Вскоре после 1200 г. до н.э. великая цивилизация эпохи бронзы, которая в течение нескольких столетий процветала в Греции, начала приходить в упадок и в конце концов погибла. На юг хлынули варварские племена, которые уничтожили последние остатки микенской культуры. Начались темные века. Данная книга представляет собой обзор военных систем, которые уходят своими корнями в эти времена. Автор намеревался про­следить развитие военной организации, тактики и вооружения в Греции и Италии с VIII в. до н.э. — времени, когда в Греции вновь начала возникать цивилизация, — и до новых темных веков, наступивших с низвержением Римской империи на западе. Как Греции, так и Риму пришлось выдержать суровые испытания. Для Греции это были времена персидского вторжения, в начале V в. до н.э., а Рим оказался в критической ситуации 260 лет спустя, когда величайший из полководцев древности, Ганнибал, вторгся на территорию Италии. Обе эти войны рассмотрены в книге достаточно подробно — для того, чтобы показать, как справились с положением две различные военные системы. Большая часть организации и снаряжения была заимствована Римом у тех народов, с которыми он воевал, — этрусков, самнитов, кельтов, карфагенян и, разумеется, греков. В данной работе я собираюсь рассказать и о том, в чем именно заключался вклад этих народов. Уже в позднемикенский период, в XIII и XII вв. до н.э., влияние центральной Европы отчетливо чувствовалось в эгейском регионе. Оно продолжало ощущаться и в последующие века. К тому времени, как были записаны эпические произведения Гомера, относящиеся к микенскому периоду, «Одиссея» и «Илиада», наиболее древних видов вооружения уже почти что не существовало. По этой причине автор не рассматривает бронзовый век, кроме тех случаев, когда наличие преемственности бросается в глаза. Наши знания о VIII и VII вв. весьма обрывочны, но события VI и последующих веков отражены в исторических источниках достаточно подробно. Шестой и пятый века до н.э. прошли под знаком подъема Персии, а затем жестокой войны, разразившейся между Спартой и Афинами. Этот исторический период очень хорошо отражен в свидетельствах двух великих писателей — Геродота, который жил во времена персидского вторжения в Грецию, и Фукидида, крупнейшего античного историка, который сам оказался вовлеченным в события войны между Афинами и Спартой. К этим двум авторам следует добавить Ксенофонта, который писал примерно в начале IV в. до н.э. Хотя Ксенофонта нельзя поставить в один ряд с Геродотом или Фукидидом, он был воином и много лет служил у спартанцев, а потому его свидетельства являются бесценным источником информации о спартанской военной системе. Перечисленные письменные источники подтверждаются множеством археологических находок. Так, после сражения победитель обычно посвящал какое-либо оружие в святилище, например, в Олимпии. Со временем подобные храмы оказывались настолько переполнены оружием, что самые старые приношения приходилось выбрасывать. В Олимпии часть подобного оружия оказалась захороненной в ручьях или старых колодцах, а часть была использована для укрепления стенок стадиона, где недавно и была найдена во время археологических раскопок.

