Она заявилась ранним утром. Уверенно взбежала на крыльцо, коротким стуком в дверь дала знать о своем присутствии завтракающим хозяевам. И тут же метнулась прочь, за ворота, за границу землепашеских владений.

Стар, приметивший незваного гостя еще загодя, выглянул не сразу. Зыркнул на мышками притихших дочерей, хлопнувшей горшками жинку, да промолчал. Неторопливо доел кашу, умело вылавливая пальцами в миске самые мясные куски и только после того, довольно отрыгнув и отерев заляпанные ладони о бока, ступил на крыльцо. Закутанная не по погоде в плотные одежды и плащ фигура ждала его с другой стороны хлипкого палисада.

— Чего надобно? — Буркнул он, демонстративно суя за пояс топор.

— Работу ищу.

— Что за работу? — Прищурился он, подметив топорщащуюся одежду ровно там, где обычно висит оружие.

— И чего ты привязался ко мне, волкан? Ни на шаг не отходишь.

— А чего бы и нет? — Удивился он. — С тобой спокойно и безопасно, можно не волноваться так о собственной драной шкуре. А главное — с тобою сытно. Да, пожалуй, самое главное. Лучшего и представить нельзя.

— А оно мне надо — кормить тебя и защищать?

— Эх, — вздохнул волкан, — твоя правда. Совсем ни к чему тебе это. Обуза, лишний рот и малополезный спутник — я знаю, знаю. Но ты пойми, что кроме твоей-то компании мне и податься-то некуда.

— Как же так?

Контракт как обычно отягощал карман. Даже если этого самого контракта с собою не было, а аванс за него, как это принято, обыкновенно удержали. И хотя в этом был заинтересован сам столичный прокурор, напутствовал деву уездный губной староста, объезжающий окрестные села именем закона и порядка. А по совести, просто искал дешевых исполнителей, прикрываясь наградной бумажкой, явно фальсифицированной.

К деве, дождавшейся пока обыкновенная шумиха перед домом выборника после объявления стихнет, и сельчане разойдутся кто куда, преимущественно в таверну, губной староста отнесся скептически. Оглядев ее исподлобья, сидя за установленным перед тем же самым домом столом, с ног до головы, особенно обратив внимание на глубокий капюшон и тканевую маску, он неудовлетворенно поцокал, помялся до неприличия долгое время, но все же соизволил выписать на клочке бумажки разрешение. Клочок он назвал контрактом, приложив к нему все ту же фальсифицированную копию объявления с наградой.

— Учти, — сказал он, — что разбойник оный скрывается. Запропастился невесть куда и носа своего не кажет. Коль желаешь наградку за него получить, изволь его для началу найти, а опосля прикончить. И учти еще то, что без доказательств надобных тебе никто на слово не поверит.

Уточнить про доказательства дева забыла, а вернее не сочла нужным. Наверняка, как обычно, будет достаточно предоставленных вещей убитого.

Лес, по которому она бродила, выглядел странно. Она не могла обнаружить скрывающегося разбойника уже довольно долгое время, но не сомневалась, что с остальными охочими до его поимки, если таковые найдутся, случалось то же самое. Все следы, уже довольно старые и местами затерявшиеся, указывали именно на это место — дремучий лес. Да и свидетели ничего не видевшие даром, но также смутно припоминающие за монеты, сами того не подозревая давали наводку сюда. Все обойденные вокруг опушки леса деревеньки неизменно указывали одна на другую, но стоило отдалиться от их черты чуть дальше, вглубь полей, как даже самый скромный слух пропадал, и не помогали даже пара позеленевших от старости и сырости монет. Алчность в глазах играла, но язык откровенно врал.

