Конец недели. Собираюсь домой: кроссворд — в стол, детектив — в портфель, тянусь к вешалке за пальто. Звучит в селекторе красивый грудной голос секретарши Верочки:

— Срочно к шефу!

Сразу скисаю. Это очень нехорошая примета, если требует начальник в конце рабочего дня, да еще в конце рабочей недели. Чертыхаюсь, проклинаю судьбу, но иду.

Приятно стоять у шефа на пушистом ковре, ворс ласкает ноги, будто сибирский кот, но на ковер, увы, обычно вызывают для головомоек. Уж так устроена жизнь — приятное всегда связано с какой-нибудь неприятностью: после банкета — изжога, после любви — женитьба.

Проснулся Приставкин весь в ледяном поту. Стряхнул с себя сон, будто свинцовое одеяло. Глянул в окно, где забрезжил холодный, как похмелье, рассвет.

Он лежал рядом с теплым плечом супруги Клавы на широченной трехспальной кровати, именно трехспальной, тут не оговорка, осенью такие выбросили в продажу, Клава изловчилась, купила, он спросил тогда:

— А третье место для кого?

Она с улыбочкой ответила:

— Для любовника.

Часы показывали пять, а солнце — хорошую погоду. Была пятница, венец рабочей недели. Душа стремилась к отдыху.

— Давайте после работы всем отделом поедем за подснежниками, — легкомысленно предложил я.

Сотрудники переглянулись.

— Вы индивидуалист, зазнайка, эгоист и одиночка, — не выдержал экономист Николай Петрович. — Вы замкнулись в узкий мещанский мирок обывательских интересов, укрылись в башне из слоновой кости. Противопоставили себя… Оторвались. Нет контакта… связи…

— Не понимаю… — оправдывался я. — Ну какой же я индивидуалист-зазнайка? Я всегда с коллективом. Я участник художественной самодеятельности, агитатор, редактор стенной газеты, член спортобщества, общественник… дружинник…

В самом начале благодатной весны, когда язычник Перун разматывает небесную пряжу облаков и швыряет вниз плодотворные грозы, в горах от зимней спячки пробуждаются Змеи Гаврилычи. Выползают из своих пещер на божий свет подышать да языки почесать. Впереди Змей-царь, его легко узнать по золотому венцу и языку из бриллиантов. За ним ползут гады земные и небесные рангом поменьше, все они пьют женское молоко, набираясь сил для темных делишек. От нецеломудренных связей Змеев и молодых русских женщин рождаются кикиморы, русалки и чародейки.

Нравятся Змеи слабому полу, умельцы они заморочить голову красными приветами, усладить сердца лебединой речью, заиграют, затомят, растопят уста белые девичьи. Являются Змеи к молодым женам в образе и подобии их убывших в командировки мужей, а к вдовам прилетают, обернувшись их покойными супругами.

Явится этаким франтом, поди разбери: Змей Гаврилыч либо законный муж.

К примеру, ночью стук в дверь.

— Дуня, отворяй.