Вскоре после 1200 г. до н.э., когда пали микенские государства, орды диких племен, хотя и говоривших по-гречески, но происходивших из гористого северо-западного региона, вторглись в южную Грецию. Самыми грозными из этих захватчиков были дорийцы. Многие из исконных жителей бежали тогда из Греции и поселились вдоль западного побережья Малой Азии (на территории современной Турции) в местности, получившей название Иония. Вторжения и последовавшие за ними миграции закончились примерно к 1000 г. до н.э. Затем начался период основания поселений, и жизнь постепенно начала входить в нормальную колею. Возникшие небольшие государства состояли из нескольких деревень, земли которых были объединены под властью наследственного военного вождя. Такие маленькие государства постепенно объединялись, и к VIII в. начала возникать характерная для Греции политическая структура. Это был полис, то есть город-государство, когда управление территорией было сосредоточено в одном городе. Постепенно мощные города, прежде всего Спарта и Афины, начали поглощать своих соседей. В Афинах царь впоследствии был изгнан и власть перешла к знати. Со временем аристократы также были сброшены и государство оказалось в руках тиранов. Слово «тиран» первоначально не имело нынешнего отрицательного значения. Это были правители, которые зачастую делали вид, что действуют «в интересах народа». Но наконец тираны были низвержены, и в Афинах установилась демократия. Это произошло непосредственно перед началом греко-персидских войн. В этот период Афины контролировали всю Аттику. К 500 г. до н.э. они стали культурным центром эллинского мира и самым могущественным государством в центральной Греции. Совсем иным путем шло развитие Спарты. Спартанцы вели свое происхождение от дорийцев, которые завоевали Лаконию. Они подчинили себе местное население и обратили часть его в рабов. Таких рабов стали называть «илотами». Они были прикреплены к земле и принуждены работать в принадлежащих государству хозяйствах, которые обеспечивали спартанцев всем необходимым. Остальным подчиненным народам, которых называли «периэки», была предоставлена большая независимость, однако они были обязаны поставлять Спарте воинов. В сражениях спартанцами командовали два царя, власть которых передавалась по наследству. К концу VII в. Спарта захватила расположен­ную на западе Мессению и стала контролировать весь южный Пелопоннес. За следующие сто лет, когда убеждением, а когда и принуждением, Спарта смогла организовать государства Пелопоннеса в союз, который именовался тогда «Лакедемоняне и их союзники». Сейчас мы чаще называем его просто Пелопоннесским союзом. В середине VI в. власть в Афинах захватил тиран Писистрат. Он, а затем его сын Гиппарх с небольшими перерывами правили Афинами на протяжении полувека, покуда не были смещены спартанским царем Клеоменом, который вторгся в Аттику в 511 г. до н.э. Разразилась подстрекаемая тиранами гражданская смута, в которой боролись за власть сторонники демократии и олигархии. Когда был свергнут представитель олигархии Исагор, он обратился за помощью к своему другу Клеомену. Тот с небольшим отрядом своих сторонников снова захватил Афины. Авторитет Спарты был тогда настолько велик, что Клеомен взял город без единой стычки и обосновался на Акрополе. Когда афиняне узнали о малочисленности отряда Клеомена, они осадили Акрополь, и спартанский царь был вынужден сдаться, поскольку его людям угрожал голод. Афинянам, опасавшимся ответных действий спартанцев, пришлось отпустить царя с его отрядом. Разъяренный подобным унижением Клеомен возвратился в Спарту и поднял на войну с Афинами весь Пелопоннесский союз. Вместе со вторым царем, Демаратом, он повел армию к границам Аттики. Фивы и Халкида, расположенные на севере извечные соперники Афин, воспользовались представившейся возможностью и также активизировались. Однако в рядах пелопоннесцев еще до начала военных действий возник раскол. Многие из союзных Спарте государств отказались сражаться за Клеомена в его личной войне. Демарат также решил остаться в стороне, и армия развалилась. Афиняне с трудом могли поверить в подобное везение, но у них хватило ума воспользоваться сложившейся ситуацией. Афинское войско двинулось на север и в тот же день разбило фиванцев и халкидян, причем Халкида стала афинской колонией. Фивы продолжили войну, к которой позднее присоединился другой торговый соперник Афин, остров Эгина. В ходе этой войны Афины утвердились как реальная военная сила — борьба с Эгиной вынудила город построить военный флот, который уже через несколько лет стал сильнейшим в Греции.

