Торговля в Зоне была одним из первых появившихся видов деятельности. Изначально это была торговля на черном рынке вещами из тридцатикилометровой зоны отчуждения, ещё до второго взрыва. Отравленные реликвии отселенных из этих мест семей с охотой скупали коллекционеры — экстрималы, старую мебель — мебельные фабрики как материал, и металл ценили так же не меньше.

После второго взрыва на черном рынке появились новые товары, порой один экзотичнее другого: кого-то интересовали артефакты, а кто-то хотел украсить свою гостиную чучелом какого-нибудь диковинного зверья. Торговля первым видом товаров шла конечно лучше и сталкеры с охотой добывали необходимые образцы, тем самым получая не плохой заработок.

Артефакты предсказуемо вызвали интерес не только у перекупщиков и коллекционеров, но и у ученых разных мастей. Те в свою очередь поделились на два лагеря: часть научной братии закупалась исключительно у черных торговцев, не пачкая рук, а другая часть — выездная — нанимала непосредственно в Зоне людей и те доставали нужные образцы. Иной раз ученые платили за добытые образцы в полтора, а то и два, раза больше, чем обычные торговцы, но и скупали исключительно дороги и редкие образцы.

Такие артефакты попадались редко, но вчера Морфею повезло: вторую за свою Зонную жизнь «Снежинку» он не без труда изъял у скопления «Электр» на местном заводе. И если первую он бережно хранил в своём схроне, то вторую намеревался сдать ученым. На вырученную сумму сталкер планировал как следует пополнить свой боезапас, затариться провизией и поправить обмундирование, попорченное схваткой с «Электрами». Да и что ещё нужно вольному бродяге?

Ему не нужна была слава, он привык быть в тени и действовать скрытно, работая исключительно в собственных целях и лишь иногда протягивая руку помощи нуждающемуся в ней, ведь кто, если не он. В конфликты, однако, старался не встревать, в серьезные дела тоже. Размеренная стабильная жизнь вполне устраивала Морфея: работа есть, пища тоже, ночлег найти особого труда не составляло, если знаешь, куда лезть. Проблема была только в женщинах, но если уж совсем прижимало без женской ласки, то мог и не полениться дойти до «Штей», уйти в загул там на несколько дней, а потом, когда значительная часть карманных финансов заканчивалась — пойти обратно. Но в целом, сталкер всегда считал, что женщинам в Зоне не место. Слишком грозная обстановка, слишком много вредных для здоровья факторов. «Бабское дело торчать на кухне, у плиты, готовить жрать и рожать детей. Нечего им в Зоне шариться» — говорил он и, всё же пытался понять тех редких ненормальных, которые с уверенностью нехилого барана пёрли непосредственно в ЧЗО, нежели в ряды представительниц древней профессии. Однако сейчас он не слишком приветствовал возможность, чтобы рассуждать именно об этом.

Болота просто не могли быть тихим участком Зоны — здесь всегда что-то шумело, будь то здешняя живность, перестрелки или шёпот камышей, провоцируемый касаниями холодного влажного ветра. Но, всё же, даже в самом шумном помещении можно найти укромный уголок, в котором ты будешь в приемлемой тишине и не заметен.

Таким уголком на Болотах являлась база группировки «Чистое небо», а точнее — остатков от той самой группировки, ведь многие были убиты и потеряны в последний день погони за Стрелком, на ЧАЭС. Те, что были убиты — были утеряны навсегда, а те единицы, которые смогли пережить всю ту кашу, приправленную выбросом вместо варенья, возвращались обратно на ставшую родным домом базу группировки. Время шло, люди приходили и уходили, группировка оставалась в шаткой стабильности, защищая уже не всю территорию Болот, а только подход к базе, ведь численность группировки была скудной, да и лидер был совсем не лидером, а профессором. Каланча делал всё, что было в его силах, чтобы вернуть группировке прежнюю силу и множественность, но получалось это откровенно плохо: кто-то из оставшегося состава просто не подчинялся, а кто-то уходил в лапы «Ренегатам» и, следовательно, в лапы смерти. Всё бы так и шло дальше по накатанной колее, если бы в один прекрасный день на базу не явился сам Лебедев — законный лидер группировки.

