В новую книгу всемирно известного французского прозаика Паскаля Лене вошли романы «Прощальный ужин», «Анаис» и «Последняя любовь Казановы». И хотя первые два посвящены современности, а «Последняя любовь Казановы», давший название настоящей книге, – концу XVIII века, эпохе, взбаламученной революциями и войнами, все три произведения объединяют сильные страсти героев, их любовные терзания и яркая, незабываемая эротика.
I
Жизнь порой напоминает роман, что верно то верно. Если и существует некий Бог, который развлекается тем, что сочиняет подобные истории, – значит, одним плохим автором больше, и вопросы метафизики тут ни при чем.
Но мы! Мы, герои наших собственных приключений! Неужто миллионы лет эволюции ушли на то, чтобы породить это чудо природы – меня, вас?! Скажите пожалуйста! Черви мы земляные, сто раз об этом говорено. Мыслящие, правда, но от этого не легче.
Вот я и сказал, что собирался. Остальное – просто болтовня, как вы уже догадываетесь. Сотрясение воздуха. Если слишком резко задрать голову, ударишься макушкой. У бытия очень низкий потолок. Правда, нам размалевали его в голубой цвет, назвали «лазурью» – почему бы нет? Что ж, попробуем! Попробуем еще раз!
Начнем с обстановки. Что вы скажете о заправочной станции на обочине магистрали? Затасканно? Жизнь почти постоянно подсовывает нам самые затасканные вещи. Невероятные скидки. Полная распродажа. А распродать все подчистую никак не получается, вот черт!
Итак, за несколько километров до Авиньона я остановил у бензоколонки взятое напрокат транспортное средство. Первый раз после Парижа залил полный бак. Расход горючего всего пять литров на сто километров! Гидроусилитель руля, кондиционер, а если случится поцеловаться со столбом, из руля выскочит накачанная гелием подушка и унесет в лихаческий рай вашу душу, отягощенную тяжкими грехами.
II
На ней, по тогдашней моде, была дубленка, в каких ездят среднеазиатские кочевники: с длинными полами, достающими до стремени. Сапоги из мягкой кожи наверняка прибыли из той же степи.
Короткая юбка была сшита из ситцевых лоскутков, каждый из них привносил собственную пестроту в удивительную причудливость целого. Под дубленкой Анаис переливалась всеми цветами радуги начиная со снежной белизны своих бедер. Монгольские кочевники принесли на авеню Анри-Мартен редкие ткани Самарканда и драгоценные ковры Испагана, не созданные для молитвы.
Накануне Анаис поужинала в Бельвиле у незнакомых людей; затем приятель, который ее туда привез, поехал с другом к нему домой, а за ней не вернулся. Она нашла парня, который взял ее с собой, но тот сначала захотел заехать к своим друзьям. Он пообещал, что потом подбросит ее на авеню Анри-Мартен. К трем часам парень был так пьян, что она договорилась с другим обладателем авто, который привез ее прямо к себе.
Она была в том возрасте, когда бессонные ночи возбуждают аппетит. Когда она удостоверилась, что ее Патрика или Патриса нигде в квартире нет, я отвел ее на кухню. Жером пытался проснуться, уткнувшись носом в чашку черного кофе, который только что себе сварил, решив либо выпить его, либо утонуть. Приход Анаис вернул его к жизни. Он вскочил, ровной походкой дошел до холодильника и достал оттуда пачку масла. Он инстинктивно угадывал, чего хочется девушкам, о чем они мечтают, а в тот момент Анаис мечтала о бутерброде.
А мне пора было бежать в Сорбонну, заметил он мне. Если это было нужно для успеха его предприятий, он лучше меня помнил мой распорядок дня. Пока я просовывал руки в рукава пальто, Анаис умяла бутерброд. Дела у обоих шли как по маслу. Они были созданы, чтобы поладить. А я методично ходил на лекции светил философии. Все в свое время и всему свое время, думал я. Но именно так и время, и «всё» проходит мимо. И пока знаменитый метафизик блистал своими парадоксами перед тремя сотнями студентов, начисто выметая Сорбонну, словно палубу военного корабля, я думал о голубых глазах Анаис, на мгновение мелькнувших из-под челки, пылающей хной. Конечно, я подумал о них слишком поздно.