Тем временем на Греции начали сказываться события, происходившие в Азии. В конце VII в. до н.э. развалилась огромная Ассирийская держава, а уже к середине следующего века поднялся новый гигант, который оказался способен поглотить все предыдущие царства. Это была Персия. В 546 г. пало Лидийское царство, и Дарий I стал править на всей территории Малой Азии (совр. Турция). Один за другим подчинялись персам греческие города, расположенные на побережье. Жители некоторых городов, не желая жить в рабстве, предпочитали отправиться за море. Фокийцы, подобно легендарному Энею, пересекли Эгейское и Адриатическое моря и наконец основали колонию Алалия на острове Корсика. Однако в 535 г. они были вытеснены оттуда этрусками и в конце концов присоединились к колонии Массилия (совр. Марсель) на южном побережье Франции. В 510 г., когда все острова вдоль побережья Малой Азии оказались в руках персов, Дарий отправился в Европу. Пройдя вдоль западного побережья Черного моря, он пересек Дунай и вторгся в Скифию. Затем персы опустошили Фракию и вынудили подчиниться Македонию. Теперь между греческими государствами и Персией стояла только Фессалия. В 500 г. греческие города в Малой Азии, предводительствуемые Милетом, восстали и обратились за помощью к своим западным соплеменникам. Афины и Эретрия, город, расположенный на западном побережье Эвбеи, отправили экспедицию в Ионию, где их войска захватили и сожгли Сарды, столицу персидской сатрапии. Персы безжалостно подавили восстание — они стерли Милет с лица земли, а всех его жителей обратили в рабство. К 494 г. восстание завершилось и персы приготовились к карательному походу против Греции. Вначале они отправили туда посольство с требованием земли и воды — традиционных символов подчинения. Практически все греческие государства отказались, однако Эгина, имевшая торговые связи с востоком, согласилась подчиниться. Этот остров расположен в заливе Сарон, всего лишь в 10 км от побережья Аттики. Он контролировал доступ к афинским гаваням. Попади Эгина под контроль персов, Афины бы просто задохнулись. Остров являлся членом Пелопоннесского союза, и Афины обратились за помощью к своему старому врагу Клеомену. Спартанский царь принял сторону афинян, однако Демарат оказался против. Та скрытая неприязнь, что возникла между двумя царями 17 лет назад, после неудавшейся попытки захватить Аттику, теперь вспыхнула открыто. Клеомен выдвинул против Демарата обвинение в незаконнорожденности, и последний был низложен. Бывший царь бежал из Греции и нашел убежище у персов. Клеомен, избавившись от партнера, принудил Эгину вернуться к прежним клятвам верности и заключил с Афинами союз против надвигающегося вторжения. Очевидно, что персы намеревались провести лишь ограниченную карательную операцию, направленную против Афин и Эретрии, поддерживавших восстание в Ионии. В 490 г. персы напали с моря. Они разграбили Эретрию, и персидский флот переместился в Марафонский залив, готовый к нападению на Афины. Афиняне послали гонца в Спарту и отправились маршем навстречу захватчикам. Информация о том, что случилось при Марафоне, достаточно путаная, и, возможно, мы так никогда и не узнаем правды. Спартанцы отложили свой поход, поскольку у них был праздник, и прибыли на поле сражения слишком поздно. К своему изумлению, они обнаружили, что афиняне разгромили персов и вытеснили их из Аттики. Поражение при Марафоне только разозлило персов. Все понимали, что этим дело не закончится. Однако прошло 10 лет, прежде чем они предприняли новую попытку. Тем временем Афины успели увеличить размер своего флота так, что он стал равен объединенному флоту всех остальных греческих государств. Когда стало очевидно, что персидского вторжения не миновать, в Коринфе собрался совет, целью которого являлось уладить внутренние разногласия греческих государств и организовать их так, чтобы они могли сражаться единым фронтом. Весной 480 г. до н.э. персидский царь Ксеркс, при котором находился низложенный спартанский царь Демарат, пересек Геллеспонт. Его огромная армия устремилась на Грецию, в то время как флот, сопровождавший ее, следовал вдоль побережья. Персидские войска прошли через Фракию на земли Македонии, строя по мере своего продвижения дорогу. Геродот рассказывает, что фракийцы были поражены благоговейным страхом настолько, что даже в его дни они не осмеливались ни пахать, ни сеять там, где прошла когда-то персидская армия.

