«Приветствую тебя, Василий! Помнится, ты рассказывал, что в твоем районе, частенько стали люди пропадать. Даже говорил, что однажды весь личный состав отделения милиции исчез, только их одежда и оружие остались…

Ты ведь знаешь, брателло, я не трус. Да и не должен каскадер трусом быть. Но, здесь такое дело… Хотя, может, это после обильных вчерашних возлияний какие-то дурацкие предчувствия в голову лезут. Не пойму.

Короче! Принесли мне сегодня утром пакет. А в нем – письмецо с запиской и ключиком. А в записке – адрес банка, номер ячейки, код доступа и ненавязчивое такое пояснение, что, мол, это аванс, и что предлагается мне работенка по специальности за неплохое вознаграждение. Приглашаем, мол, на собеседование.

Сам понимаешь, никто в наше время от лишнего бабла не отказывается! Только одно смущает, – приглашают меня посетить не киностудию, или спортивный клуб, а, как я понял по адресу, обычный жилой дом, который как раз в твоем районе находится. Короче. Если ты это прочтешь, значит, со мной беда приключилась. Поэтому тебе, как сыскарю, оставляю адрес, куда я сейчас направляюсь. Ну, а если все обойдется, то и записка к тебе не попадет…

Жму твою ментовскую лапищу!»

Фрол очнулся, ощутив легкий озноб. Лежа на спине на чем-то жестком, медленно приоткрыл глаза и понял, что в глазах у него даже не двоится, а троится – в неестественно белом небе прямо над ним светило сразу три больших ярких солнца. Он посмотрел налево, направо, – вокруг голая каменная поверхность. Сам Фрол тоже был голым, то есть, из одежды на нем не было вообще ничего.

Что все это значит, и как произошло, понять он не мог. Как ни напрягал память, в воображении всплывали лишь отрывочные кадры из последнего фильма, в котором он снимался. Фрол поднялся и понял, что стоит на круглой металлической плите диаметром в несколько шагов. На ее поверхности, потемневшей от времени, имелись выпуклые закругляющиеся линии. Возможно, эти линии образовывали какие-нибудь символы, но чтобы их разобрать, надо было посмотреть с определенной высоты. Сама же плита находилась на скале, почти на ее вершине.

Как он сюда попал? И почему без одежды? Неужели так сильно напился, что память отшибло! Или кто-то разыгрывает с ним дурацкую шутку?

– Эй, хватит шутить! – крикнул он неизвестно кому, и никто ему, конечно же, не ответил.

Нет, что-то не состыковывалось. Какие, к чертовой матери, три солнца?! И еще, кажется, что-то не в порядке с горизонтом, или его не видно, к примеру, из-за туманной дымки?

– Так, Галлузо, вели этого перевести в казарму к черни и после обеда – вместе со всеми на строительство. Давай сюда второго и, насколько я знаю, последнего?

– Да, господин барон, последнего, – щуплый мужчина неопределенного возраста взял под локоть сидевшего на табуретке молодого человека с совершенно охалпевшим выражением лица и вывел его за дверь. Не прошло и минуты, и так же под локоть лейтенант Галлузо ввел в комнату Фрола со связанными руками, одетого всего лишь во что-то наподобие набедренной повязки. После чего, поклонившись господину барону, оставил их вдвоем.

– Садитесь, мой дорогой, – предложил барон.

Фрол, придерживающийся избитого мнения, что лучше сидеть, чем стоять, опустился на табуретку.

Обстановка в комнате была немногим насыщенней, по сравнению с той, в которой он провел почти сутки, то есть вчерашний вечер, ночь и половину сегодняшнего дня. Если в его камере без крыши, но со стенами высотой почти в два человеческих роста, была всего лишь лежанка, сплетенная из веток, то здесь из предметов мебели были только стол и две табуретки. Стены, такого же, как в камере цвета поблекшего золота, здесь были гораздо ниже, – при желании можно было ухватиться за верхний край стены, просто подпрыгнув. Фрол посмотрел по углам. «Туалета», представлявшего собой вырытую в земле ямку, прикрытую крышкой, также сплетенной из веток, здесь тоже не наблюдалось. Да еще в двери отсутствовало узкое отверстие, какое было в камере, в которое ему вчера вечером и сегодня утром просовывали глиняную миску с кашей и еще одну миску – с водой.

– Здесь ведь вот какая штука, господин Винсепто. Строительство новой крепости барона Ольшана лучше всего остановить, убрав самих строителей. Конечно, еще лучше было бы разобрать ее по кирпичику и ими укрепить Рубежную крепость вашего батюшки, графа Бовдо. Она ведь, по сути, маловата и слабовата. Я имею в виду высоту стен и их укрепленность. Ну и сколько она сможет продержаться, если барон выдвинет против нее все свое войско? Ну, перебьете вы половину, а потом все. Крепость захвачена…

Небольшой отряд всадников медленно двигался по дороге вдоль редкого леска. Впереди на некотором удалении ехали двое – дозорные. За ними – граф Винсепто и годившийся ему в отцы упитанный полковник Трофф. Чуть дальше – телохранитель графа капрал Рустам и телохранитель полковника лейтенант Калинник ехали по бокам большой повозки, управляемой угрюмым возничим, которого звали Жмур. Из всего отряда говорил до сих пор лишь один человек – полковник Трофф:

– Нет, конечно же, чуть что, из крепости Пентакля графа Ткача по тревоге нам тотчас же вышлют подмогу. И, конечно же, его бойцы – одни из лучших бойцов Лесного королевства отобьют и разобьют армию барона Ольшана. Но! – Полковник поднял указательный палец. – По сути, помощь они смогут оказать лишь в том случае, если Рубежная крепость не окажется в окружении.

