М.: Издательство «Огонёк», 1925

В логове генеральши ковчег Ноев: всего по паре. Мух две: синяя, шпанская, безработная, и чёрная, обыкновенная, трудовая; паук и паучиха в гамаках по разным углам, оба на труде фамильном; столов — два, диванов — тоже два; всего по два — из уплотнённого особняка семикомнатного: ни встать, ни сесть.

Квартирантов вселяли: в 24. Генеральша в 24 в ковчег всё натаскала: лежит на диване, соль нюхает, ждёт. Святые темнолицые в углах нахмурились, ничему не помогают: по мученическому своему положению предлагают всё снести в жизни сей юдольной. А как снести, когда в доме барском, насиженном, мебель двигают, стену ломают, трубы от печурки выводят — устраиваются. Живуч человек — носит его перекати-полем из конца в конец, всё растеряет, от тифа к самому богу поднимется, высмотрит, что в жизни загробной, — принял пилюлю: на вселение ордер, вселился — и уже снова ростки пустил: мебелью обрастает, мандатами, пайками, детьми.

У особняка родового по Трубниковскому грузовик стопорил, дымил, выгружал: мебель, пожитки, мешки, — квартирант слева в столовой дубовой — спец важности чрезвычайной: инженер-всезнайка, и как Россию спасти — знает, но покуда молчит. Справа — сошка мелкая, советская: по части дезертирной служит, — кому, по правде если, охота на этом деле сидеть: одно беспокойство. Вот спец — это совсем другое: и по пайку, и по обхождению сразу видно: человек вежливый, не то что подрядчик какой сивый, — сам пришёл во френчике, руку подал: — Мадам, говорит, хоть ордер на вселение получил, но обижать не собираюсь отнюдь. Вижу — вы вдова, женщина беззащитная, беру на себя всё управление. Я сам от революции весьма перенёс.

Как сказал это, генеральша всплакнула, как лук в горшке к солнцу — к нему потянулась. Инженер был статный, красношеий, и по фамилии серьёзный — Цинцинатор. Цинцинатору в 10 лошадь казённую по путёвке: путёвка — бумажка нехитрая: можно и жену на кляче сивой, в чесотке, — к модистке свести, и наследника — малого Цинцинатора в первую ступень — суп есть, без ятя учиться, — и дальше свезёт кляча Цинцинатора — всезнайку, знающего и как Россию спасти, а покуда промышленность возрождающего: на пятом этаже, в кабинете за столом деловым, над которым: «Рукопожатия отменены». Конечно, оно только для платформы: для кого отменены — для просителя ледащего, унылого, с бумажонкой с лестницы на лестницу всползающего, дожидающегося, пока доедят барышни в мисочках кашицу, попудрят носики, посовещаются насчёт выдач, а для человека отменного, делового, всегда рукопожатие честное, трудовое: пожалуйте в креслице, двери прикроем, — курьерше: — Приём кончен, никого не пускать, — и коленка к коленке: вы на деле хорошем, и я не на плохом, будем друг другу полезны.

Сивая кляча вечером пайки везёт: и наркомпэтевский, и богдановский — кто Богданов, не знаю, а только дай бог здоровья, много позаботился. Опять прозодежда: хоть и сидит за столом, локти протирает, а полагается по высшей специальности: штаны кожаные и куртка кожаная. А в кожаной куртке никто пальцем не ткнёт, что буржуй, гиблое семя, а всякий сторонится, норовит уважение, оказать. Цинцинатор вечером приедет, печка клохчет, не то что «буржуйка» какая-нибудь, или «слониха», а чугунная, добротная, прежних времён. Прочим гражданам — мелкоте: по трудовой повинности — утром снег чистить, дрова пилить, с субботника на воскресник, а у Цинцинатора мандат во всю дверь: и насчёт обыска, и насчёт уплотнения, и насчёт повинности трудовой.