Древние греки были уверены, что армия Ксеркса насчитывала 3 миллиона человек, не считая обоза. Геродот дает нам общую цифру в пять с четвертью миллионов, однако сам он явно немного сомневается в том, что такую армию можно было прокормить. В конце 1920-х годов генерал Фредерик Морис предпринял скрупулезное изучение похода Ксеркса от Геллеспонта, обращая внимание, в частности, на проблему снабжения войска питьевой водой. Он пришел к выводу, что персидская армия не могла состоять более чем из 210 000 человек и 75 000 животных. Возможно, что уровень осадков в то время был сравнительно выше, чем сейчас, и тогда эти цифры можно слегка увеличить. Однако даже в этом случае их количество вряд ли могло превысить 250 000 человек; три четверти от этого числа могли составлять воины.

Персидский воин, вооруженный копьем и луком. Возможно, это изображение «бессмертного» — одного из десятитысячной элиты личных телохранителей персидского царя. Сузы, V в. до н.э. Ныне находится в Лувре, Париж. 1, 2, 3 — два наконечника для стрел и камень для пращи, найденные у Марафона. Британский музей. 4 — наконечник стрелы с места «последнего рубежа» в Фермопильском проходе. Национальный Археологический музей, Афины. 5 — умбон персидского щита с о. Самос.

Персидская армия была многонациональной, собранной со всех концов обширной империи. Подобно римлянам, персы требовали войска со всех подвластных им народов. Большая часть персидской армии состояла из легковооруженных стрелков — лучников из центральной Азии или метателей дротиков из восточного Средиземноморья. Персы и мидяне, которые составляли ядро армии, носили свободные шапки, пестрые туники с длинными рукавами (а под ними короткий чешуйчатый панцирь) и штаны. У них были плетеные, возможно, покрытые кожей щиты, которые с виду напоминали беотийские — с расположенной в центре ручкой и закрепленным напротив нее с внешней стороны умбоном. Их вооружение состояло из короткого, длиной около двух метров, копья, длинного сложносоставного лука, к которому прилагались камышовые стрелы с бронзовыми наконечниками, и кинжала, носимого на правом боку. Элиту персидской армии составляли личные телохранители царя, десять тысяч «бессмертных», которых именовали так потому, что их количество всегда оставалось неизменным. Их личное снаряжение отличалось от вооружения прочих персов только богатством отделки. Персидская конница была вооружена точно так же, как пехота, за исключением того, что у некоторых были металлические шлемы. Геродот сообщает, что численность всадников была 80 000, однако на самом деле вряд ли их могло быть больше восьми тысяч. Геродот говорит, что персидский флот состоял из 1207 триер, из которых 300 кораблей предоставили финикийцы, 200 — египтяне и 290 — ионийские греки. Возможно, историк описывает здесь общее количество кораблей персидского средиземноморского флота, а не то их число, что реально участвовало в военных действиях, поскольку из дальнейших свидетельств очевидно, что персы не имели подавляющего численного превосходства на море. Триера была основным кораблем того времени. Это было гребное судно, снабженное примерно 170 веслами, расположенными рядами на трех разных уровнях. В носовой части корабля, на .уровне воды, располагался окованный бронзой таран, или бивень, предназначенный для того, чтобы таранить и топить вражеские корабли. Этот тип корабля, с незначительными видоизменениями, использовался всеми средиземноморскими флотами того времени. Триеры несли на борту абордажную команду, чьей задачей являлась высадка на борт неприятельского корабля и его захват. Экипаж греческих кораблей включал 10 гоплитов и 4 лучников, тогда как каждый ионийский корабль нес от 30 до 40 человек абордажной команды. Они были вооружены преимущественно копьями, дротиками и секирами.

