Впервые на русском языке! Выдающийся дебют! Роман, который обещает стать классикой молодежного метафизического реализма. Потрясающая, оригинальная история, способная перевернуть сознание.
Для того чтобы исполнить любое желание достаточно обратиться к гекамисту, колдуну, умеющему накладывать заклинания. За умеренную плату конечно же. Но у каждого желания есть особая цена и побочные эффекты. А при использовании нескольких заклятий нежелательные действия многократно усиливаются, так что будьте осторожны.
Чтобы забыть своего погибшего в автокатастрофе парня, Ари отправляется к местной гекамистке. Девушка решает навсегда стереть все воспоминания о бывшем возлюбленном. Однако побочные действия настигают ее. Ари старается найти способ все исправить, но уже слишком поздно. Использовав заклинание в первый раз, она запускает целый ряд нежелательных эффектов, которые оказывают действие на ее друзей и близких.
ЧАСТЬ I
ГЕКАМИСТЫ
1
Ари
Пять дней спустя
В обветшалом жилом комплексе за средней школой живет гекамистка. Это каждый знает. Куча народу на протяжении многих лет пользовалась ее заклинаниями, чтобы сжульничать в учебе, или стать красивее, или получить ауру везунчика. Но только не я. Единственное заклинание, которым я когда-либо воспользовалась, было делом рук гекамистки из Бостона. Это случилось около десяти лет назад. Я помню ее стерильный офис и кусочек сухого тоста, лежащий передо мной на тарелке. Помню, что плакала навзрыд и едва смогла проглотить хлеб.
Однако это возымело эффект — я прекратила плакать, и вот теперь я здесь.
Эта гекамистка работает прямо у себя на кухне. Занавески дешевенькие, на потолке потеки, правда, вокруг чисто. Сама гекамистка в рваном халате. Она предлагает мне чашку чая, и я говорю «да», хотя прекрасно знаю, что не стоит принимать еду или питье от незнакомого человека, тем более от гекамиста. Но отказаться вроде бы неудобно.
Левое запястье болит — внутри, где-то под мышцами и костью. Мой побочный эффект. Я стискиваю запястье под столом здоровой рукой.
2
Кей
Пятью месяцами ранее
Большинство людей, думая о Кейп-Коде, представляют пляжи и прогулки на яхтах, песок и солнце, родных и друзей, поедающих мороженое и играющих в волейбол. И четыре или пять месяцев в году все действительно так. Туристы заполняют городки, отели, рестораны и пляжи. Светит солнце и шумит прибой, и у нас есть смысл существования.
Но в середине января все не так. Отели и сдающиеся в аренду апартаменты пусты. Холодно. Пляж больше походит не на пляж, а скорее на край земли, и повсюду океан, заключающий нас в кольцо. Кейп-Код — это остров, вы же знаете. Два моста впускают и выпускают нас отсюда, но большую часть времени мы в ловушке, заперты на узенькой полоске суши, которую никто не стал бы искать, в полном одиночестве. Ветреное, плоское, коричневое, и желтое, и серое небо напоминает землю.
В ранних январских сумерках Диана, Ари и я отмечали праздник. Я стащила бутылку «Грей Гус» из тайника моей сестры Мины, и теперь мы чокались друг с другом, дрожа на ветру. Дорогу покрывал слой мелкой снежной крупы и мертвой листвы. Мы поскальзывались на ней в своих кроссовках, смеялись и хватались друг за друга.
— За Нью-Йорк! — сказала Диана Ари.
3
Маркос
Днем ранее
Это была горячая штучка. Таких обычно замечаешь краем глаза. Темные волосы и глаза — увидишь мельком, и вот уже хочется обернуться и посмотреть вслед. Но стоило мне поддаться порыву и посмотреть на девушку чуть более пристально, как я тут же ее узнал. Дочь гекамистки.
Старая гекамистка регулярно заходила в бакалейную лавку, принадлежащую моей семье. Иногда девушка приходила вместе с ней, шла позади, подозрительно поглядывая на окружающих. Она всегда подводила глаза черной подводкой и носила черное пальто с множеством пуговиц. При ходьбе полы его развевались и хлопали ее по бедрам. Короткие черные волосы девушки пребывали в художественном беспорядке.