Люди радовались, вот только сам лидер был иным, словно что-то его сломило. Догадываться что именно, не приходилось: скольких своих бойцов Лебедев оставил на станции, вместе с идеей покорения тайн Зоны. Он часами мог недвижимо смотреть в одну точку, стал груб с составом, а вскоре стал самолично убивать собственных бойцов, сокращая и без того редкий штат группировки. Причём делал это из-за всякого рода иногда глупых мелочей, вроде неубранной бутылки или слишком громкой игры на гитаре. Совсем скоро люди стали бояться его, он перестал быть тем лидером, которого хотелось уважать и которого так не хватало оставшимся в живых бойцам.

— Это уже не он. — Сказал Холод, облокотившись руками на барную стойку. Его собеседник, Гриша Уж, сидел напротив него и всматривался в небольшую дымящуюся кучку пластмассы. Дымилась она от того, что теперь их могучему лидеру просто перестала нравиться музыка в любых её проявлениях, и сегодня он решил прострелить маленький приёмник, что всегда оживлял своим звучанием отведённое под бар помещение. — Командир любил эту песню.

— Дело ведь совсем не в музыке. — Поддержал разговор Уж. Он был в группировке не первый год и, более того, был одним из тех, кому удалось пережить ту битву в госпитале. Дальше он не пошёл, было велено остаться на позиции, а когда грянул выброс, он и его товарищи просто спрятались в самый укромный уголок разрушенного здания. После последовал переход на далёкие Болота и возвращение на родную базу. — Может он попал под влияние той штуки, которой молятся фанатики?

Некогда шикарное глубоководное озеро Янтарь сейчас стало неприятной болотистой впадиной на территории Зоны. Здесь не любили задерживаться никто, будь то военный, вооруженный до зубов, опытный сталкер с небольшим отрядом или, неведомо как, попавший сюда новичок, неуверенно смотрящий вперёд, но крепко сжимающий в руках, непривыкших к оружию, свой первый здесь «обрез». Но бывали среди пришедших и те, кто оставался здесь навсегда. Не по своей воле, но по велению самой Зоны, ведь для каждого, кого она впустила в свои владения, уготовлена особенная миссия. Кто-то местный санитар, вроде бойцов из «Долга», кто-то добровольная рабочая сила в её руках, а кто-то — защитники её тайн, так доблестно охраняющие те. Защитники представляют собой скопления «Монолитовцев» или зомби, которые как раз и были теми, кто однажды, не во время, заглянув на Янтарь, остались там навсегда.

Под взором безжизненных глаз волосы на загривке автоматически поднимаются дыбом. Убивая очередного кадавра, ты не можешь до конца быть уверенным в том, что сам не станешь таким же, и эти мысли никому не дают покоя, как бы люди это не отрицали.

Словно поражённые неистовой слабостью, зомби бродят по территории озера, взирая на мир отрешённым взглядом, но, иногда, ещё прося о помощи приходящих сюда сталкеров и неосознанно убивая их. Зона так велела, а против неё ни у кого козыря в рукаве нет.

Украинский армейский внедорожник «Казак», рассекая колёсами рыхлую болотистую почву и безжалостно сбивая попадающихся на пути зомби, ворвался на территорию местного научного комплекса. Из средства передвижения вышло пятеро человек, а именно профессор Герман — руководитель научного комплекса с окраин завода «Юпитер» со своей вооружённой охраной. Впрочем, Герман был, наверное, единственным старшим научным сотрудником экспедиций, который покидал место своей работы. Зачастую профессор сам отправлялся за материалами для опытов, отходя на десятки, а то и на сотни, километров от своего научного комплекса. Естественно не без охраны, ведь, как и большинство представителей научной делегации, Герман был патологическим трусом, но, в отличие от остальных, старался это скрыть, что удавалось ему весьма не плохо.

В бункере гостей уже ожидал профессор Сахаров.

— Хм, бывают же чудеса. — Комбат потер грязной ладонью подбородок, поросший короткой щетиной, и, посмотрев на сидящего напротив Морфа, рястянул губы в улыбке. — До последнего думал, что ты сумаcшедший.

Жорик глухо усмехнулся, опустошая вторую за вечер банку тушёнки и, опустошив, кинул ту в сторону стоящих вагонов. Жестянка звонко ударилась об асфальтированный участок ангара, спугнув своим звоном пару тушканов, что суетились за большими бочками, и те разбежались в разные стороны. Жорик передёрнулся, что не осталось без внимания.

— Геворг, боишься их что ли? — Уж весело похлопал товарища по плечу, на что тот только сдернул руку мужчины.

— Это монстры, которые скачут по нашему убежищу. Цапнут за пятку, пока сплю, и всё.

