Любовь, страсть, ненависть

Коллинз Джоан

Молодую французскую куртизанку Инес Джиллар и знаменитого английского актера Джулиана Брукса, режиссера Ника Стоуна и дебютирующую в Голливуде Доминик, обуреваемую тайным любовным вожделением Агату Гинзберг и зловещего садиста Умберто Скрофо судьба сводит на съемках суперфильма в Акапулько. В прошлом некоторых из них кроется тайна серии драматических событий, происходящих на фоне съемочной суеты, любовных интриг, деловой жизни голливудской богемы.

Пролог

Акапулько, 1955 год

Старший инспектор полиции очень не любил киношников. Ему не понравилось, когда они во время съемок перерыли его любимую детскую площадку, еще больше он их возненавидел, когда умер очередной член съемочной группы.

Хуже этой смерти на съемочной площадке было только одно: она была третьей по счету.

Последняя трагедия была похожа на несчастный случай. Старый деревянный подвесной вагончик, в котором находился несчастный, рухнул на скалистый берег. Он скончался на месте. В третий раз за три месяца старшего инспектора Гомеза отрывали от законного спокойного сна, вынуждая заниматься делами этой пестрой группы актеров, продюсеров и техников. Все они стояли теперь с пепельно-серыми лицами на берегу в свете бледной луны, и легкий тихоокеанский бриз колыхал шифон и шелк женских платьев.

Он начал задавать тщательно продуманные вопросы.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

Глава 1

Париж, 1943 год

Инес проснулась в отеле «Риц» рядом с храпящим итальянским офицером, и тут же волна боли пронзила все ее тело. За окном роскошной, обставленной в стиле Людовика XIV спальни она увидела зацветающие каштаны и ощутила прикосновение холодного весеннего ветра к своему измученному телу. Инес так страстно любила Париж, что это чувство не могли убить ни заполонившие город толпы нацистов, марширующих по улицам, ни постоянный голод, ни жестокие мужчины, с которыми ей приходилось иметь дело.

Она повернулась, чтобы посмотреть на спящего рядом с ней мужчину. У него была кожа молодого человека, но лицо, даже во сне, оставалось жестоким и равнодушным. Его короткое обрюзгшее тело выглядело как-то нелепо. Ее передернуло от отвращения, она с ужасом вспомнила о его «любовных ласках». То, что это чудовище сделало с ней, было слишком мерзко.

Инес познакомилась с генералом Скрофо в кафе «Флоре», расположенном на левом берегу, два дня назад. Она пошла туда поглазеть на городскую богему, которая вернулась на парижские улицы, чтобы продолжить свою обычную жизнь. Художники, писатели и студенты по-прежнему сидели на террасах кафе, расположившись на легких железных стульчиках и потягивая спиртное. Здесь всегда вели приятные беседы, звучал смех и вился легкий дым сигарет. И только присутствие людей в серо-зеленой форме напоминало о том, что Париж оккупирован нацистами.

Инес потягивала свой кофе, а слабый луч послеполуденного солнца сверкал на ее золотистых волосах, отбрасывая блики на щеки и подчеркивая цветущую молодость. За соседним столиком сидел Пикассо, окруженный, как обычно, поклонниками и прекрасными моделями. Его чудные черные глаза посмотрели на Инес внимательным долгим взглядом художника. Купаясь в угодливом заискивании своих почитателей, он молча курил желтую сигару «Голуаз». Инес почувствовала, что понимает, почему этот лысеющий мужчина средних лет производит такое впечатление на молодых женщин, и, если бы не еще более настойчивое внимание итальянца за соседним столом, она, может быть, и ответила бы на молчаливый призыв его черных глаз и присоединилась к группе почитателей. Но генерал Скрофо очень напористо заигрывал с ней, свидание было уже назначено, и выбор сделан.

Глава 2

Ив Морэ подобрал беспризорную плачущую Инес, когда ей было всего десять лет. Одетая в лохмотья, засунув большой палец в рот, она стояла рядом с обшарпанным многоэтажным домом, где ее мать-проститутка, напившись, упала со ступенек вниз головой и сломала себе шею.