С того места, где я стоял в первый раз, было видно, как она проходила мимо отбеливателей. Она была горячей штучкой, но у кого хватило бы времени и сил ухаживать за дочерью гекамистки? Пришлось бы постоянно быть начеку и особенно пристально следить за едой. Кроме того, в школе имелась сотня других не-дочерей-гекамисток, чья привлекательность была не столь… опасной. Одно могу сказать точно, я подошел к ней вовсе не из-за этого. Мои причины были абсолютно альтруистическими. Ну, в основном.
Уин выскочил после практики как ошпаренный. «Завтра вечером!» — крикнул я, но он лишь едва махнул рукой на прощание. На правах лучшего друга я закрепил за собой все его четверговые вечера. Мы встречались, даже если он чувствовал себя обессиленным или хандрил.
ЧАСТЬ II
ПОБОЧНЫЕ ЭФФЕКТЫ
4
Уин
Мое любимое воспоминание об Ари — это танец. И неудивительно. Не просто одно из ее выступлений, прекрасных и сложных, скульптурно вылепленных, а танец на выпускном балу. Мы встречались уже несколько месяцев, и она мне нравилась — это я понимал, — даже очень нравилась, но выпускной бал изменил все.
Все начиналось не слишком многообещающе. Костюм, найденный мамой в «Гудвилле», и самодельный букетик на корсаж платья, который моя сестра Кара сделала для Ари из розочек с соседского куста. Все это заставляло меня чувствовать себя каким-то самозванцем, мошенником, пытающимся с помощью лжи проложить себя путь в чужую жизнь. Я приписывал свое состояние черному облаку, которое накрыло меня в спортзале, однако правда была в том, что в этом облаке я пребывал уже несколько дней, а может, и недель.
(Может, даже всю жизнь. Сколько себя помню, на меня всегда давил какой-то тяжелый груз. Иногда он лишь слегка оттягивал чашу весов, а в другие дни оказывался тяжел, словно мешки с песком. Начало того дня было как раз «песочным».)
То, что Ари была моей девушкой, не помогало. Именно это казалось самым большим жульничеством в мире. Она была такая прекрасная, и талантливая, и сильная, и бла-бла-бла. Все это должно было бы меня в ней привлекать, но теперь, когда мы были вместе, напротив, удерживало на расстоянии. Я был обычнее обычного во всех смыслах. Я играл за шорт-стопа
[1]
(сносно) и на трубе (отвратительно). У меня имелись сестра и мать, которых я любил, хорошие отметки в школе и верные друзья. Но Ари была исключительной. Одна из лучших балерин страны. С трагическим прошлым. Яркая, точно часть шедевра, над которым художник трудился весь день, чтобы в конце торопливо намалевать меня где-то в уголке.
В тот знаменательный вечер, едва войдя в спортзал, Ари отыскала своих подруг и пошла танцевать. Маркос и я стояли в углу, передавая друг другу фляжку, прихваченную им на праздник.
5
Ури
Все не уставали напоминать мне, как сильно я любила Уина. Тетя Джесс, Диана. Даже я сама: эту записку я нашла под подушкой. Иногда мне даже казалось, что я начинаю ощущать отголосок этого чувства. Как если бы однажды я проснулась и вновь почувствовала тоску. Словно тоска была вирусом, а мое противоядие — временным.
Записка. Хорошо хоть, я догадалась ее написать.
Я проснулась утром в пятницу — первую пятницу июня, как раз, когда закончились занятия в школе. Запястье болело — частично из-за побочного эффекта, частично из-за того, что я спала, засунув руку под подушку с зажатым в ней листком бумаги. Я перечитывала записку снова и снова. Она была написана на вырванном из журнала листке. Я узнала почерк — мой собственный — и, если сильно сосредоточиться, могла даже вспомнить слова записки. Однако воспоминание было странным, словно я наблюдала за происходящим со стороны, а не прожила эти события лично. Я могла припомнить, как водила ручкой по странице, но не то, о чем в том момент думала.
Уин. Уин Тиллман. Уин, Уин, Уин…
6
Маркос
Братья привезли меня в церковь на похороны Уина. Посадили на скамью. Расположились по краям, как полузащитники. Словно чертовы агенты секретной службы в черных костюмах. Я не помнил похороны отца, но было заметно, что братья помнили и сравнивали, обменивались грустными понимающими взглядами. Это было их общее горе. Горе, которое они пережили вместе. Их тупой кружок, в который я никогда не смог бы вступить. Это был мой друг. И это был день Уина, а не отца. Мои мучения, а не их.
