К не очень старому, но, похожему на большой сарай, зданию вокзала стекались группы людей.

— Скоро поезд, — будто размышляя вслух, осторожно заметил Дмитрий.

— Не суетись, — коротко отрезал Борис, безошибочно уловив настроение попутчика.

Дмитрий нервно прошёлся, но, встретив взгляд Бориса, вновь сел на траву.

В маленький тюремный храм Борис пришёл без веры, но с ощущением гнетущей тоски и безысходности. Он стоял у входа, прислонившись к дверному косяку и, сложив руки на груди, наблюдал за священником и десятком с лишним осуждённых.

Стоявший с другой стороны от двери, офицер подошёл к Борису и тихо сделал какое-то замечание, но, встретив пронзающий злобный взгляд, вернулся обратно, пообещав о чём-то доложить начальству.

Борис оставался неподвижным и тогда, когда люди направились к выходу. Офицер грубо подтолкнул Бориса, однако подошедший священник отвлёк его. Завязался разговор, из которого, слышавший почти всё, Борис понял, что храм недостроен и нужны добровольцы вместо, недавно освободившихся, строителей. Информация эта зависла в опустевшем разуме Бориса. Мыслей не было. Он куда-то шёл вместе со всеми, с кем-то столкнулся, от кого-то получил несколько ударов, автоматически ответил; кого-то унесли.

Оказавшись в кабинете начальства, Борис долго тупо стоял, совершенно не воспринимая то, что ему говорили, и вдруг, неожиданно для самого себя, попросился на строительство храма.

Дальнейшие дни показали, что священник был прав. Куда-то исчез Фока. Работой деловито руководил Сан Саныч.

Борис и Дмитрий выравнивали площадку перед храмом, когда подошёл Пётр и позвал Бориса с собой.

— Фока руку лечит. Несколько дней отдохнём от него. Ну а когда появится, — старайся держаться от него подальше… Я хотя «лапши» ему и «навешал», будто ты из «крутых» и со связями, но не могу предугадать, что в нём возьмёт верх: трусость или подлость.

— Сам-то зачем с ним связался?

Несколько дней Борис больше читал чем работал. Семёнов не возражал; лишь изредка он просил Бориса о помощи, но обязательно трижды в день вовлекал его в короткие тренировки.

Однажды Пётр пришёл с большим опозданием и долго мрачно сидел, прислонившись спиной к стене.

— Что-то случилось? — не выдержал Борис.

— Что-то намечается. Похоже, что завтра на лесопилку погонят.

Оглядывая окрестности с колокольни, Борис заметил, что в восточном направлении не видны тюремные постройки; зелёные кроны деревьев надёжно укрыли от взгляда забор, за которым раскинулись, покрытые лесом, холмы.

На колокольню поднялся отец Николай.

— Хороший вид отсюда открывается.

— Хороший, — согласился Борис.

Не обращая внимания на темноту, Алексей размеренно бежал привычным путём, обгоняя редких прохожих. Заметив издали в свете фонаря Катю, он, тем не менее, позволил ей себя «напугать».

Девушка уверенно вцепилась в руку Алексея и, взглянув в его глаза, спросила:

— Испугался?!

— А если бы в темноте перепутала и напала бы на кого-то другого?

Вечером того же дня Алексей отправился на тренировку в клуб «Кимэ». Много раз он замечал, что тренировки будто очищают его после рабочего дня; гнетущая психологическая атмосфера училища вытеснялась из его сознания спокойной и доброжелательной атмосферой зала. На этот раз всё было не так.

Переодевшись, Алексей сел и задумался, вновь пытаясь осмыслить всё, что с ним происходит: «Из шараги, того глядишь, турнут… С Борисом что-то не то творится… Кошку твари прессуют по чём зря…» — мысли мелькали почти самопроизвольно, всё больше угнетая Алексея.

Вошёл Брусятин, осмотревшись, расплылся в улыбке и направился к Алексею, протягивая руку для приветствия. Отстраняясь, Алексей поднялся со скамейки, обошёл Стаса, не здороваясь, и направился в зал. Наработанные годами, стереотипы многократно избавляли его от необходимости задумываться над выбором упражнений. Алексей начал самостоятельную разминку.

— Волч, а Волч!.. В темноте меня узнаёшь, а тут прошёл и не заметил, — раздался совсем рядом голос Кати.