Армия и флот Ксеркса находились в это время в городе Ферма (совр. Салоники). После вторжения в Фессалию они должны были разделиться и вновь могли соединиться только у Эвбейского пролива. Должно быть, именно в Ферме был окончательно разработан план вторжения. Так как армия не могла продвигаться с той же скоростью, что и флот, она должна была отправиться на 11 дней раньше. Силы персов должны были объединиться у Малийского залива на четырнадцатый день, после того как армия обеспечила бы охрану стоянки для кораблей. Ксеркс уже знал, что проходы в Фессалию свободны, и проследовал туда, не встретив никакого сопротивления. Продвинувшись дальше на юг, он узнал от своих разведчиков, что спартанцы заняли Фермопильский проход. Геродот рассказывает, что великий царь послал всадника, чтобы тот разведал греческие позиции. Лазутчик смог подобраться настолько, что сумел заглянуть за стену у средних ворот, однако был не в состоянии разглядеть сам греческий лагерь. В тот день проход охраняли спартанцы. Лакедемоняне, сложив оружие у внешней стороны стены, занимались физическими упражнениями или же расчесывали свои длинные волосы. Услышав этот рассказ, Ксеркс велел послать за Демаратом, чтобы спросить его о смысле увиденного. Бывший царь объяснил, что в обычае спартанцев расчесывать волосы перед тем, как отправиться на опасное дело. Возможно, что этот рассказ апокрифичен, но он хорошо иллюстрирует тот трепет, который испытывали перед спартанцами их союзники-греки. Проходя по 20 километров в день, армия Ксеркса покрыла расстояние в 280 км и на четырнадцатый день после выхода из Фермы стала у Трахина, ожидая подхода флота. Персы отправили десять быстроходных кораблей для того, чтобы разведать обстановку на побережье. Они незаметно добрались до Скиафа и напали на три сторожевые триеры греков, находившиеся у острова. Геродот рассказывает, что, когда весть об этом дошла до флота, расположенного в Певки, греки запаниковали и ушли к Халкиде, оставив спартанцев без прикрытия. Прежде чем осудить этот поступок, следует учесть, что с помощью сигнального огня тогда можно было отправить только одно сообщение (см. стр. 275), и греки могли подумать, что на них движется весь персидский флот. Между тем его основная часть оставила Ферму на двенадцатый день после выступления армии. Корабли достигли области Керамидхи к северу от мыса Пори и остановились там на ночлег. Пологие берега в этих местах встречаются редко, и только первые из прибывших судов удалось полностью вытащить из воды — остальным пришлось стать на якорь на глубине примерно 8 метров. Ночь была ясная и тихая, но под утро разразился шторм, и многие корабли разбились о скалы. Шторм длился три дня, однако на четвертые сутки флот все же смог отправиться дальше — вокруг мыса Магнесия и пляжей у Афет. На второй день после начала бури наблюдатели, размещенные на высотах Эвбеи, доложили о потерях, понесенных персами. Греки, обрадованные этим известием, вернули свои корабли на прежнее место у Артемисия. Историки не без оснований подвергают сомнениям эту часть рассказа. Возможно, что наблюдательные посты на Скиафе (если они вообще остались там после того, как персы захватили три греческие триеры) и впрямь видели одно-два кораблекрушения. Однако далее в самый ясный день, а не то что в шторм, невозможно различить разбившуюся триеру с расстояния примерно в десять километров. Так что масштаб катастрофы должен был остаться грекам неизвестен. Может быть, этот фрагмент повествования был попыткой объяснить возвращение греческого флота обратно к Артемисию после того, как персидский флот добрался до Афет. Вполне возможно, что рассказ об отступлении к Халкиде вообще выдуман. Геродот мог также преувеличить ущерб, нанесенный штормом, а истинный размер персидского флота мог оказаться вовсе не таким уж огромным, как говорит об этом историк. Геродот знал, что тот флот, который встал у Афет, не слишком превышал греческий по количеству кораблей, поэтому он мог попытаться «уменьшить» его до разумных размеров, повествуя о том, что большая его часть разбилась в бурю. Спустя пару дней он спокойно «отправил на дно» еще 200 триер.