Ну, а чтобы этого не допустить, необходимо построить напротив Рубежной еще одну крепость. А еще лучше – расширить Рубежную, чтобы стены ее упирались в горы. Тогда для наших противников никакого маневра не останется. Вот так-то… Я вашему батюшке давно об этом говорил, но он все ждет чего-то.

А ведь, что стоит тому же барону Ольшану нашу Рубежную захватить? Да ничего сверхсложного! Накопит пришлых, чтобы выставить их, как щит для своих бойцов, – и вперед, за короля Халимона! Горные пришлых не жалеют, не то, что мы. Да и у пришлых выбор появляется: либо загибаться от голода, да от черного труда, либо один раз рискнуть и в бою поучаствовать, чтобы, если в живых остаться, бойцом стать…

– Мне бы очень не хотелось узнать, господин майор, что этот ваш э-э… Фролм окажется обычным брехуном…

Барон Ольшан – мужчина лет под сорок, высокий и слегка сутулый, с короткими черными волосами и глубоко посаженными глазами – ехал на коне в сопровождении барона Волленвейдера, держа путь в сторону условной границы между Горным и Лесным королевствами. Впереди следовал отряд арбалетчиков, чуть позади – еще пятеро всадников, полтора десятка пеших бойцов и три повозки с установленными на них станковыми арбалетами.

С тех пор, как лесные напали на стройку у крепости Квадро, захватили пятерых пришлых и убрались восвояси, прошло не больше получаса. И вот уже барон Ольшан, предпринял ответный ход, призвав к бою более половины своих подданных, среди которых оказались и три дворянина: его родной сын Бушма, барон Волленвейдер и барон Биан.

Дерзкая вылазка лесных не должна была остаться безнаказанной. Конфликт такого масштаба, по сути, был объявлением локальной войны, и барон Ольшан без раздумий принял вызов. Принял, не попросив помощи у короля Горного королевства, вассалом которого являлся, и даже не поставив об этом в известность ни Его величество Халимона, ни Его преосвященство Маная. И это, несмотря на то, что в создавшейся ситуации серьезным реваншем мог стать, как минимум, захват Рубежной крепости, для чего всех войск баронов было, мягко говоря, маловато.

Но барон Ольшан не слыл трусом и готов был рискнуть с не меньшей дерзостью, чем лесные. Тем более что истинной целью реванша было не освобождение пришлых и плененного капрала Вьювеца и не захват Рубежной крепости, а возвращение человека, который два дня назад общался с самим Творцом и владел поистине бесценными сведениями.

Уходящий день принес королю Халимону немало известий о событиях, которые лучше бы не случились. Гибель друга детства виконта Анелли и генерала Лесного королевства графа Бовдо; побег из королевской тюрьмы их убийцы пришлого Фролма, провалившаяся попытка захватить беглеца и, как следствие – объявление королем Гурлием войны со всеми вытекающими бедами и проблемами. Эти беды и проблемы не заставили себя ждать…

Из докладов осведомителей следовало, что войска лесных, взявшие в осаду крепость Квадро и крепость Трио графа Гогуля, перешли в наступление сразу, как только зажглось третье солнце. Ждать оправданий и объяснений они не стали.

На Квадро лесные напали, ведомые самим королем Гурлием и его старшим сыном принцем Чингаем. Все силы король разом обрушил на одну стену. И, несмотря на попытку баронов Герзы и Бушмы сорвать атаку выдвинувшимся конными отрядами, Гурлий сокрушил противника, заставив конницу отступить, а крепость пасть.

Лесные потеряли убитыми тринадцать человек, горные – десять. При этом еще десяток горных бойцов, а также бароны Бушма и Биан были взяты в плен. В то же время участи пленения вместе с небольшим количеством бойцов избежали бароны Ольшан, Волленвейдер и Логвиин.

Атакой на крепость графа Гогуля руководил полковник Трофф, а среди первых, ринувшихся в бой, были сын покойного Бовдо граф Винсепто, и средний сын короля Гурлия, принц Чернец. Выдвинувшиеся из крепости им навстречу бойцы Горного королевства, изрядно потрепали лесных, но после того, как принц Чернец лично зарубил графа Лазута, остававшиеся на ногах горные ретировались. И уже ничто больше не мешало лесным в лоб штурмовать крепость Трио. Сражение оказалось кровопролитным и коротким. Лесные взяли крепость, уничтожив десять бойцов и пленив семерых, в том числе и графа Ступака, сами же потеряли убитыми восемь бойцов и виконта Бурмистра.