Компания дружно рассмеялась и тут же замолкла, устремив взгляды на учёную. Та немного сжалась под тяжелыми взглядами мужчин, с недоумением наблюдая за ними:

— Значит так, — Уж склонился над картой Кордона, раскрытой на его ПДА и, осмотрев товарищей, расположившихся рядом с ним. Указал пальцем на железнодорожную насыпь, что находилась в непосредственной близости с местом привала группы. — Здесь небольшой отряд военных с блокпоста, но они хорошо вооружены, поэтому мы пройдем через лаз в ограждении, чтобы не схлестываться с ними. Так… — мужчина задумчиво потер редкую рыжую щетину и поднял лицо к ясному небу. — На самом блокпосте будет сложнее.

— Почему? — Роза вопросительно посмотрела на старшего товарища. — Разве нет никакого лаза?

— Ой, даже если его там нет — пройдём с боем. Фигня. — Морфей расслабленно пожал плечами и присел на сухую траву, тут же достав из кармана костюма на половину полную пачку сигарет и, взяв из оставшихся одну, закурил. Реплика сталкера вызвала ироничный смешок у бывшего члена «Чистого неба»:

— Два десятка солдат и фигня? Не проснулся что ли до сих пор, друг?

Морф покачал головой.

Одним из главных отличий Зоны от Большой земли является то, что какое бы время года там не было — ничего не менялось. Будь то тёплый май или морозный февраль. В здешних местах словно царил вечный октябрь со своими холодными осенними дождями и пронизывающим до костей ветром, а определить настоящее время года можно только по календарю и то только в том случае, если он верно настроен.

Полгода пролетели как мгновение, пронося с собой дела и заботы, давая время, как на собственное восстановление, так и на восстановление того, что было разрушено последними, по местным меркам, масштабными событиями.

Каждый выживший член «Чистого неба» свыкся с гибелью своего первого лидера достаточно легко: вся тоска была утрачена ещё тогда, когда Лебедев со своей группой не вернулся с ЧАЭС, но тогда не было уверенности в его кончине, которой сейчас владел каждый. Гораздо сложнее было привыкнуть к новому лидеру, но и самому лидеру было не просто вжиться в свою новую роль. Роза никогда не думала, что управлять кем-то может быть настолько сложно, особенно если эти кто-то — своенравные люди, едва ли не в два раза старше своего лидера и частенько пытавшиеся учить ту. Девушку это откровенно раздражало и заставляло лишний раз задуматься о правильности своего решения взять управление группировкой в свои руки. Но о чём-то жалеть было поздно и приходилось находить подход к каждому теперь уже своему подопечному, налаживая с ними отношения и при этом, стараясь никого не выделять слишком добрым или, наоборот, слишком негативным отношением.

Боевая обстановка оставалась динамичной, то снижая свои обороты, то увеличивая, что в последние месяцы оставалось её приоритетным состоянием. Этому способствовало появление в районе Болот небольших групп «Наёмников», которые с каждым днём встречались всё чаще и чаще, превращая обычные исследовательские вылазки в боевые. Как с потерями со стороны противника, так и со стороны «Чистого неба». Данный факт волновал каждого бойца группировки, ведь ранее если наёмники и заходили на Болота, то достаточно редко и исключительно по заказу, а исполняя его — исчезали, словно их здесь и не было. Поэтому, людям оставалось только гадать и выдавать свои идеи по поводу такой возросшей активности наёмных убийц в данном районе ЧЗО.

— Они ищут. — Тихо проговорила учёная, стоя напротив небольшой могилы с самодельным деревянным крестом и легко усмехнулась: девушка знала, что здесь забыли наёмники — они искали её. Роза поняла это тогда, когда после первой встречи с ними у одного из трупов нашла пропуск в Зону, оформленный научной печатью, по всем правилам. Такие подписывал и выдавал сам Герман, если сталкеры работали на благо науки или исполняли поручения ученых, не входившие в план работ, такие, как, например, поиски и ликвидация неугодных людей. При проверке следующих встречающихся наёмников так же находились подобные документы, что только подтверждало догадки девушки о том, что Герман не оставил в покое сбежавшего подопытного по неволе. Так же, со временем Роза осознала, чего именно так боятся ученые, но, несмотря на возможности, девушка не спешила возвращаться на Большую землю и докладывать высокому научному начальству о том, чем занимаются их подопечные в Зоне, вместо того, чтобы изучать ту. Теперь у неё была ответственность за людей, которые, по истечению времени, стали для ученой новой семьёй. — Ох, и не везет им.

