Весна 1965 года. Только что умер мой отец, и я, будучи студенткой Академии искусств, позировала для фотографий журналов мод, чтобы заплатить за курс рисунка и за маленькую квартирку на Слоан авеню в Челси, которую я снимала.

Я посещала музыкантов, непременно — фотографов и «художников-оформителей», которые разрисовывали футляры от пластинок и совершенно революционные платья. Нам нравилось чувствовать себя не похожими на других и иногда употреблять наркотики. Это было в моде.

Я осматривалась, ужасно скучая во время всех этих импровизированных вечеров у одного или другого художника, восседая на марокканских подушечках, мало разговаривая, поскольку музыка была слишком громкой, и держа в холеной руке плохо скрученную сигаретку с наркотиком, обжигавшую мои пальцы, покрытые кольцами. Густая челка, обязательная для богемных кругов 60-х годов, спадала на мои подведенные глаза, и,

Боже мой, какая я была тощая! Но все же я предпочитала не попадаться в разноцветную ловушку видений, спровоцированных ЛСД. Дух мой был и без того смутен, и любовный роман становился безысходным. Я была увлечена одним ирландским парнем с женским именем — Тара. Он был женат и к тому же (о горе!) был счастливым отцом двух очаровательных малышей.

Однажды в октябре я приехала в Париж, чтобы скрыться и от других, и от самой себя и… подружилась с директрисой агентства моделей, Катрин Арле. Она предложила мне представлять коллекции Пако Рабанна, попутно овладевая азами профессии. Я выучилась ходить, делать пируэты, надевать дорогое платье и делать макияж. Остальное пришло с практикой.

Эта встреча сбила меня с толку. До сих пор Тара был самым дорогим для меня человеком. Конечно, все, что со мной произошло, произошло совершенно случайно, но благодаря Дали передо мной приоткрылся целый мир, мир, который располагался где-то вне замкнутого пространства рок-музыки, наркотиков и моды, в котором я вращалась. Возвращаясь к Катрин Арле, чтобы пополнить свой кошелек, я то и дело перебирала в памяти обрывки вчерашнего разговора: я думала о видениях и галлюцинациях, в которых галлюциногеном становится искусство, ведь именно это хотел мне сказать Дали, заявив, что минеральная вода — его любимый наркотик; с недоумением вспоминала его странное заявление, что я лесбиянка, и его издевательские рассуждения о сексе. Он любит фиолетовый, цвет литургический и церемониальный, но он ненавидит котов, тогда как я их обожаю. Он рассказывал, как он их убивал в Кадакесе, когда от них просто некуда было деться. Он роялист, он обожает роскошь…

Вдруг я вспомнила, что в течение всего вечера мы не говорили о живописи. Я даже не попыталась дать ему понять, что в Лондоне я занимаюсь живописью и учусь в Академии искусств. Однако как же тогда мне узнать, кто его любимые художники и нравятся ли ему прерафаэлиты, которыми я так восхищалась в Тейт-галерее? Рисует ли он в Париже или только в Испании? Осмелюсь ли я спросить его об этом сегодня вечером?

Тара, казалось, не имел большого желания отправиться в отель «Мерис». Ему предстояла крайне неприятная беседа с адвокатом. Он хотел развестись и заставлял меня подписывать разные бумаги. Я это делала неохотно, но, чтобы получить опеку над своими двумя детьми, он должен был доказать неспособность к этому их матери. Я же была так влюблена в него, что готова была сделать все, что угодно, для его удовольствия.

В отеле «Мерис» портье привел нас на первый этаж, в 108-й номер, который занимали Дали с Галой. Там уже было полно народу: разодетые женщины, среди которых была одна миниатюрная особа с уморительным акцентом — ее звали Мафалда Дэвис, она занималась продажей картин Дали, конечно, Людовик XIV, близнецы, князь Русполи, необыкновенно вальяжный и любезный. Он непринужденно смеялся в ответ на остроты Дали.

Мы опять оказались «ряжеными», и Дали с гордостью представил нас своему двору, поскольку мы были его последним приобретением. Шампанское лилось рекой. Вокруг были цветы, много цветов, канделябры, лепной потолок, огромные зеркала. Да, Дали обожал роскошь и украшения. Когда мы выходили из номера, чтобы отправиться в ресторан, он сжал мою руку, втолкнул меня в лифт и прошипел мне на ухо: «Как только вы вошли в комнату, все присутствующие дамы на мгновение почувствовали себя устаревшими. Неужели вы этого не заметили? Они сверлили вас глазами, они обсуждали вашу короткую юбку, они были в бешенстве…»