Ив-фокусник, как его называли, знал Мари, мать Инес, но близко они не сходились: Мари была слишком стара, чтобы стать одной из его «ночных бабочек». Этой цветущей блондинке было всего тридцать лет, когда она умерла, но ее лучшие времена уже давно прошли. Совсем другой была та напуганная девочка, которая одна-одинешенька присутствовала на похоронах матери. Она была на редкость красива. Ив сумел угадать скрытую силу в ее спутанных волосах медового цвета и невинных, но чувственных раскосых голубых глазах. Она была замкнута, испуганна и дика. Маленькое чудо. Мари были чужды материнские инстинкты, и Инес, с тех пор как научилась ходить, была предоставлена сама себе. Ив взял под защиту эту перепуганную девчушку, потому что здесь больше никто бы так не поступил. Он видел в ней родственную душу, так как сам тоже рано стал сиротой.

В первые недели, которые Инес провела в его доме, она ни разу не улыбнулась. Открыв для нее свою «волшебную шкатулку», Ив развлекал ее ловкими карточными фокусами, показывал разные чудеса с цветными шарфами и ловко жонглировал апельсинами. Но малышка, не вынимая изо рта большого пальца, продолжала печально смотреть на него широко раскрытыми глазами.

Однажды, куря сигарету, Ив заметил, что она, как обычно, уставилась на него.

– Ну-ка, смотри, Инес, – сказал он, засунув языком горящую сигарету в рот и внимательно наблюдая за Инес, пока у него из ушей не повалили две струйки дыма. И вдруг Инес рассмеялась громким чистым смехом, и смеялась не переставая, пока у нее не потекли слезы. Ив подхватил ее на руки, крепко обнял, и с тех пор лед растаял. Она улыбалась, и всякий раз, когда предмет ее обожания оказывался рядом, она улыбалась еще шире. С Ивом Инес была нежной и доброй. Он отправил ее в школу, купил теплую одежду, хорошо кормил и любил. Когда он приходил домой, на ее маленьком грустном лице появлялось счастливое выражение. Целый год она была безумно влюблена в него и следовала за ним повсюду; дома он вел себя как преданный юный любовник, понимая, тем не менее, что Инес на самом деле боится мужчин. Единственные мужчины, которых она видела в детстве, были грубые, неотесанные мужланы, которые грязно домогались ее матери, Грубияны с задворок, они покупали тело Мари за несколько франков, при этом еще и оскорбляя ее. Инес часто просыпалась по утрам от всхлипываний матери, когда та рассматривала заплывший глаз или раздутые губы, изуродованные одним из ее «джентльменов». Отказываясь от робких предложений Инес о помощи, Мари обычно давала ей в качестве вознаграждения легкий шлепок.

Глава 3

Как только утренний свет проник в спальню, Инес пришла в себя. Голова раскалывалась от боли. Льняные простыни были в крови, ее крови, и боль во всем теле была такой сильной, что ей захотелось плакать. Ей надо бежать от этого отвратительного зверя, храпящего рядом с ней, и бежать немедленно. Но он еще не заплатил ей. Плевать, она возьмет деньги сама. Видит Бог, она заработала их.

Пожалуйста, пусть он себе спит, думала Инес, медленно вставая с постели и морщась от боли. Его брюки валялись на полу, там, где он бросил их вчера, рядом с отброшенным в сторону кнутом и отвратительным искусственным пенисом. Она еще страдала от ужасной боли, причиненной этим предметом. Инес быстро обыскала карманы, но денег в них не было. Глядя на храпящего Скрофо, она на цыпочках вышла в отделанную мрамором ванную, по всей длине которой были зеркала. На нее смотрело заплаканное, покрытое синяками и ссадинами лицо, плечи и грудь были усеяны рубцами, а на бедрах была видна запекшаяся кровь. Дрожа от боли, она присела на биде и стала подмываться душистым мылом. Только сейчас Инес заметила толстую пачку денег, лежащую на краю мраморного бассейна, рядом с его бритвой и зубной щеткой. Там было очень много банкнот, намного больше, чем она обычно зарабатывала за месяц. Должна ли она взять только то, что заработала, или все деньги, чтобы компенсировать все те зверства, которые сотворил с ней Скрофо? «Возьми все, – прошептала Инес бледному израненному отражению, печально смотрящему на нее из зеркала. – Ты заслужила их, Инес».

