В старом деревянном флигельке на Ждановке их жило четверо: старый, почти умерщвленный параличом Юрий Ильич, крутотелая, с черными усиками на губе — Зоя, парень Кузьма и белогрудый любимец — какаду-попка.

Жили вчетвером во флигельке на Ждановке а во всем городе, во всей стране жила, распоряжалась хозяйкой, растопырив ветровые крылья, — революция.

И оттого, что во всей стране всеми людьми распоряжалась революция, бывший полковник Юрий Ильич Коровин не командовал больше полком, подшефным наследнику цесаревичу Алексею, а сидел четвертый год паралитиком, прикованным к креслу; дочка Зоя, не докончив учения в Смольном институте, служила ордеристкой где-то в губпродкоме, а чахоточный и чужой раньше Кузьма, беженец из Холмской губернии, поселился в полковничьем флигельке.

И белогрудый попка не остался забытым в то время, когда революция рассаживала всех по новым местам. Но попка — не человек, и о нем — после-Чахоточный Кузьма попал в коровинский флигелек так: Прошлой осенью ходил по Петроградской стороне, нищенствуя, и зашел на Ждановке во флигелек — к бывшему полковнику Коровину. Так заходил, прося репу или сельдь, не один раз, пока Коровин, узнав Кузьму поближе и нуждаясь в человеческой помощи себе — паралитику, не оставил бездомного парня жить у себя.

И дочка Зоя не протестовала: надоело ей возиться с никчемным отцом… А Кузьма, обласканный неожиданно деревянным флигельком, стал ухаживать за старым полковником, следил за порядком в доме и, привыкнув, стряпал на «буржуйке» постный обед Коровиным и себе.

Весной во флигельке дела стали заметно хуже. Были проданы все ордена старого полковника, разменяли на хлеб светлое пальто офицерского покроя с шелковой подкладкой, почти все стулья, золоченые рамы от запрятанных портретов царской семьи, старинную родовую табакерку и много других вещей. Зоя приходила домой злой, грубила придирчиво Юрию Ильичу и ругала дармоедом Кузьму.

— Ну, и жизнь!… От такой жизни, кажется, нетрудно пойти на панель… Подумать только: дочь командира гвардейского полка, дворянка Зоя Коровина — и на панели… проституткой!. А все оттого, что я прикована к вам… ко всем… ко всем… противные, противные!… Уйду от вас…

Плакала у себя в комнате визгливо, бранно, а в клетке белогрудый попка отвечал ей из соседней комнаты крикливо, пронзительно:

— Ва-ва-ва!… Та-ва-ва!…

Все попугаи перенимают человеческую речь, а белогрудый какаду коровинский знал только свой язык — попугаев.