Сюжетная острота, напряженность коллизий, максимализм нравственных установок свойственны повести, рассказывающей о случае с группой геологов.
24 мая. Полдень
Слава Гусев
Вертолет завис над проплешиной между прибрежными кустами.
Сверху снег казался голубым, а тени от деревьев синели фиолетовой акварелью. Говорить и даже кричать теперь было бесполезно, не нужно, ни к чему, и Слава вышел из пилотской, устало сел у иллюминатора.
Два раза, надрывая глотку, он заставил вертолетчиков обойти триангуляционную вышку, пока окончательно не убедился сам, что они правы и что, кроме этой проплешины, ближе к вышке подходящей площадки нет.
Можно было, конечно, выбросить лестницу, спуститься по ней, но «можно» лишь теоретически – спуститься действительно можно, но лишь самим, огромные тюки с едой, палаткой, а главное – с приборами, никак не выгрузишь, не выбросишь, хотя внизу и снег. Этого не позволяла инструкция и прежде всего здравый смысл, а здравый смысл был для Славы главной инструкцией.
Он махнул рукой, вышел из пилотской и теперь разглядывал, как там, за иллюминатором, гнутся от ветра, который гонит лопасти, голые кусты в рыхлом, осевшем снегу, как тень вертолета, похожая на странного жука, отраженного на белом полотне экрана, медленно приближается к нему, как земля становится все ближе, ближе…