Я поднял глаза к потолку. Деревянные балки. Солнечный свет. Белый баннер в углу. Я посмотрел на свои ноги. Черные туфли. Черные шнурки. Серый ковер. Я посмотрел на свои руки. Порезы. Ссадины. Засохшая кровь вокруг полудюжины лейкопластырей, которые мама успела наклеить до того, как я рявкнул на нее, чтобы прекратила. Я поранился вчера вечером о полусгнивший скворечник на заднем дворе. Мои руки сжались в кулаки, вот и все.
Прямо посередине комнаты стоял белый гроб. Мне даже не нужно было смотреть, чтобы понять, что он там.
Я слышал, как пастор прочистил горло, и понимал, что если услышу хоть слово из того, что говорит этот самодовольный хрен, который ни разу не беседовал с Уином и знал его лишь по фотографиям, обрамлявшим пределы храма и напечатанным в конце каждой программки (ксерокопии лежали на коленях у всех присутствующих), то начну кричать и уже не смогу остановиться.
Я оттолкнул с пути Кэла, который даже не пытался меня остановить, и маму, которая попыталась схватить меня за руку, но безуспешно. И побежал мимо гроба прямо к выходу, но внутрь входили люди, толпы, вереницы людей, а снаружи было солнце, и лето, прекрасный июньский выходной день, первый летний уик-энд. Вот ведь хреново офигительное чудо. Я развернулся, не доходя до двери, и зашел в кладовую, заваленную транспарантами и баннерами. Я уткнулся в ткань так, чтобы ничего не видеть, и заговорил сам с собой.
7
Кей
Я сидела в ряду за моими лучшими подругами, недалеко от выхода из церкви. Ари безучастно смотрела на людей, которые обнимали ее снова и снова, а Диана рыдала так сильно, что не могла говорить. Я держалась поблизости, ожидая, когда смогу чем-то помочь.
Мне нравился Уин. Он был тихим и милым, всегда кивал мне при встрече и спрашивал, как дела. Если мы гуляли все вместе, что случалось довольно редко, поддерживал со мной разговор. Ничего особенного, но и это кое-что значило.
Плюс большое значение имело то, что без него подруг у меня так никогда бы и не появилось. Если бы Ари не проводила все время с Уином, Диана никогда бы не осталась одна и не позвала меня. Я всегда была благодарна ему за это.
Его смерть на прошлой неделе ошеломила меня. При мысли о том, что он ушел навсегда и уже никогда не вернется, меня накрывало черными крыльями страха. Я не испытывала этого чувства с тех пор, как моя сестра Мина уехала в кругосветное путешествие, а я не смогла этому помешать. За годы болезни сестры я ожидала чего-то подобного не один раз: огромная темная птица могла схватить сестру в когти, и та исчезла бы навсегда. Я множество раз представляла себя на похоронах Мины, причем настолько реалистично, что, сидя за Дианой и Ари в церкви на похоронах Уина, ощущала чувство дежавю.
На самом деле это были мои первые похороны в жизни. Мине стало лучше, и она уехала. Теперь она вернулась на лето, но я больше не могла выносить ее вида.
8
Ари
Выглядеть подавленной и больной, испытывать чувство потери чего-то важного на похоронах было несложно. Никто не смог бы догадаться, что я оплакиваю танцы, а вовсе не Уина.
Если бы они смогли проникнуть под маску скорби, то увидели бы за красными от слез глазами, как я прыгаю и кружусь вместе с остальными танцорами в элегантно-романтичном па-де-де,
[9]
полупрозрачная и мерцающая, точно призрак, во время сольного выхода. Они увидели бы, как я снова и снова повторяю движение после того немыслимого, непостижимого провала в танцевальном классе. Они могли бы увидеть, как я ощупываю все мускулы, один за другим, понимая, что по-настоящему не владею ни одним из них.
Но они не могли заглянуть в мои мысли, поэтому я позволила им думать, что горюю об Уине. Смошенничала.
Сначала мне показалось, что нужно рассказать Диане и Джесс правду о заклинании, но потом случилось то падение в классе. Когда я вернулась домой, Джесс оторвалась от книжки и спросила, как все прошло.
— Хорошо, — ответила я. Прошлые занятия бывали и болезненными, и радостными, и изнурительными, и скучными, но по сути своей всегда хорошими.