Как только она схватила банкноты, в ванную, пошатываясь, вошел итальянец. Увидев, что она делает, он схватил ее за волосы и со всей силы ударил головой о мраморную стену, заорав:

– Ну что, шлюха и воровка? К таким мерзавкам, как ты, нужно относиться только так: сделать с тобой еще раз то, что ты получила этой ночью.

Инес со страхом смотрела, как Скрофо схватил этот отвратительный резиновый предмет и вновь возбудился. Бросив ее в бассейн, он продолжал грязно ругаться. О, Боже! Он собирается сделать это снова! Она не может, она просто не вынесет! Это невыносимо.

Глава 4

Казалось, что весной 1943 года гестапо было в Париже повсюду, и это выглядело зловеще. Они разъезжали в черных «мерседесах», носили тяжелые кожаные пальто с наводящей ужас свастикой на рукавах, курили плохие сигареты, глядя на всех окружающих мертвыми глазами.

Они всегда врывались ночью. Маленькие группы людей с холодными глазами, бесчувственно смотрящими па человеческие страдания, приходили за своими жертвами без предупреждения, порой в сопровождении злых немецких овчарок, которые буквально рвались с поводков. Собаки могли найти прячущихся «врагов рейха» везде: в подвалах, в шкафах и даже за стенами.

Каждую ночь гестапо обнаруживало группы прятавшихся евреев, сгоняло их в грузовики, и одному Господу Богу было известно, куда их отправляли. Все французские евреи должны были носить знак, на котором желтыми буквами было написано «ЕВРЕИ», и никто из них не знал, когда ему придется услышать ужасающий лай овчарок и стаккато ломящихся в дверь эсэсовцев. Все евреи жили в страхе, но они делали все, что могли, чтобы скрыть это.

Той весной начищенные до блеска кожаные сапоги и увешанная орденами серая форма длинной темной тенью Третьего рейха накрыли все еврейское население Франции. И хотя все патриотически настроенные граждане ненавидели вражеских солдат, они, как истинные французы, пытались жить своей обычной жизнью. Грубые лица фашистских солдат в уродливых касках и с кожаными ремешками, затянутыми под подбородками, были безжалостны и не выражали никакого сострадания. Их долго учили этому в Германии, и теперь они относились к французскому народу с нескрываемым презрением.

Агата Гинзберг провела последние годы своей юности, укрываясь в подвале дома на Монпарнасе. Дом принадлежал Габриэль Прентан, также владевшей клубом «Элефан Роз», вход в который был расположен рядом. Это было излюбленное место отдыха немецких офицеров и проституток.

Глава 5

– Что ты сделала? – Глаза Ива сузились, и он изменился в лице. – Инес, это невозможно. Почему тебе пришлось убить его? То, что он сделал, было не столь уж ужасно, разве не так?

– Это… Ив, это было пыткой. Ты даже представить себе не можешь такую боль и те ужасы, которые он вытворял со мной. – Инес попыталась справиться с истерикой, отпив виски, которое ей принесла официантка «Элефан Роз» с кроличьим лицом.

– Я должна была сделать это, Ив, я должна была. Если бы я не сделала этого, он убил бы меня, он говорил, что убьет меня. Я знаю, он сделал бы это, я знаю. – Слезы ручьями текли по ее щекам, и Габриэль, что-то сочувственно прошептав, передала ей носовой платок. Дерьмо, вот кто эти люди, думала она. Габриэль видела синяки и рубцы на теле Инес и с жалостью смотрела на девушку, которая в своем горе выглядела немногим старше ребенка.

Они сидели в тускло освещенной задней кабинке клуба «Элефан Роз». Хотя была уже половина девятого утра, клуб только что закрылся. Ив лихорадочно обдумывал те проблемы, с которыми они все теперь столкнулись. Что бы Инес ни сделала, даже тень подозрения не должна упасть на клуб. Это было очень важно для них всех, слишком много жизней подвергались риску. Хотя большинство посетителей и были их врагами, клуб все еще оставался одним из самых важных звеньев парижского Сопротивления. Враги не должны знать, что убийце итальянского офицера каким-то образом помог кто-то из маки.

[3]

Благодари Бога за то, что ты встретилась с ним в кафе, а не здесь, – сказал Ив. – Кто-нибудь видел тебя с ним? Кто-нибудь вообще тебя видел?