Die Sprache

des menschlichen Antlitzes

Физиогномике уже много тысяч лет. Первыми физиогномистами были дикари, которые раскрашивали свои лица, чтобы испугать врагов. Египтяне пытались достичь физиогномического эффекта, изменяя форму черепа. Характерным примером являются хранящиеся в берлинском музее искусственно вытянутые черепа дочерей Аменофиса, датируемые 1350 г. до и. э. Несомненно, жрецы, которые обладали этим искусством, хотели создать впечатление, что королевская семья принадлежит к особенно благородной и изысканной расе. Первым письменным свидетельством о физиогномических изысканиях мы обязаны Аристотелю. Из приписываемой ему физиогномики мы узнаем, что и до него физиогномисты исследовали выражение «лиц» животных и расовые различия, чтобы раскрыть тайну человеческого лица. С угасанием древних культур прекратился и интерес к физиогномике. Только у Леонардо да Винчи мы находим возрастающее количество сообщений о его физиогномических наблюдениях. Очень подробными физиогномическими исследованиями занимался Микеланджело — о чем, без сомнения, свидетельствуют его картины, которые правдиво и даже натуралистично передают человеческие страсти и страдания — однако он, к сожалению, не оставил никаких письменных свидетельств о своих физиогномических исследованиях.

Затем на многие столетия в физиогномике снова воцаряется тишина, вплоть до появления труда Лафатера — «Физиогномические фрагменты для повышения качества человекознания и человеческой любви». Книга возбудила всеобщее внимание. Сам Гёте посвятил ей немало времени. Лафатер, несомненно, был духовно богатым человеком и хорошим наблюдателем, но при этом совершенно некритичным фантазером. Когда ему прислали для оценки дагерротип, в котором он узнал черты Гердера, то он немедленно обнаружил в этом лице все известные ему качества великого философа. В действительности же дагерротип принадлежал некоему разбойнику и убийце. Можно, конечно, сомневаться, было ли это только его заблуждением, но без этого не обошлось.

Точно таким же фантазером, но одновременно и заслуженным исследователем был Галль. К заблуждениям его учения о черепах я позже вернусь. В то же время несомненная заслуга Лафатера и Галля состоит в том, что они пробудили всеобщий интерес к физиогномике, который не угасает в течение уже 150 лет. Накопившаяся за это время литература достаточно обширна. Большинство физиогномистов и сейчас идет по пути, проложенному Лафатером и Галлем. В мои намерения не входит перечислять много имен. Хотя среди них есть серьезные и нацеленные на поиск истины исследователи. Из этой группы я назову Дарвина, Дюшена, Боре, Пидерита, Лершаи Фервея. Серьезный обзор о состоянии нашего физиогномического знания за последние десять лет излагает Крукенберг в своей книге «Выражение лица человека» (Stuttgart, F. Enke). Там представлено достаточное подробное изложение текстов по физиогномике за эти десять лет.

Мои собственные физиогномические исследования длятся уже на протяжении почти пятидесяти лет, со времени моего студенчества. Тогда я имел счастье познакомиться со старым мастером немецкой археологии, фон Брунном. Во время своих археологических изысканий Брунн, как правило, сталкивался с вопросами, которые можно было решить только на основе анатомических знаний. Например, в нашей первой беседе мы обсуждали выпячивание лба у бюста Зевса Отриколи — и мало-помалу между нами установились почти дружеские отношения, за что я и сегодня благодарен судьбе и рассматриваю это событие как особо значимое для всего моего последующего развития. Около 1890 года я начал собственные физиогномические исследования; 50 лет последующей врачебной работы предоставили мне богатые возможности для физиогномических наблюдений, но я не смог надлежащим образом классифицировать и обработать их. Жизнь, полная работы и забот, не предоставила мне на это времени. Лишь в последние годы у меня появилась возможность освободиться от большей части моих врачебных обязательств и изложить свои физиогномические мысли и наблюдения. Сначала у меня были сомнения, позволит ли мне мой возраст проделать подобную работу. Но чем больше я продвигался вперед, тем уверенее у меня появлялось ощущение, что возраст создает даже преимущества для подобного рода исследований. С возрастом дальнозоркими становятся не только глаза — в оптическом смысле — но и дух. Может быть, не удается вблизи столь остро распознавать отдельные подробности, но зато лучше видны общие линии целого. Поэтому, как мне думается, мне стало легче классифицировать и систематическим образом изложить мои многочисленные наблюдения, и это у меня получилось лучите, чем если бы я делал это десять лет назад. Насколько правильны эти мои ощущения, судить читателю.

Я попытался проследить развитие и изменение человеческого лица от рождения до самой смерти. Кроме того, я попытался учитывать практически игнорируемое до последнего времени значение наследственных признаков. Другой моей задачей было путем углубленного анализа работы отдельных лицевых мышц установить соответствующие характерные черты лица, и, далее, понять, в какой мере эти черты лица позволяют нам говорить о личности человека. Те области, в которые мне пришлось вторгаться в ходе моей работы, часто представляли собой непаханую целину. Поскольку я не мог ограничиться анатомическими основами, то постоянно вынужден был заниматься вещами, в общем, достаточно чуждыми врачебной профессии — историей искусства, археологией, мировой историей и историей литературы.