После тренировки, выйдя из клуба вместе с Катей, Алексей начал рассказывать о событиях дня, но Катя остановила его:

— Подожди… Ты зачем позволил Лариске холуйский кодекс скопировать? Над ним сегодня все, кому не лень, потешались… Выгонят ведь, — дождёшься.

— Думаю, что это — в любом случае — всего лишь вопрос времени: как только представится возможность, — обязательно выгонят или хотя бы пакость какую-нибудь сделают в очередной раз. Выговор на пустом месте уже объявляли по доносу моей бывшей; хотя, других — и за реальные проступки не наказывают, если те директору угождают, холуйствуют всячески.

— Как это «по доносу»?.. А при чём тут твоя бывшая?

Подходил к завершению очередной рабочий день Алексея; оставалось лишь дочитать последнюю лекцию. Произнося почти автоматически хорошо знакомый текст, в мыслях своих он был уже далеко.

— Вас тоже уже успели «задолбать» сегодня? — вдруг спросила Лариса.

— Нет… Сегодня — не успели… Забыли, наверное… А с чего ты это взяла, что «задолбали»?

— Вроде, видно по вам.

Будучи не в состоянии заниматься чем-то другим, Алексей обдумывал предстоящий разговор с Борисом. «Скатиться по наклонной плоскости можно очень быстро, — рассуждал он, — однако нельзя же его отчитать как школьника; нет, надо лишь слегка поддержать, а для начала — попробовать разобраться».

Когда вечером пришёл Борис, Алексей засыпал его вопросами. Борис отвечал уклончиво и сдержанно, а потом вдруг как бы подвёл общий итог:

— Короче, во всём — «облом», Лёха… Не знаю, что делать… На заводе одна «пьянь» осталась, да старики… Да, кстати, молодой один появился, — из вашего училища выгнали, — Ванька Емельянов.

— Знаю, знаю, — тут же вспомнил Алексей. — Он чуть больше года проучился еле-еле, «двоек» нахватал, — его и выгнали; теперь, вероятно, пропадёт.

Юго-западная окраина города уткнулась множеством частных домов деревенского типа в поросшую лесом возвышенность. Узенькая речушка, покрытая льдом, местами ещё журчала по камням и убегала вглубь города, где превращалась в зловонную сточную канаву. Чудом сохранившиеся на склоне, родники притягивали к себе любителей чистой воды.

Тимофей вышел с двумя вёдрами за ворота и размеренно побежал по, протоптанной в снегу, тропинке туда, где уже набирали воду двое подростков. Увидев Тимофея, подросток, казавшийся постарше, отстранил второго, поздоровался, потом отодвинул вёдра и предложил:

— Тимофей Сергеевич, набирайте.

— Нет, нет; я подожду, — ответил Тимофей и поставил вёдра. — Я не спешу; а вам, наверное, ещё уроки делать.

Он часто вспоминал, как «обнаружил» себя в больничной палате разбитым и беспомощным, не узнающим окружающих, почти не помнящим своего прошлого. Ещё совсем недавно ему хотелось вычеркнуть из памяти этот период своей жизни, теперь же он всеми силами старался убедить себя в том, что должен был «опуститься до самого дна лишь для того, чтоб оттолкнуться от него». Вышедший из больницы со второй группой инвалидности, со множеством ограничений и назначений, с плохим прогнозом на уже ближайшее будущее, он за несколько недель сумел выстроить индивидуальную систему самовосстановления и адаптации. Отказавшись по совету Алексея от анальгетиков, Тимофей ежедневно прорабатывал всё тело через боль и, как это называл Алексей, «в обход боли», загружая мышечные пучки рядом с повреждёнными местами, придумывал собственные специфические упражнения для достижения множества конкретных целей.

Сделав несколько упражнений, Тимофей снял футболку и вышел на крыльцо. Положительное воздействие на сосуды от чередования тепла и холода было для Тимофея на столько очевидно, что вызывало у него сдержанный восторг. С наступлением холодов он почти полностью избавился от головных болей и головокружения, существенно улучшил зрение. Гимнастику для глаз он периодически подключал к другим упражнениям.