– Ты это про что, граф? – спросил виконт Германт у Винсепто.

Выполняя приказ короля Гурлия, они отправились в Королевский стан не напрямую, а вдоль берега озера, чтобы проверить, как обстоят дела у Восточного моста Нейтрального острова, и главным образом – узнать, не появились ли за последнее время новые пришлые. Чуть впереди два бойца сопровождали повозку, управляемую возничим, на которой со связанными за спиной руками лежал на боку принц Ащук. Тряпичный кляп надежно закупорил рот принца, который своими репликами успел всем надоесть.

– Понимаешь, – вздохнул Винсепто, – очень мне эта пришлая понравилась, Наташа.

– Красивая пришлая, – согласился виконт и потрогал переносицу, к которой недавно Наташа неслабо приложилась своим лбом.

Все перепуталось в голове у разбойника Шмела.

Вот он на Тощей поляне стреляет из арбалета в высунувшегося из-за дерева жандарма и видит, как тот стреляет в него, а уже через мгновение слышит клацанье, и вместе с нахлынувшей болью понимает, что, к сожалению, не носит такой же кольчужный пояс, какой имеется у атамана…

А вот он вместе со своим другом Никодимом Кореневым очухивается на скале, окруженной водой. Оба они абсолютно голые, и оба абсолютно уверены, что, перепив накануне паленой водки, в бесчувственном состоянии были обчищены до последней нитки какими-нибудь бандюганами, которые ради злой шутки перевезли и бросили их на незнакомом острове Можайского водохранилища. И будучи уверенными, что похмелье сопровождается галлюцинациями, они, поддерживая друг друга, спускаются к мосту, переходят через него на землю, и в это время их накрывает жесткая сеть, и слышатся смех и улюлюканье каких-то отморозков…

Вот его подвешивают вверх ногами на сук яблони, и кто-то спрашивает у кого-то, вывалятся ли у этого доходяги кишки, если вытащить стрелу…

А вот он, Сергей-Шмел тащит в Тусклом лесу раненого в ногу Никодима-Корепана на своем горбу, спасаясь от преследования жандармов, после того, как они вдвоем грабанули телегу, везущую продукты в герцогство…

Если бы не черные, как смоль волосы, Фрол сказал бы, что перед ним не девушка, а ангел. Доходящие до плеч кудряшки, красиво изогнутые брови, небесно-голубые глаза, чуть вздернутый носик, маленький рот с пухлыми розовыми губами, аккуратный подбородок с крохотной ямочкой… Чем-то ее бледное лицо показалось Фролу знакомым, – очень похожего человека он видел совсем недавно, но вот где?

Поигрывая кинжалом с длинным лезвием, чернокудрое создание бесцеремонно разглядывала одного за другим трех абсолютно голых мужчин. Сначала – Ушаца, затем – Никуса, и теперь – его, Фрола.

Как и у друзей-разбойников, его раскинутые руки были привязаны к перекладине, прибитой к торчащему из земли колу. Он не висел, как распятый Христос, – подгибавшиеся от усталости ноги доставали до земли. Показывать девчонке свою слабость Фролу не хотелось. Чтобы тверже стоять на ногах, он напряг мышцы, внутренне молясь, чтобы она поскорей убралась восвояси. Но девчонка, как назло, продолжала разглядывать его с неприкрытым интересом: склоняла голову то направо, то налево, что-то при этом шепча и слегка улыбаясь.

Фрол вдруг почувствовал, что возбуждается. А, увидев, что у девчонки начали округляться глаза, возбудился еще больше.

– Ого! – сказала она и протянула к нему свободную руку.

Цесаревна Купафка пришла к Фролу сразу после угасания второго и оставалась рядом с ним всю ночь. И всю ночь Фрол рассказывал ей о потустенном мире. Она поила его брагой, давала есть хлеб и поджаренную рыбу.

Сознавая, что нельзя терять силы, что нужно хоть как-то восстановиться, он не отказывался от питья и еды, хотя, казалось бы, кусок не должен лезть в горло. Фрол потребовал, чтобы девчонка накормила и напоила Никуса. Атаман пил, но не закусывал и через некоторое время окончательно опьянел. Ноги его подогнулись, но привязанные к перекладине руки не позволили упасть, и Никус так и уснул в полувисячем положении. Наверное, для него это был лучший вариант ожидания мучительной смерти.

Ничего кроме смерти не ожидал и Фрол. И хотя девчонка несколько раз повторила, что выбрала его в женихи, что завтра состоится их венчание, а для этого они уедут с Княжьего острова в женское царство, под крылышко ее бабки царицы Гущи, он не воспринимал эти слова всерьез. Разве князья отпустят на волю человека, ставшего свидетелем беспредельного ужаса, что творился в стенах крепости? Да никогда!

– Расскажи мне о своем мире, – попросила цесаревна.

– Что именно? – спросил Фрол.