Проводник оказался на редкость молчаливым, поэтому не долгая дорога до заставы «Долга», казалось, длилась целую вечность. У ученой итак не было никакого желания беседовать с кем-либо, тем более незнакомым. Оказавшись непосредственно на базе группировки, девушка расплатилась со сталкером и тот отправился назад, внимательно, в который раз, пересчитывая денежные купюры, перевязанные тонкой резинкой.

Роза чувствовала себя здесь в одиночку неуютно, но всё же не сильно жалела, что направилась прямиком на Кордон, оставив глубоко в голове мысль прогуляться там, на Болотах, до старой церкви, где, насколько помнила девушка, обитали «Спартанцы» и попросить у тех помощи. «Лишняя гора трупов» — подумала про себя ученая и фыркнула, когда увидела удивленный взгляд охранника бара. Вместо привычного «Проходи, не задерживайся!» она услышала колкую шутку в свой адрес, по поводу того, что осталась одна из своей группировки: куртка, раскрашенная в соответствующих для «Чистого неба» цветах выдавала её принадлежность со всеми потрохами.

А слухи по Зоне разносятся быстро и, поэтому, было не удивительно, что даже охранник в баре знал о том, что произошло совсем недавно на Болотах.

Спустившись в помещение бара, Роза недовольно поморщилась, обнаружив, что сегодня здесь было достаточно многолюдно, но, всё-таки высмотрев в углу свободный столик, ученая быстро проследовала туда и присела на деревянный ящик, служивший здесь стулом. Девушка поместила руки на стол и устало опустила на них заболевшую голову: следовало решать, как лучше действовать дальше, но мысли упрямо отказывались собираться в идеи, летая по голове в полном хаосе. Ученая пыталась понять мотивы профессора Германа и, в то же время, раздумывала как быстрее и безопаснее добраться до Янова, чтобы встретиться с этим человеком лицом к лицу и всадить тому пулю в широкий лоб, одним выстрелом отомстив за всех тех, кто погиб либо по его приказу, либо — от его собственной руки. После десяти минут смысловой отборки в голове, девушка решила, что для начала нужно просмотреть маршрут и, поэтому, выложила на стол старый отцовский ПДА, открыв старую, не скорректированную карту ЧЗО и принявшись внимательно изучать ту.

Роза чувствовала на себе чей-то цепкий взгляд, но, каждый раз оглядываясь на присутствующих, никого смотрящего в свою сторону не обнаруживала. Каждый был занят своим делом: кто-то просто разговаривал, кто-то — трапезничал местными деликатесами.

— Вы же на Болотах были, насколько мне это известно. — Роза внимательно осматривала помещение, кое являлось одной из комнат главного здания бывшего НИИ «Агропром». Пошарпанные полы и стены, большие оконные проемы, перетянутые мелкой сеткой Раббица, скудная мебелировка, включающая в себя несколько столов, составленных в один, на манер большого офисного стола совещания, пустые металлические ящики, видимо, использованные ещё в те времена, когда Зона и Зоной то не являлась. Так же, в помещении царил сильный запах сырости, не выветриваемый лишенными стекол окнами, но хозяин комнаты, казалось, настолько привык к нему, что спокойно сидел на своем месте и не замечал его, с интересом «сверля» взглядом ученую.

На реплику девушки, Корд пожал плечами и усмехнулся:

— Нас выгнали аномалии. Заполонили базу даже под землей, мы не могли оставаться там дальше, а местные бандиты благородно уступили нам это замечательно место.

— Так уж и уступили? — Роза скептически приподняла левую бровь, чем вновь вызвала усмешку командира «Спарты», который, казалось, усмехался над всем, что попадало в радиус его взгляда или слуха.

— Когда ты мёртв, возразить что-то против не можешь.

Таких сильных выбросов в Зоне не было уже на протяжении пары месяцев, а сегодня природа словно взбесилась. Если сейчас поискать человека, самочувствие которого было бы в норме — поиски увенчались бы неудачей, ведь даже те, кто привык свою физическую боль скрывать ото всех, обнадеживающе улыбаясь, не смогли бы с полной невозмутимостью сказать, мол, всё в порядке. В основном местных сталкеров в подобные дни одолевала сильная головная боль и те, подлечившись кто препаратом, а кто горячительными напитками, предпочитали не просто переждать выброс в компании знакомых, а проспать его, укрыв беспокойную голову чем-нибудь и, тем самым, оградив себя от любых внешних раздражителей.