В течение VIII в. до н.э. в военном деле древних греков произошли революционные изменения. Вместо прежнего принципа сражения, когда каждый бился с противником «сам по себе», теперь была введена система, требовавшая гораздо большей дисциплины. Такой системой была фаланга — боевое построение в не сколько шеренг глубиной, при котором воины во второй и последующих шеренгах замещали при необходимости людей в первой. Из-за этого вся фаланга была разделена на ряды, в которых люди стояли друг за другом. Таким образом, фаланга состояла не из нескольких длинных шеренг, а из множества коротких рядов. Каждый ряд был боевой единицей, и когда человек в передней шеренге падал, ему на смену вставал воин из задней — следующий в его ряду. Фалангу можно было построить разомкнутым строем, когда на каждого человека приходилось по два шага, или же сдвоить ее, образовав сомкнутый боевой порядок. Распространение аргивских щитов (вероятно, в начале VII в. до н.э.) значительно усилило этот новый тип строя. Это был круглый металлический щит, который уже не имел, как прежде, центральной ручки, а вместо этого прикреплялся к левому предплечью. Такой щит держался на уровне груди и прикрывал воина от подбородка до колен. В сражении обычно становились сомкнутым строем, и тогда ширины щита как раз хватало для того, чтобы прикрыть незащищенный бок человека, стоявшего слева. Фаланга развивалась постепенно и на ранних этапах своего становления должна была пройти через множество изменений. Воинов нового типа стали называть гоплитами, или воинами в доспехах. На вазе из Чиги, которая датируется серединой VII в. до н.э., гоплит изображен с двумя копьями, предназначенными для метания, как во времена Гомера, но у него уже присутствуют такие привычные детали снаряжения, как шлем, панцирь и поножи — все из бронзы. Со временем и вооружение, и доспех были усовершенствованы. Ко времени вторжения персов бронзовый панцирь заменили на льняной — он защищал лучше и стоил значительно дешевле, — а вместо метательных копий появились длинное копье, рассчитанное на колющие движения, и короткий меч. Обладая таким оружием, гоплиты могли держать тесный строй.

Проследить развитие фаланги во всех подробностях не представляется возможным. Мы знаем только, что система уже сложилась окончательно к VII в., когда спартанский поэт Трите писал, что долг воина — стоять плечом к плечу со своими товарищами и не пытаться выказать личный героизм в ущерб боевому порядку. Спартанцы осуждали Аристодема за то, что в битве при Платее он проявил безрассудную храбрость, поставив под угрозу жизни других воинов. О том, как была организована фаланга в самом начале, нам абсолютно ничего не известно. Первое детальное описание мы узнаем от Ксенофонта из «Государственного устройства лакедемонян», в котором он описывает спартанскую армию начала IV в. до н.э. Ксенофонт пользуется словом «репСекойу» (пентекостия), «пятьдесят», для того чтобы обозначить боевую единицу спартанской армии. На самом деле, в это время подобная единица была значительно больше.

Это позволяет предположить, что спартанская фаланга, а возможно, и фаланги других греческих полисов развились из системы, где основной единицей был ряд из восьми человек. Возможно также, что несколько ранее, где-то около 800 г. до н.э., фаланга состояла из лохов по 100 человек в каждом; лох же был составлен из двух пентекостий, которые делились, в свою очередь, на две эномотии. Каждая эномотия, вероятно, включала двадцать три гоплита, опытного воина, находившегося вне общего строя (его называли ураг или тергидуктор) и старшего командира, эномотарха. В бою эномотия обычно строилась в три ряда по восемь человек в каждом. При этом ураг становился позади и следил за порядком в задних рядах. Эномотарх, как все командиры фаланги, сражался перед правым рядом своего отряда. При построении в восемь шеренг лох состоял из двенадцати рядов. Командовал им лохаг, чье место в строю было с правого края.