Закончив комплекс, состоящий из махов ногами и простукивания некоторых частей тела, Тимофей немного замёрз, а потому направился обратно в дом, где сразу принялся отжиматься от пола на кулаках с опорой ногами на, прислонённую к печке, лестницу. Основательно себя измотав, Тимофей встал, прикрыл глаза и постарался максимально расслабиться, однако уже через несколько секунд перешёл из кухни в юго-западную комнату и осторожно потянулся к, установленной сразу за дверным проёмом, перекладине, стараясь контролировать болезненные ощущения в грудном и поясничном отделах позвоночника и сохранять мышечную защиту. Объединяя волевые усилия и детальный самоконтроль, он подтягивался до полного отказа мышц рук, затем выполнил несколько коротких движений за счёт мышц плечевого пояса, так же до отказа повторял подъёмы ног вперёд и назад. Прогрев таким образом всё тело, Тимофей вновь отправился на крыльцо продолжать махи ногами, объединённые с набивкой тела и упражнениями для глаз.

На противоположной стороне двора Катя и Алексей донимали Фрэда. Увидев Тимофея, Катя приветственно помахала ему рукой; Тимофей кивнул в ответ и продолжил свои упражнения.

Тимофей и Алексей, проработав всё, что было намечено, строили новые планы.

— А про Катю что думаешь? — поинтересовался Алексей.

— Только то, что она, похоже, опять сбежала к бабушке.

— Что её туда тянет? — задумчиво произнёс Алексей. — Надо будет спросить у неё потом… А стиль её «кошачий» лично мне нравится, хотя чего-то, вроде, и не хватает.

Уходя от Зои Ивановны, Катя вспомнила про Фрэда и тихо спросила:

— Зверюка, ты здесь?

Сориентировавшись по едва слышному урчанию, Катя нащупала в темноте пса, но, услышав скрип двери, ведущей в кухню, обернулась. На пороге стоял Алексей.

— Вот ты где, — сказал он, прислонившись к косяку, — со Звериком общаешься… А мы думали, что ты опять Зою Ивановну расспросами донимаешь.

Уходя, Катя и Алексей встретили на крыльце Зою Ивановну, попрощались, посочувствовали Фрэду.

— Вроде, похолодало, — заметила Катя.

— Я не чувствую — не остыл ещё после тренировки; Тимофей загонял меня сегодня.

— Ну вот, а сам — ещё за йогу взялся.

Шла вторая половина декабря. С каждым днём в училище нарастала суета и нервозность. Не желая участвовать в каких-либо мероприятиях, Катя старалась держаться в стороне от остальных студентов, помогало это не долго; выслушав требования «коллектива» и назвав «коллектив» стадом, она направилась в кабинет к Алексею.

— Привет… Занят чем-то?

— Привет… Как обычно, — Алексей указал обеими руками на, разложенные по всему столу, бумаги.

— Прикинь: я сейчас «должна» быть на репетиции для участия в каком-то дурацком спектакле!.. Опять директор какую-то показуху хочет устроить.

В зале полным ходом шли приготовления к празднику.

— Вот сценарии, — сказала Анна, подавая Кате потрёпанную тетрадь, — просмотри быстренько, ознакомься хотя бы в общих чертах.

Вскоре подошла Татьяна, затем две Лены втолкнули в зал упирающегося Михаила.

Катя поглядывала по сторонам, но продолжала читать.

Никогда ещё репетиции в училище не проходили так активно. Даже те, кого раньше Носова сгоняла криком и угрозами, — приходили сами, проявляли инициативу, задерживались в училище до самого вечера.

— Слышал бы ты, как нас вчера Авоськина хвалила за усердие в репетициях! — рассказывала Катя Алексею, встретив его как-то по пути в училище.

— То-то ты и в кабинет ко мне последнее время не заходишь… Странно. Раньше студенты старались от подобных репетиций отделаться любыми способами.

— Мы же без Носовой репетируем!

Встретившись на репетиции с Ларисой, Катя спросила:

— У тебя, случайно, с Джулькиным начальником контакты не сохранились?

— Могу позвонить, если надо. А что?

— А то, что на роль волка вполне подойдёт Джулька; она же — учёная.

Заучивая роль, Катя ходила по залу из стороны в сторону, то и дело поглядывая на Юлю, которая раздражала её, брякая попусту на гитаре. Сбившись в очередной раз, Катя отобрала у Юли гитару и, забравшись на стол, попыталась сыграть нужную мелодию.

Продолжая сидеть с приподнятыми руками, будто держа отсутствующий инструмент, Юля, хлопая ресницами, уставилась на Катю. Катя тем временем уже старательно выводила:

…И звери, которые — мявкалки,

И звери, которые — гавкалки…