В подобные дни и без того людный бункер ученых был едва ли не самым посещаемым местом, наполненный отделениями охраны и сталкерами, не успевшими во время добраться до станции «Янов», и вся эта суматоха раздражала Германа, попавшего в число страдающих от местных природных катаклизмов.

Профессор восседал в углу лабораторной комнаты, приложив ко лбу холодную резиновую «таблетку», надеясь так убрать, не проходящую после приема специального препарата, головную боль. Шумы, создаваемые пришедшими гостями, больно били по «чугунной» голове, заставляя морщиться от каждого слова, сказанного чуть громче, чем требовалось, но избавиться от толпы Герман не мог. Оказав им помощь сейчас, позволив укрыться под своей крышей, мужчина заключал незримый контракт со сталкерами, целиком и полностью обязывающий их помогать ему в его нуждах, а нужд было достаточно.

После убийства Сахарова поддерживать связь с той частью Зоны стало гораздо сложнее: «Наемники» отказывались отправляться на его небольшие задания, сраженные слухами о том, что из этих заданий возвращались единицы, не соглашаясь трудиться даже за крупную сумму денег, а одиночки могли вполне согласиться, что превращало их в доступную рабочую силу. Но Герман знал, что не всегда обычный сталкер может оказаться в неизбежных вооруженных столкновениях надежнее подготовленного «Наёмника», и старался придумать новые способы принятия на работу нужного вида населения.

Ученый буквально разрывался между двух тяготящих его ум проблем, одна из которых затрагивала вопрос найма людей, а другая — пропажи Розы. Вот уже которую неделю девушка словно в воду канула и найти ту не получалось, хотя Герман расходовал на это все доступные ресурсы. Небольшие беседы с лидерами местных «бандформирований» — как любил называть здешние общества мужчина — результатов не приносили и, когда стало известно о ранее закрытой ото всех группировке «Спарта», Герман был более чем уверен, что одна из его проблем вскоре будет решена. Внутреннее чутье не давало покоя ни на секунду, но предводитель объявившейся группировки отчаянно утверждал, что никаких ученых не прячет на своей территории, предлагая прогулку по той, лишь бы отделаться от надоедливого представителя науки. Ученый на подобное предложение согласился не думая, но, даже обыскав территорию института и не найдя там ничего интересного, Герман не мог заглушить внутри себя чувство уверенности в своей правоте, мысленно стараясь отречься от навязчивых чувств.

Кто бы что не говорил, а моральное истощение утомляет ни чуть не хуже физического, полностью отключая желание находиться в реальном, таком утомляющем, мире и заставляя отправиться в мир снов. В тот самый мир, в котором возможно исполнить и получить всё на свете, чего бы ты только не осмелился пожелать: от власти над миром до серебряного единорога — возможно всё. Иногда сны приносят далеко не самые желаемые видения — кошмарные и отвратительные картины прошлого, настоящего или просто плоды разыгравшейся фантазии человека, увидев которые, хочется скорее проснуться и почувствовать себя вдали от этого.

Сегодня Розе приснился отец. Он выглядел гораздо моложе, чем был тогда, на Болотах, и, что немало важно, был человеком.

Ученая помнила тот день, когда Лебедев, пообещав вскоре вернуться, уехал в какую-то научную командировку, коих у того всегда было много. Но эта была необычной хотя бы по тому, что бабушка, обычно спокойно относящаяся к разъездам сына, в этот раз подгоняла его на выход громкой руганью, а после, когда мужчина ушел — долго проплакала на кухне, убеждая ещё маленькую для понимания некоторых вещей Розу в том, что всё хорошо.

Время шло с огромной скоростью, но Николай всё не возвращался. Бабушка с каждым разом отвечая на вопрос девочки о папе становилась всё злее, но та до сих пор не могла понять из-за чего мать может так сильно злиться на сына, словно тот был не родным ей человеком, а чужаком с улицы, неверным словом или действием обидевший её. В один прекрасный день, женщина, уставшая от постоянных расспросов внучки, заявила той, что её отец никогда не придёт.

— Почему не придёт? — Девочка едва сдерживала слезы, сжимая маленький ручки в кулачки и отчетливо не понимая, зачем бабушка говорит такую ерунду и когда, наконец, та скажет ей правду.