преподавал в Школе высшей ступени. Мать была одним из лучших операторов Объединенного Информария. Сверстники… Вот Витька — офтальмолог, доктор, автор нескольких солидных работ, без пяти минут светило; Элида Громова — координатор в заповеднике на Венере; Хорст Штейнман — на микроклаустрометре Штейнмана человек работал каждый день… Да, они имели право глядеть на него так.