— Поедешь к югу, к самому морю, где на причале стоят высокие торговые галеоны и пестреющие всеми цветами радуги шхуны. В приморском городке отыщешь моего человека, связного, он проинструктирует тебя по дальнейшим действиям и даст более точные указания в соответствии с ситуацией. Воришки еще не знают, что на самом деле украли и какую ценность, — не финансовую! — держат в руках. Но, благо, ни на один из кораблей, отплывающих за море, они еще сесть не успели, иначе бы я знал. У тебя будет время и шанс, чтобы их схватить и проучить. Привези мне то, что они украли, и я тебя щедро вознагражу. Верни мне назад мое сокровище! Сделай это, заклинаю тебя!

Морской порт был наполнен звуками людского гомона и криков чаек. И не понять было, чего в большей степени. Пахло рыбой. Рыбий запах, ее требухи, как свежей, так и гниющей в придорожных канавах улочек, уходящих вглубь морского района, едко бил нос, заставляя морщиться и по возможности дышать ртом. Портовые трудяги нетвердой походкой без устали носились меж кораблями и наваленными в кучу товарами, легко определяя необходимое между теми, которые следовало погрузить на борт, и теми, которые только что сгрузили. Как им это удавалось — тот еще вопрос, так как одно не отличались от второго.

Дева стояла поодаль от общего шума, на самом берегу, редко прохаживаясь от одного причала к другому. Все также закутанная, она отчего-то не вызывала обыкновенной бурной реакции и всеобщего любопытства. Никто не поглядывал на нее полным недоверия и непонятной злобы глазами, никто не буравил в спину. Видимо здесь, в приморском городе, а тем более в порту, навидались всякого и уже ничему не удивлялись.

Похитители были здесь, дева уже успела их обнаружить и, всмотревшись в лица и фигуры, запомнить. Как было условлено, встретившись здесь с охотником антиквара, она получила от него ценную информацию и наводку, благодаря которой все же выследила скрывающихся беглецов. И сейчас она была в порту, прохаживалась, смотрела на тревожимую легким ветром водную гладь и слушала пронзительные крики чаек. А похитители сидели в кабаке неподалеку, пропивая свои последние средства. Они ее больше не интересовали — у них похищенного уже не было.

— Вот слушаю я тебя и диву даюсь. Вот как, объясни мне, как, потому как сам я этого, видимо, понять никогда не сумею, пережив все это, можно не слететь с катушек? Суметь сохраниться в здравом уме и полнейшей адекватности! Как тебе удается оставаться все такой же спокойной и полной веры в благородство и добрые намерения людей? После всего того, что ты сделала для них, и после всего того, чем они тебе за это отплатили? Нет, дева, не могу, не понимаю! Да, зверь я глупый! Мозгов, — он постучал себя по лбу, — едва хватает на то, чтоб выживать, а чтобы еще и понимать что-то… Тут надо родиться человеком — не иначе. — Он запнулся. — Или хотя бы разумным существом, мыслящим логически, а не просто живущим на диких, зачастую архаичных, инстинктах.

— Я монстр, волкан. — Безэмоционально отреагировала она. — Чудище ненормальное этому миру противное. Я ведь не человек, совсем.

— Не человек, — пробурчал волкан. — Как же. Видывал я этих человеков. Да уж, приходилось встречаться со всякими. И скажу я откровенно, что человечности в тебе, дева, поболе ихних будет. С лихвой. Мне, знаешь ли, болтать попусту и привирать ни к чему.

— Тебе-то ни к чему? А ну как лишу тебя пайка недельного?

Волкан протяжно вздохнул.

— Марек!

Чей-то тянущий зов разорвал витающую рядом со мною тишину, донесся откуда-то со стороны потонувших в сером мареве дворцовых покоев. Люди вокруг были чем-то заняты, кто-то что-то волок, кто-то кого-то тащил, — никто не обернулся. И тот зов с концами потонул в беспросветной мути происходящего.

Туманные тени предо мною, за мною, вокруг меня. Они молчат, они даже не смотрят друг на друга, не слышат зов, не откликаются на него. И меня, еще не ставшего частью их серо-черного безрадостного мира, они словно не видят. Их глаза пусты и темны, а лица ничего не выражают, замерев масками одного момента: приоткрытый в испуге рот, закушенная от боли губа, яростно сжатые челюсти, потонувший в невозможной тишине вопль отчаяния. И ни единого положительного, светлого и доброго, отражающего радость или счастье.