«Архаический лох» — так могла выглядеть, в гипотезе, наиболее ранняя модель фаланги, из которой потом развились все остальные. Она была составлена из четырех эномотий (епотоНо), каждая из которых включала три ряда по восемь человек и помещавшегося позади старшего воина, который назывался оигадоз, «ураг». На рисунке он обозначен буквой У.

Левой частью лоха командовал пентеконтер, который находился с правой стороны своего отряда. Таким образом, перед нашими глазами предстает лох в сто человек, где командиры сражаются в передней шеренге, а позади гордо возвышаются ураги. Их обособленное местоположение хорошо показано Ксенофонтом в повествовании о вымышленной битве при Фимбраре. Позади фаланги размещены легковооруженные воины, а позади них, поддерживая порядок, выстроились ураги. Новый тип боевого построения был принят во всех городах-государствах, и хотя он мог меняться в деталях от полиса к полису, основная организация всегда оставалась одной и той же.

В самом крупном из полисов, Афинах, служить в армии были обязаны все граждане в возрасте от 17 до 59 лет. В V в. Афины могли выставить около 30 тысяч гоплитов, из которых примерно половина была полностью годна к бою. Остальные — те, кому не исполнилось девятнадцати лет, и ветераны, — несли гарнизонную службу. Гоплитов набирали из богатых слоев общества, так как воины сами обеспечивали себя военным снаряжением, а это могли позволить себе только зажиточные люди. Однако тот, чей отец был убит в бою, снаряжался за общественный счет. Насколько можно видеть, афиняне сохранили первоначальный «архаический лох» и, как правило, сражались строем в восемь шеренг. Их армия состояла из десяти подразделений, таксисов (сах15), каждым из которых командовал таксиарх. Каждое из этих подразделений набиралось от одной из десяти территориальных единиц Аттики. Все таксисы делились на лохи, но нам ничего не известно о том, существовало ли какое-нибудь промежуточное деление между ними. В Афинах, как и во всех демократических государствах, должность военачальника, или стратега, была выборной. Всего их было десять — по одному на каждую территориальную единицу, — и избирали их ежегодно. На деле с армией обычно уходили только трое. Тогда либо одного из них выбирали верховным командующим, либо все трое командовали армией по очереди. Командир, вероятно, стоял в первой шеренге, и даже стратег, отдав приказы, занимал свое место, которое находилось обычно на правом фланге фаланги.

Из всех греческих государств, развитие которых шло примерно по одному и тому же пути, следует выделить единственное, отклонившееся от этой общей схемы. Таким государством являлась Спарта, и ее страшилась вся Греция. Считалось, что один спартанец стоит нескольких воинов из любого другого полиса, и ни один другой полис не осмеливался противостоять спартанцам на полях сражений, разве что вынужденно. Собственно спартанцев, т.е. граждан Спарты, называли спартиатами. Они формировали ядро армии, которое усиливалось за счет воинов, поставляемых подчиненными Спарте периэками. К началу V в. в состав армии вошли и легковооруженные илоты. Если в армии были и спартиаты, и периэки, то к ним обращались «лакедемоняне» (илотов, конечно, не считали). У спартанцев было странное государственное устройство. В Спарте одновременно правили два царя, чья власть передавалась по наследству. Однако если чье-либо правление не нравилось, такого царя могли изгнать. При этом гораздо большей реальной властью обладали пять ежегодно избираемых магистратов, или эфоров. Возможно, что изначально цари обладали реальной политической властью, но к V в. до н.