Я не знаю их. Может быть, помню, но они мне столь же чужие, как и случайные прохожие на улицах больших городов, идущих куда-то, толпящихся в очереди за представлением и ревущих от удовольствия зрелищности. Кто все они? Лишь наблюдатели — чужаки.

— Марек!

«Приветствую, друже! Оставим вопрос о том, как я тебя нашел, потому как я, собственно, даже не представляю, где ты можешь находиться. Но будем надеяться что эта необыкновенная птица верно разобрала порученное ей задание и все же каким-то образом, уж не представляю каким, донесет до тебя мое послание. Потому как мне есть, что тебе сказать.

Не стану высокопарно преувеличивать, что мне вновь потребовалась твоя помощь, знаю, ты этого не любишь. Поэтому скажу как есть. Я очень обеспокоен твоей судьбою, нашей слишком долгой разлукой и отсутствием вестей друг о друге уже более, представить только, целых двух лет! А посему я во что бы то ни стало решил тебя найти и наладить с тобою контакт.

Признаюсь, мне известны причины твоего ухода в тень, того, от чего ты так упорно скрываешься, но спешу тебя уверить — практически напрасно. Буря миновала. Не полностью, конечно, кое-где еще бушуют ураганчики, но самый пик уже давным-давно прошел. И выходит, твое таение оказывается излишним, а смиренное ожидание — чрезмерным, гордо превозносящим в тебе аскетову долю.

Мне бы, как твоему давешнему и искреннему знакомцу, было бы приятно думать, что я мог бы помочь тебе в твоем нелегком положении, — понять и поддержать словом это одно, но полезным и необходимым делом — совсем другое. И я, в самых лучших традициях приятельских отношений, спешу тебе навстречу, предлагая небольшое, но достаточно интересное приключение. Надеюсь, занятное и полезное нам обоим: тебе — вернуться в мир, мне… Что уж тут греха таить, у меня тут особенно корыстный интерес, выраженный преимущественно в золотом эквиваленте. Между прочим, при успешном приключении, полагаемом нам обоим.

Это пари, дорогой друг. Не скажу, с кем и на что — это коммерческая тайна, но играть с тобой, если ты все же согласишься, мы будем вдвоем. Я направлять, ты исполнять. Самое то, чтобы размяться, верно?

— Итак, мы все-таки встретились.

— Собственно, да. — Не стал я отрицать очевидного.

Хозяин откинулся на спинку высокого, но на редкость неудобного кресла, вперив в меня взгляд моего же коня. Странно было как тон его речи всегда различается со столь безынтересными глазами. Пожевал губами, — воздух здесь приторно-сладкий, — и вдруг сплюнул. Прямо так, на ковер.

— Ну вот и к чему все это было? К чему те бесполезные поползновения? Я разве не дал тебе понять изначально, что не желаю тебе сколько-нибудь зла?

— Вы вообще не дали ничего понять, кроме того, что пытаетесь встретиться. Знаете, больше походило на западню.

— Что ты выращиваешь?

Ее комната была похожа на цветник, и тем удивительнее было, что вырастила она все это своими собственными руками. Доступ сюда имели лишь немногие, и приятно осознавать, что я принадлежал к их числу.

— Базилик. — Пропела она, на короткий миг обернувшись ко мне. Я был уверен, что она улыбается.

Комната была полна света, но там, где стояло интересующее растение, как будто оказалось его средоточие. Я попытался увидеть то, что видела она.

— У него листья красивые, на стройной ножке. — Произнесла она таким тоном, словно это должно было мне многое прояснить.

— Поведай мне, Марек, о гостеприимстве приютившего тебя барона.

— О каком бароне идет речь?

— Неужели столь многие привечали тебя в землях вольных баронств?

— Так вы об этом…

— Как-никак, ты провел в гостях неполную неделю. Шесть дней, верно?