э. подлинной силой в государстве стали эфоры, отвечавшие только перед своими преемниками. У каждого царя были телохранители — отряд из трехсот человек, которых именовали гиппеями. Несмотря на такое название (от слова «Hippos», «конь»), они сражались пешими, а не конными. Изначально во всех военных кампаниях принимали участие оба правителя, но незадолго до начала персидских войн традиция изменилась, и в поход стал уходить лишь один из царей. Наши знания об афинской военной системе достаточно скудны, а вот о спартанской, напротив, весьма обширны. Этим мы обязаны афинскому воину и писателю Ксенофонту. Он провел со спартанцами много лет и даже участвовал вместе с ними в военных кампаниях. Ксенофонт был большим поклонником военной системы спартанцев, и его труды изобилуют фактами, касающимися ее. Труды Ксенофонта позволяют нам увидеть армию спартанцев такой, какой она была в конце V в. до н.э., а поскольку Спарта являлась государством очень консервативным, большая часть его описаний верна и для начала того века. Государство в Спарте регулировало все. Спартанцы были воинами и, по закону, не могли заниматься ничем другим. Земля в Спарте была поделена между хозяйствами, в которых работали илоты. Хозяйства принадлежали государству, и каждый спартанец получал все необходимое с одного из них. Такая система позволяла спартанцам посвящать все свое время воинскому искусству. Спартанское общество было чрезвычайно замкнутым и самодостаточным. Причина этого заключалась в том, что спартанцы изначально являлись воинами, победившими и обратившими в рабство илотов, число которых значительно превосходило их собственное. Для того чтобы сохранить свое положение, всем спартанцам приходилось всю жизнь оставаться воинами, способными при необходимости усмирить илотов.

Государство регулировало буквально все в жизни спартанца. Даже будущим матерям приходилось выполнять многочисленные физические упражнения для того, чтобы их дети рождались здоровыми; слабых или имевших физические недостатки младенцев убивали. В возрасте семи лет мальчиков забирали у матерей, обрезали им волосы и объединяли в группы. Дети жили, ели и спали вместе и обучались у одного наставника. Спартанцы не доверяли воспитание своих детей наемным учителям — для этого они выбирали какого-нибудь взрослого и опытного гражданина. Академическое образование было минимальным, основной упор делался на дисциплину и физические упражнения. Дети обычно бегали босыми и без одежды, а пища их была простой и достаточно скудной для того, чтобы поощрять воровство. Хотя их наказывали, если они попадались, наказание было именно за нерасторопность, а не за кражу. Таким образом их учили терпеть голод и добывать себе пропитание. С двенадцати лет дисциплина ужесточалась. Поскольку считалось, что мальчики в этом возрасте очень непослушны, их постоянно загружали тяжелой работой и непрестанными физическими упражнениями. Как и в детстве, им запрещали надевать что-либо под тунику, которая служила им одеждой и зимой, и летом. Драки поощрялись как среди детей, так и среди взрослых, однако они никогда не должны были происходить в гневе. Драка обязана была прекратиться по приказу другого гражданина. Хорошей иллюстрацией к этому может служить рассказ о мальчике, отец которого выпорол его не за драку, а за жалобу на то, что другой мальчик его ударил. Единственной добродетелью у спартанцев была храбрость, а величайшим пороком — трусость. Убитых в сражении несли домой на их щитах. Неудобный щит был обычно первой вещью, от которой стремился избавиться убегающий с поля битвы гоплит, поэтому спартанки, провожавшие на битву своих сыновей, желали им вернуться «со щитом или на щите». Юноша считался взрослым в двадцать лет, когда он становился пригодным к несению военной службы. Наиболее подходящих отбирали в армию, а остальные считались годными к несению внутренней службы. Из них же могли набирать пополнение. Поскольку армия спартанцев была организована по возрастным группам, молодые люди продолжали жить и упражняться вместе; даже женатый спартанец жил и питался в казарме, отдельно от своей жены. Такое разделение мужей и жен способствовало развитию гомосексуальных отношений.